И он, как отец, страстно захотел, чтобы два его парня выросли мужчинами в этом утомленном и расслабленном духом мире. Городская жизнь, в которой Олег по-прежнему преуспевает, стала все очевиднее казаться ему «сильно загримированной» — ведь в ней больше не естественного, а виртуального. Виртуальный мир воспитывает не личность, а исполнителя. А потому он убежден, что ради детей, ради развития их в личности, мы должны сохранить деревню как реальную жизнь на земле. Мы должны изменить отношение к труду в деревне на уровне государства и общества. Ведь у нас стало престижно быть банкиром, менеджером, массажистом, а не дояркой, скотницей, зоотехником. Произошло всеми видимое, как говорили в старину, «повреждение нравов». И если бы это касалось лишь духовно-моральной стороны дела!.. Не в последнюю очередь и в направляющей силе государства, в экономической политике. В могучем Китае реформы начались с села. В фермерской Франции успешно действует государственная политика «крестьянизации страны» (в прошлом году на село здесь вернулись 600 тысяч молодых горожан, им были созданы, прежде всего, экономические условия для жизни и профессионального роста).
«У нас же до недавних пор, — говорит Олег, — экономика была вся против нас: молоко стоило дешевле солярки. Извините, но получение литра солярки и литра молока — категорически разные по трудоемкости результаты. Мы не у трубы сидим — три года нужно растить корову и еще года два раздаивать. Все живое, настоящее, натуральное требует очень больших забот. Впрочем, и до сих пор всю прибыль получает переработчик. Я считаю, что нужен все-таки баланс в экономке не только интересов, но и труда. За восемь лет я не получил от государства ни копейки. Пусть мне не помогают, но тогда и не мешайте работать! Мне, например, нужна земля для развития хозяйства, чтобы оно стало рентабельным. У района она есть. Но я не кланяюсь низко главе администрации и ему, очевидно, поэтому лично неприятен. Вот и показывает чиновник мне свою власть, полагая себя солью земли русской».
Олег Подморин считает, что мы сами способны прокормить не только себя. Он видит будущее крестьянствования на земле так: это должны быть передовые агропоселения численностью до 150–200 человек, с жилым (удобным) и современным производственным секторами. Такую политику должно вести государство. Но и личные крестьянские хозяйства нужны, так как именно они способны очень быстро реагировать на требования рынка, подстраиваться под них. Если большое агрохозяйство имеет определенную специализацию, то его труднее развернуть на другой профиль. Тогда как личная, даже крупная ферма может в конъюнктуре рынка быстро перестроиться.
Хозяйство Олега сегодня намного больше, чем было у его прадедов. Если раньше для обработки десяти гектаров требовалось сто человек, то сегодня нужен один. Олег Подморин с пятнадцатью работниками обрабатывает землю, на которой прежде жило и кормилось пять тысяч человек.
Подморин также считает, что город в долгу перед деревней и уверен, что в будущем по этим долгам придется платить: если народ не будет знать, «зачем он живет на земле», если уйдет народная память о ней, как о священной земле предков, то город получит люмпенизированную массу, от которой и сам задохнется.
С другой стороны, развитие цивилизации только как городской неизбежно качнет маятник в другую сторону, и будет брошен лозунг «Назад к природе!» «Это обязательно случится, — говорит Подморин. — Не включайте, к примеру, в городе свет с неделю, и человек превратится в животное. Но такое никогда не случится с деревенским жителем. Он более независим, сам собой управляет и живет в воле своей. Городские — более ведомые по статусу, но ведь когда-то такое положение человек может и осознать. И тогда поселения с крестьянским укладом будут волей-неволей восстанавливаться. На земле легче растить детей, поэтому решать демографическую проблему без предоставления людям земли, я считаю, нереально. К тому же в деревенской среде отпадают очень многие соблазны города — одежда в деревне, например, более функциональна, обеспечивает естественные потребности, а не умственные «стадные» вожделения. Смотрю я на городских девчонок с голыми пупками даже зимой и думаю: милая, кого ты родишь? «Неведому зверюшку»»?
Мы сидим и беседуем в июльский вечер в обширном дворе крестьянского хозяйства Олега Подморина. Здесь «покой и воля» действительно заменяют нам счастье.
