Предвижу, что кто-то отмахнется от такого сценария, назвав его плодом больного воображения. Однако вспомним события осени прошлого года. Курс иены за одну неделю сентября 1999 года подскочил на 8%. Случайно ли, что одновременно менее чем за месяц цена на золото выросла почти на 70 долларов за тройскую унцию, то есть на 27,5%? И случайно ли, что вслед за этим последовало существенное падение котировок акций и курса доллара относительно всех основных мировых валют? На наш взгляд все эти вопросы чисто риторические. Ситуация была настолько серьезной, что глава ФРС Алан Гринспен предупредил банки о необходимости выделения дополнительных резервов для покрытия возможных убытков в случае обвала на фондовом рынке США.
СБРОС ПАРА
Так какими же мотивами руководствовались США, присоединяясь к коллективной акции центробанков развитых стран? Ответ может показаться парадоксальным: пойдя на участие в совместных валютных интервенциях, направленных на защиту евро, США фактически защищали доллар.
Приведу такую аналогию. Изучая кейнсианскую теорию макроэкономического регулирования, все студенты понимают, зачем надо стимулировать экономику во время кризиса. Но многие недоумевают: зачем надо сознательно сдерживать, тормозить экономику во время бума? Ответ прост: с печки падать больнее, чем с лавки, а с крыши — больнее, чем с печки. Ведь спад есть во многом порождение предшествовавшего ему подъема. В силу стихийного, неуправляемого сверху характера рыночных процессов во время бума происходит накопление многих эксцессов и дисбалансов. Чем они больше и глубже, тем сильнее будет последующий кризис.
Многое указывает на то, что благословив защиту евро в краткосрочном плане, Америка в действительности решала среднесрочную задачу обеспечения своей собственной финансовой стабильности.
Американцев вынудила присоединиться к компании защитников единой европейской валюты реальная угроза начала нового глобального экономического кризиса. Умеренное и плавное, а главное управляемое повышение курса евро — своего рода сброс пара через предохранительный клапан. Оно позволяет хоть немного выровнять рассмотренные выше гигантские перекосы, существующие в мировой экономике. В противном случае рано или поздно эти дисбалансы должны были неминуемо привести к обвальному резкому падению доллара и американских финансовых активов с непредсказуемыми и трудно контролируемыми последствиями и побочными эффектами, включая полномасштабную панику и острое кризисное развитие событий. Похоже американцы осознали, что ситуация стала угрожающей — сохранение status quo чревато срывом и последующей цепной реакцией, когда событиями нельзя станет управлять. Лучше контроль над ситуацией, чем "эффект домино", подобный событиям 1997-1998 гг.
Можно вздохнуть с облегчением — сбросом пара удалось предотвратить взрыв котла, в котором кипят мировые финансы. Но радоваться рано. Ведь в долгосрочном плане все предпосылки глобального кризиса сохраняются. И мировая экономика продолжает оставаться в кратере, временно спящего, но действующего вулкана.
Андрей Кобяков, кандидат экономических наук, специальный корреспондент журнала "Эксперт"
Борис Александров КОНЕЦ АЛЮМИНИЕВОЙ ВОЙНЫ (Контуры и следствия создания новой российской ТНК)
ОДНИМ ИЗ ХАРАКТЕРНЫХ признаков прошедшей ельцинской эпохи была чреда экономических войн самого различного масштаба, в ходе которых мелкие и крупные хищники растаскивали и делили внезапно оставшуюся бесхозной государственную собственность. В затянувшемся почти на десять лет хаосе успевал нажиться почти каждый более или менее упорный "бизнесмен". Если, конечно, выживал…
Российская алюминиевая промышленность оказалась одним из самых лакомых кусков советской экономики, и криминальные страсти вокруг этой отрасли кипели нешуточные. В знаменитых алюминиевых войнах начала с середины девяностых, разгоравшихся почти вокруг каждого завода или глиноземного комбината, трупы считали десятками, а то и сотнями.
Такая ситуация была, конечно, чрезвычайно выгодна зарубежным транснациональным корпорациям, получившим возможность диктовать собственные кабальные условия разобщенным производителям, управлявшимся зачастую не профессиональными менеджерами, а обычными бандитами, стремившимися поскорее "снять сливки".
