В рутину погибели, хлада и тленья,
Мы ели с ладоней бесчувственных улиц,
Любили без повода и утоленья.
В пустой тишине, где гремели трамваи,
В подвалах, таивших чугунные топки,
Сложили мы жребии и караваи,
Связали свои - к отступленью - котомки.
Вставайте из праха единым порывом
Разбитым полком, отступающим в воздух,
Сейчас над Сенатской, над Финским заливом,
Над урной, где души в объятьях бескостных.
2012
ИЛЬЯ АВЕРБАХ
Кудрявый луч пробился на экран,
Удав искусства вполз Лаокооном,
Коробки фильма, выполняя план,
Как пассажиры, жались по вагонам.
Как стих александрийский
(он же - ямб),
Цезурой был разбит на свет и тени,
И вольтова дуга небесных ламп
Перегорала в чувстве и смятенье.
В убогом зале, в кресле, посреди
Приятелей и местного начальства,
Сидел и тот, кто плёнку засветил
И вместе с кинолентой сам кончался.
Ну вот и пролетел последний кадр,
И режиссёр запил свою таблетку,
Теперь он был никто, чужой кадавр,
Объятый пиджаком в глухую клетку.
Зажёгся свет, а он ушёл во мрак,
Фильм оказался моргом у больницы,
Прощай навек, докуривай табак,
Воскресни, друг, в конце своей Седмицы.
2012
НА УГЛУ
Пролетая "Красною стрелою"
В тамбуре под папиросный дым,
Если дверь вагонную открою -
Навсегда останусь молодым.
И опять под ленинградским небом
Буду ждать тебя на островах,
Никому не нужен и неведом,
Потерявшись в мыслях и следах.
В голубом плавучем ресторане
Снова мы закажем коньяка,
Город наш в мерцающем тумане
Будет наплывать издалека.
Эта ночь подскажет мне ошибку
Отреченья от твоей любви,
До утра мы будем слушать скрипку,
Холодеть на пролитой крови.
И пройдут бесследно эти годы,
Встретимся в отеле на углу,
Я искал забвенья и свободы,
Притязал на славу и хулу.
Что же? Ты совсем не изменилась,
Тот же самый безупречный взор,
Вот и окажи такую милость -
Памятный последний разговор.
2012
***
Последний свет январских сумерек,
Огонь вечерний наготове,
И выцветает дымный полумрак
В багровый цвет холодной крови.
И мелкий снег в знакомом дворике
Ещё замедленней и тише,
И тени падают, как промельки,
На безысходный край у крыши.
Там на проспекте буйство жаркое,
А здесь - затишье и отрада,
Но с городскою перепалкою
Делить мне ничего не надо.
Стоять. Глядеть в закат нечаянный,
Припоминая всё помалу,
Полуживое, беспечальное,
Что выпало или пропало.
Всё, что исчезло в море тусклого,
Оставив тёмную зарубку,
Что будет жить в душе без умысла
И тайно требовать побудку.
2012
СЭНДИ КОНРАД
Десять и девять, бегун стометровый
и лейтенант белгородской милиции,
Саша Кондратов - живой и здоровый,
как мне твои перечислить отличия?
Выученик формалистов и Проппа,
мистик числа и наследник Введенского,
что ты подскажешь мне нынче
из гроба,
гений, разведчик разброда вселенского?
Ты, почитавший и острова Пасхи
идолов, йогов конфигураций,
красивший крыши дворцов без опаски,
в сумке носивший свои декларации,
сдавший в запасник бурятского Будду,
Конрадом Сэнди себя называвший, -
всё пропущу, а тебя не забуду,
ты, пентаграммой себя повязавший.
Книжки строчивший
для "Гидроиздата",
трубки куритель, любитель пельменей,
нету таинственнее адресата -
азбука Морзе и ток переменный.
Ты, не закончивший дела-романа
"Здравствуй, мой ад!" и дошедший
до края,
живший в лазури на дне котлована,
смыслом погибели буйно играя.
Место нашедший в Казанском соборе,
после работы на Мойке и Невском,
ты, заявлявший в ночном разговоре:
"Буду я к Вечности вечным довеском".
Всё это сбудется, Саша Кондратов,
о, Сэнди Конрад, из дали, из праха,
из новолунья, из чёрных квадратов,
лучший из лучших, бегун-растеряха.
Время льётся молоком
ПОЭЗИЯ
Ирина СУРНИНА
Родилась на Алтае, в городе Рубцовске. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Стихи и проза печатались в "Литературной газете", журналах "Юность", "Нева", "Континент", "Урал", "Сибирские огни", "Наш современник", "Литературная учёба" и др. Лауреат премии им. Есенина. Член СП.
***
Я такая не подхожу?
В старой кофте,
с цветущей ангиной?
Похожу - и в окошко слежу
За зимою московскою длинной.
Всё могу перепутать, отстать,
Потеряться и просто забыться,
И певучие книги листать,
И сниться.
***
Кофе с утра
И весны золотой холодок.
В бедном лесу
Непривычно ещё и не сухо.
Только пройдёт
Торопливо с собакой ходок
Или навстречу
Смолчит недовольно старуха.
Только и радости:
Светлое всё, налегке!
Птица ко мне подлетит
И не станет дичиться.
А и пускай
Ничего не видать вдалеке.
Вдруг замереть
И на листья
По солнцу молиться.
***
Никаких журавлей -
перелёты ворон
и пустые, немые осины.
А навстречу асфальт
и растущий бетон
да вагоны, пропахшие псиной.
Но не просто пронять,
мы живём и живём,
по запястьям холодные капли.
И рябиновый дождь
пропадает живьём,
и себя нам не жалко ни капли.
После всхлипов и слов
свет особенно чист,
мы давно не хотим и не просим.
Где-то стынет Ока
и есенинский лист
улетает в открытую осень.
***
Короткое солнце
И крупные листья лещин
Светлеют на тающих ветках
Прозрачно и веще.
И так незаметны
Потёртые лица мужчин
И вспышки волос
Осенних, медлительных женщин.
По вялым дворам
Растерять половину себя,
По рынкам, больницам, собакам,
Обломкам цветений.
Дойти до дверей
И, в кармане ключи теребя,
Звонить и звонить
И в глазке обозначиться тенью.
***
Картошка выкопана, сложена.
Теплу - конец.
И в телевизор завороженно
Глядит отец.
И тянет в скважину замочную.
