В результате капитал утекал за рубеж, отечественная экономика стагнировала или впадала в глубокий кризис. Вообще этот волнообразный процесс происходил в России, по крайней мере, двести лет, а то и больше, со времен буржуазных революций в Европе, а проследить его стадии легко на примере истории тех государственных механизмов, которые занимаются защитой внутреннего рынка – таможенной и пограничной служб. Их усиление сопровождается экономическим ростом, ослабление – ростом внешней торговли и стагнацией экономики.
Судьба российского частного капитализма в будущем зависит от того, удастся ли государству воспрепятствовать оттоку капитала за рубеж. (В этом отношении для нас представляет интерес опыт не тех западных стран, которые полностью открыты мировому рынку, а тех, которые несколько изолированы: Швеции, Швейцарии, Австрии.)
Строй, который сложился в России сегодня – это не капитализм. И вот почему. Капиталист стремится к увеличению всех видов капитала. То есть, чтобы рабочие побольше производили и при этом поменьше потребляли, и чтобы рабочих у него было побольше. А что происходит у нас? Рабочие практически не работают. Обрабатывающая промышленность и товарное сельское хозяйство стоят. Прибавочной стоимости не создается. Более того, «правящий класс» объективно заинтересован, чтобы население России вымерло поскорее и, по возможности, без скандала. Потому что население России конкурирует с «новыми русскими», потребляя теплоносители и выручку от их продажи в виде продовольствия.
Капиталовложений не происходит. Эксплуатация ресурсов пока еще возможна только благодаря советскому «заделу». Не вкладываются капиталы даже в разведку и разработку новых месторождений по той же самой причине, по которой не вкладывают другие капиталисты: освоение ресурсов на территории нашей страны в рамках мировой экономической системы невыгодно. И никакая амнистия на незаконно приобретенные капиталы не поможет вернуть их в страну, лишь их владельцы будут спать относительно спокойнее, и всё.
Причины «демократических» настроений у нас больше психологические, чем сознательные. Большинство населения России по складу характера не производители, а потребители, за всю жизнь им ни разу не пришлось задуматься, как продать продукт своего труда, если таковой у них даже был. В 70-е – 80-е годы практически все получали не зарплату, а, по сути, денежное содержание за выполнение служебных обязанностей.
С другой стороны, каждый гражданин СССР ходил в магазин и на рынок, и, зная свои потребности, умел выбрать наиболее экономичный вариант их удовлетворения.
Раз дешево – будем отовариваться на мировом рынке! Но на рынок надо идти с деньгами. Нам плохо продавать там, вот в чем дело!
Вот такое общество, состоящее только из таких людей, вышло на мировой рынок. Денег на первых порах было довольно много. Ведь запасы у Советского Союза были большие, а когда продаешь не свое, торговля идет хорошо и бойко.
У нас любят говорить, что Россия – неограниченный рынок сбыта. Но не надо путать свой аппетит со своей платежеспособностью. Чтобы что-нибудь купить, надо что-нибудь продать. Это даже кот Матроскин понимал. А что мы можем предложить? Первая группа: наши товары и услуги, экзотические для иностранцев. Здесь объем не очень велик, он примерно соответствует экспортным возможностям России XVII века, а кое в чем и сильно сократился. А если товар не экзотичен, то нам приходится при его экспорте конкурировать.
У нас есть туристические возможности. Но во всех развитых странах введен такой порядок: турфирма имеет право отправить своего гражданина за рубеж, только если обеспечила приезд иностранца. Поэтому по туризму мы сколько получим, столько и потратим.
Это все, по государственным масштабам, мелочи. Многое у нас недоиспользуется, но в пределах сотен миллионов долларов. А экспортируем мы ныне на 50 миллиардов!
Так давайте и посмотрим, ориентируясь на сложившуюся структуру экспорта, сколько можно продавать, отняв от нынешнего экспорта то, что нельзя продавать ни в коем случае.
Экспортные товары, дающие свыше $500 млн. ежегодно
Основа нашего экспорта – энергоресурсы: нефть, нефтепродукты, газ. В последние годы мы продаем их примерно на двадцать-тридцать млрд. долларов в год. Но мы – самая холодная страна мира. Поэтому экспорт не возобновляемых энергоресурсов (электричество, нефть, газ, уран) должен быть прекращен. Мы могли бы экспортировать энергию возобновляемых источников – гидро– и ветростанций, если бы ее нам хватало. Увы, это лишь 17% от потребляемой энергии, остальное мы дожигаем газом и нефтью.
