На Интервэйл-авеню сворачивают четыре санитарные машины, бригада неотложной помощи из больницы Бронкс-Лебанон. Брандмейстер передает об этом в дом: пожарные начинают выносить пострадавших. На стульях, на носилках. Санитар подвозит ко мне кресло-каталку, мы сажаем раненого. Санитар подкатывает кресло к машине, и водитель помогает нам поднять пострадавшего в ее стерильно чистое нутро.
Сегодня в депо никто не ест котлет, они подгорели и пересохли. Но если бы они и не подгорели, все равно, не думаю, чтобы у кого-нибудь появился аппетит.
Сейчас начало седьмого. Сидя на койке в своей казарме, надеваю чистые носки. Шеф позвонил з больницу, и ему сообщили, что трое пострадавших доставлены туда мертвыми. Не доехала женщина на восьмом месяце беременности. И двое мужчин. Но в девочку Бенни все-таки удалось вдохнуть жизнь.
Сам Бенни лежит теперь в мужской палате больницы Бронкса. Он донес ожившую девочку до «скорой помощи» и упал, потеряв сознание. Больница Бронкса — ужасное место. Я видел многих пожарных, которые поступали туда после травм, полученных во время работы. В полутемной мрачной комнате — 16 коек. Рядом с Бенни лежит Джо Мазилло, один из тех, кто пробивался с крыши в здание, рядом с Джо — лейтенант Коннел, ответственный за работы на крыше. Врач отделения сказал, что они пробудут в больнице не меньше трех дней — пока придут в себя и будут сделаны необходимые обследования: анализ крови и рентген. А вот Джиму Стэку придется пробыть там подольше. Он лежит в коридоре, в отделении реанимации, — у него угрожающе подскочило давление и начались сердечные перебои. Внезапная боль пронзила Джима, когда он помогал Джорджу Хаймену присоединить насос к гидранту. Арти Мэррита перевели в манхэттенскую клинику глазных и ушных болезней и оставили там на ночь. У него повреждена роговица глаза — пробиваясь сквозь дым, Арти наткнулся на угол стола. Погибло трое и десять находятся в больнице в результате пожара, который можно было бы считать обычным
Что это — неопровержимое подтверждение истины: бог дал — бог взял? А может, если бы в Нью-Йорке не было наркоманов, людям не приходилось бы запирать на цепь двери, ведущие на крышу?..
■
...Утро вступает в свои права. Уличные фонари меркнут в свете наступающего дня. Сейчас семь часов. В кухне полно людей и пустых кружек из-под кофе. Команда № 85 только что возвратилась с третьего вызова по тревоге. Разговариваем о пожарах. Билли Валенцио сменил Ниппса на посту дневального, мы с Ниппсом сидим за столом и вспоминаем, как впервые появились в 82-й команде. Он, Келси и я получали назначение одновременно. Сейчас Келси с повязкой на глазу спит. После окончания смены Ниппс отвезет его домой. Тони Индио отправлен в больницу.
Раздается новый сигнал тревоги.
— 85-я на выезд! — кричит Валенцио.
И ребята из 85-й команды стремглав выбегают из кухни.
Проходит несколько минут, и снова тревога. На этот раз — извещатель 2743, наш всегдашний 2743: угол 170-й и Шарлотт-стрит.
— 82-я и 31-я едут сами знаете куда, — острит Валенцио. — Брандмейстер едет тоже.
На углу Шарлотт-стрит у подножия пожарного извещателя в луже крови лежит старик с перерезанным горлом. Мы опоздали — голова старика запрокинута, и мне видна глубокая рана на шее. Глаза закатились за открытые веки навсегда. Спасти его могло лишь предотвращение убийства. Подходит Маккарти с одеялом и осторожно накрывает тело, защищая его от грязи Шарлотт-стрит.
Рядом с нами останавливается негр средних лет с седеющими волосами. Его гордое, значительное лицо угрюмо.
— Хороший был человек, — говорит он, указывая на покрытое одеялом тело.
— Вы знали его? — спрашивает лейтенант Уэлч. — Как его фамилия?