Сверкающий красками день завершался. И так казалось нам все просто и ясно — ну, сколько можно считать крестьянский труд презренным!? Где они, эти стимулы и приоритеты, зачем бежать из этой Божественной красоты и искать городского легкого хлеба? Сколько можно загонять человека от земли из одного эксперимента в другой эксперимент!? Жизнь народная, земельная, донная всегда шла по своим законам, по своему календарю. Здесь опасны были остановки и скорые переделки. И вот теперь…
Жизнь в русской деревне словно утратила движение и застыла в какой-то страшной гримасе. Иссушена и обескровлена…
Олег понимает мою грусть-печаль и снова твердит, что намерен жить на земле, что общение (здесь он шутит) с козлом Семеном — победителем областного конкурса — не променяет ни на что на свете. Подморин нарочно начинает рассказывать курьезные истории про Семена, говорит о разнице между коровами и козами, последних он сравнивает с тонко воспитанными женщинами.
Конечно, личный пример — самый убедительный. И я в Олеге вполне уверена: такого не сгонишь с земли запросто, ведь, по его признанию, СМИ на него не действуют, он крепок своей собственной силой. И снова, и снова повторяет свою главную мысль — нельзя детей лишать деревни, деревенского труда, со-радованию краскам природы, со-чувствия всему живому миру….
Сидит на крыльце своего дома, своего неприбыльного хозяйства… Сидит и смотрит в дали над красивейшим Зауломским озером вологодский однодум.
Сегодня трудно оставаться человеком
Еще недавно мы считали всерьез, что «Человек — это звучит гордо!» Еще недавно любили поспорить с фундаментальным принципом европейской философии, указывающей нам, что «Человек есть мера всех вещей». Сегодня картина тотально изменилась — человек откровенно изгоняется из искусства. Изгоняется из детских мультиков покемонами и прочими клонированными полулюдьми-полуживотными, изгоняется даже из кино. С актера берется компьютерное лекало, а дальше ему говорят: «Вы свободны!» Дальше уже компьютерные инженеры будут использовать его живой отпечаток в любом удобном визуальном плане, вплоть до виртуального.
Что сегодня реально можно противопоставить этому процессу? За что держаться молодому человеку, если ни один школьный курс не предлагает ему идеала и положительной программы — социальной, нравственной, культурной?
Издательство «Покров» и А.В.Бородина, написавшая учебник «Основы православной культуры», о. Андрей Кураев, также написавший свой учебник для школьного курса «Основы православной культуры» понимая «проблему детей», предложили именно культурный выход. Предложили узнать те базовые принципы, на которых вот уже более тысячи лет стоит отечественная культура. Уже, казалось бы, этот очевидный факт — потрясающей живучести, устойчивости в мире, где сто раз менялись правители и идеологии, приоритеты и представления, должен, по меньшей мере, вызвать уважение. Но нет. Идет активная борьба против учебника. А вернее сказать — против школьника, против наших с вами детей. Об учебнике нет резона рассказывать в данном случае подробно, так как ополчились то на него не по существу, то есть обсуждается не сам предмет, не качество ее, но всевозможные социальные, психологические, мировоззренческие «опасности».
Я никого ни в чем не хочу убеждать. Я хочу просто сравнить, что предлагает современная культура школьнику и что предлагает ему культура православная?
Во-первых, никакой учебник, естественно, не может научить человека верить в Бога. Авторы и не ставят перед собой такой цели. Учебник может научить уважать свою собственную культуру. Уважать, зная.
Современный школьник живет в достаточно примитивном культурном пространстве (музыка, кино, досуг — все направлено на поверхностное развлечение). В этом пространстве получить сведения о том, что культура — это труд современный школьник не может. Труд интеллектуальный, душевный, нравственный. Кроме того, если мы хотим получить только потребителя, избирателя и налогоплательщика, то, конечно, нам не нужны ни «Основы православной культуры», ни история вообще. Если мы хотим получить человека, шатаемого только ветрами моды, то, конечно, нам не нужны никакие «Основы». Все, высказывающие свои негативные мнения относительно преподавания данного предмета в школе, это борцы, в основном, «за права человека» (да еще не очень толковые и честные школьные учителя). Но скажем точнее — они борцы за отнятие у человека права быть историческим человеком. Пожалуйста, живи минутой дня, правдой секунды, но никак не в большом историческом времени, в котором единственном, и только в нем, человек может быть укоренен. В наиболее целостном виде этот большой исторический духовный опыт, безусловно, сохранен в лоне Православия. Это вообще та область нашей культуры и область нашей жизни, которая априори, и навсегда несет в себе только положительные устойчивые смыслы. Кто и чем может их заменить? Простым знанием истории их не заменишь хотя бы потому, что современные учебники истории не ориентированы на героя и героику. Государственной культурной политики у нас нет, нет даже никаких вообще общих приоритетов, общих установок.