На зиму крестьянскому двору нужно хотя бы 20 кубов дров. Но ведь нужна и деловая древесина. А ежегодный прирост древесины всего порядка 4 кубометров на человека в год. И, главное, почти весь прирост древесины – в Сибири.
Кроме того, надо учитывать долю энергии в стоимости произведенной продукции, и те виды, которые состоят, в основном, из энергии, продавать нельзя. Их не надо и производить в излишнем количестве, чтобы поберечь энергоресурсы.
С учетом этого наш экспорт, в случае проведения разумной экспортной политики, будет в пределах 15 млрд. долл., что, кстати, значит, что с долгами мы расквитаемся, в лучшем случае, через два десятка лет, если ничего не будем импортировать.
Получается, что экспортировать мы можем лес и лесоматериалы, рыбу и рыбопродукты, машины и оборудование, меха и лосиные шкуры. Увы, как на грех, к настоящему времени производство бумаги у нас скуплено иностранцами, рыболовный флот приватизирован, лес вырублен, а лосей перебили голодные браконьеры.
На пути от исходного, первобытного сырья к готовому изделию лежит несколько этапов обработки, количество которых зависит от сложности изделия. Обработка происходит на разных производствах, и они могут быть даже разнесены географически.
Ранее мы уже выяснили, что любая технологическая операция в нашей стране обходится существенно дороже, чем в среднем в мире. И это превышение накапливается по стадиям технологического процесса, а их в среднем 5 – 6. То есть, чем сложнее продукт, тем труднее ему конкурировать на мировом рынке. Экономить приходится на зарплате (например, не платить ее) и, самое неприятное, на амортизации.
Вот именно поэтому и складывается, вообще говоря, та сырьевая ориентация российского экспорта, которую ставят в вину то Брежневу, то Ельцину. Сама жизнь быстро объясняет экспортерам, что вывозить лучше сырье, а не готовую продукцию. Меньше потери. С точки зрения простой «эффективности» нам выгоднее продукцию, прошедшую меньшее количество этапов обработки, менять в мировой экономике на высокотехнологичную, а не наоборот. Экспортируя автомашины, мы, вместо прибыли, на самом деле разоряемся, хотя автостроители и продавцы богатеют. Но при этом, пытаясь добиться «эффективности» и продавая сырье, мы не используем ценнейший ресурс – рабочую силу. Наше население остается без работы!
Нельзя продавать уникальные технологии – мы себе сразу все концы обрубаем. Эти технологии, примененные в другой стране, дадут более дешевую продукцию, с которой мы будем тягаться, только неся тяжелые потери.
И покупать технологии только с целью развивать экспортное производство – тоже смысла нет, по той же причине. Смысл имеет приобретать технологии лишь для себя.
Замкнутый круг! Но выход есть.
Обычно цены на товар стремятся к цене издержек плюс небольшая надбавка. При продаже сырья это реализуется. Для высокотехнологичных товаров этот закон стоимости не успевает подействовать, – появляются все новые виды, и производитель такого товара, пользуясь монополией, держит высокую цену. Нам не выгоден экспорт сырья, но нам не выгоден и экспорт продукции, технология которой в мире распространена. А вот если мы будем выпускать что-то по уникальной и чрезвычайно массовой технологии, то в этом случае, за счет отличий в технологии, такое производство может оказаться более чем выгодным.
Если мы будем рассчитывать, что можем всех забить военным и конверсионным производством, то это легкомыслие. Во-первых, предложить конверсионной технике сразу начать конкурировать на мировом рынке – просто изуверство какое-то. Во-вторых, очевидно, что в случае предложения на рынок действительно уникальных технологий мы столкнемся не только с экономической конкуренцией, но и с политическим давлением.
Выгодным наше военное производство, точнее, торговля военным снаряжением, может быть только в одном случае – если мы продаем часть продукции, которая в основном производится для своей армии, когда это подспорье, а не самостоятельное производство ради прибыли. Но чтобы реализовать такую выгоду, нужно иметь власть, ориентированную на национальный интерес.