Но ничто не вечно под луной. Новая эпоха, наступившая 31 декабря 1999 года, ознаменовалась серьезнейшими переменами, прежде всего именно в алюминиевой отрасли. За считанные месяцы возникала и стала развиваться огромными темпами российская компания, такой мощности, что составляет реальную конкуренцию мировому лидеру алюминиевой промышленности, концерну Alcoa. Правда, владельцы этой частной компании, люди которых называют "новыми государственными олигархами", — Абрамович и Дерипаска.
Масштабы их деятельности и тесные связи с властью позволяют сравнивать "Русский алюминий" с советским министерством, хотя очевидно, что различий между первым и вторым не меньше, чем моментов сходства.
ЗАМЫСЕЛ
Компания "Русский алюминий", в настоящий момент занимающая второе место в мире среди алюминиевых концернов как по производству, так и по капитализации, возникла почти одновременно со сменой власти в стране, и это, видимо, не случайность. Под ее вывеской оказались объединены активы, ранее принадлежавшие конкурентам по рынку. Сделка, приведшая к возникновению суперхолдинга, произвела настоящий скандал — особенно возбуждал журналистов и публику ореол тайны, возникший вокруг этой, вроде бы чисто коммерческой операции. Ведь свой бизнес объединили люди, еще недавно числившиеся "заклятыми врагами" — Олег Дерипаска и Роман Абрамович (Дерипаска открыто враждовал с TWG и Львом Черным, которому некоторое время помогал Березовский — партнер Абрамовича. Да и к самому Абрамовичу Дерипаска вроде бы имел претензии после скандала вокруг Братского и Красноярского алюминиевых заводов).
Эксперты не скупились на частенько взаимоисключающие гипотезы, и обыватели вскоре совсем перестали понимать, что, собственно, произошло и кто кого "кинул": то ли Дерипаска — Льва Черного, то ли Чубайс — Березовского, то ли Дерипаска — Чубайса, а Абрамович — Березовского, то ли все они вместе — остатки российской алюминиевой промышленности, то ли они плюнули в физиономию мировому финансовому капиталу и неожиданно для всех сами оказались, как выразился бы В.Зомбарт, представителями "национального промышленного капитала".
Однако в течение нескольких месяцев выяснилось, что у холдинга, как и у символической птицы на гербе нашей Родины, есть только две головы — Абрамович и Дерипаска. Чубайс же (незадолго до этого пытавшийся влиться в бизнес Дерипаски с печально знаменитым проектом слияния Саянского алюминиевого завода (СаАЗа) и Саяно-Шушенской ГЭС) весьма злобно выразил сомнение в долговечности этого образования. Говорят, что создание первой российской компании, с полным правом претендующей на звание транснациональной, началось очень обыденно — с того, что на переговорах по какому-то малозначительному поводу сошлись Олег Дерипаска, в течение пяти лет управлявший СаАЗом, и Роман Абрамович, который недавно получил в управление контрольные пакеты акций двух крупнейших в России алюминиевых производств — БрАЗа и КрАЗа. Тогда приобретение стоимостью в 500 млн. долларов для Абрамовича было, видимо, крупным, но всего лишь венчурным проектом, или, проще говоря, спекулятивной операцией с целью дальнейшей перепродажи. Все изменила его "историческая" встреча с Дерипаской.
По свидетельству очевидцев этого события, оба бизнесмена быстро нашли общий язык, решив, что проще договориться, чем продолжать бороться, и тут же после переговоров отдали распоряжения о подготовке документов о слиянии контролируемых ими алюминиевых активов.
Объединенный потенциал обеих групп оказался достаточным для того, чтобы относительно легко решить такие непростые задачи, как, например, расчистка завалов по договорам поставок сырья и сбыта алюминия на ранее оккупированном околокриминальными элементами КрАЗе (достаточно вспомнить хотя бы интенсивно пересаживаемого из одной тюрьмы в другую Анатолия Быкова), или достижение договоренности с контролировавшим в течение многих лет БрАЗ Юрием Шляйфштейном.
СТРАТЕГИЯ
Едва возникнув, юная алюминиевая империя получила и реализовала возможности выхода на новые рынки и диверсификации бизнеса. Это задача была особенно актуальна, поскольку немалая часть собственности компании (КрАЗ и БрАЗ) — ориентированы исключительно на производство и продажу первичного алюминия.