— Нет, — отвечает прохожий. — Я не знаю его фамилии. Здесь все его называли «старый еврей». И только. Он был хозяином вон той маленькой прачечной. Каждое утро приходил сюда с мешком мелочи для стиральных автоматов. Наверно, из-за этого мешка с мелочью его и убили.
Десять лет назад Южный Бронкс был в основном районом евреев и ирландцев, но со временем они стали жить лучше и перебрались из многоквартирных домов Южного Бронкса в более благоустроенные квартиры Северного Бронкса или на небольшие пригородные фермы Лонг-Айленда. По мере того как они выезжали, район заселялся неграми и пуэрториканцами. И тогда менее преуспевающие белые тоже стали перебираться в другие дома, пусть многоквартирные, но в районы для белых. А здесь и по сей день еще остаются бары под вывесками «Шэнон» или «Драгоценный изумруд», но их завсегдатаи — черные. На стенах заброшенных синагог поверх звезд Давида из цветного стекла висят кричащие испанские надписи «Iglesia Christiana de Dios[2]». Но некоторые лавочники продолжают оставаться здесь, упорным трудом добывая себе скудные средства к существованию. Вот такие, как этот старик, который перед смертью успел подать сигнал тревоги и вызвать пожарных. Он не хотел умирать.
От прачечной до пожарного извещателя на расстоянии в десять шагов тянется кровавый след. Прохожие шли мимо, разнесли кровь на ногах. Люди спешат на работу, останавливаются на минуту, задают два-три вопроса и идут дальше.
Прибыла «скорая помощь», укладываем тело на покрытые простыней носилки. Маккарти складывает измазанное кровью одеяло. Придется снести в чистку или вот в такую же прачечную. Появляются полицейские, расспрашивают брандмейстера Ниброка. Наша работа окончена. Отъезжая, вижу с подножки пожарной машины, что в замке на двери маленькой прачечной торчит забытая всеми связка ключей.
Без десяти восемь, солнце начинает пробиваться сквозь нависшие тучи. Через час приму душ, сменю одежду и поеду на целый день домой отсыпаться. А пока пью кофе и дожидаюсь, когда заступит дневная смена.
На кухне, как обычно, в центре внимания Чарли Маккарти. Все ребята сидят усталые, отдыхают после трудной ночной смены. Один Маккарти расхаживает по кухне и распекает стажера за плохую уборку.
— В нашем деле, — говорит он, — девяносто процентов — это пожарная работа, борьба с огнем, спасательные операции и тому подобное, а остальные десять процентов — дерьмо в чистом виде...
На лице стажера Фрэнка Пэрриса, собирающего со стола пустые кружки, появляется улыбка.
— И эти десять процентов дерьма, — продолжает Чарли, — как раз твои обязанности, а именно: содержать в чистоте кухню и следить за тем, чтобы всегда был свежий кофе. Будешь исполнять свою работу хорошо, тогда мы, может быть, обучим тебя остальному.
Пэррис — один из самых добросовестных стажеров. Как и все мы, он понимает, что Чарли просто сотрясает воздух. Пэррис вытирает губкой стол, а Чарли продолжает разглагольствовать.
— Когда я был стажером, — говорит он, — я из кожи вон лез, чтобы угодить старшине. Вам, молодежи, этого не понять. То были времена кожаных мехов для искусственного дыхания и деревянных колодцев, а пожарные насосы тогда возили лошади... Вот тогда стажеры знали свое место.
Чарли развлекает ребят, его болтовня вызывает смех, слушают его с интересом. Но звучат три резких сигнала, и Чарли Маккарти забыт.
— 82-я и 31-я — на выезд! — кричит Валенцио на все депо. — Брандмейстер едет тоже, — добавляет он. — Келли-стрит, 1280.
Дым чувствуется, как только мы отъезжаем. Мчимся на Тиффани-стрит по 165-й улице. Сворачиваем на Келли-стрит — дым стелется так низко, что не видно и в десяти шагах. Валенцио останавливает машину возле первого гидранта. Придется прокладывать рукав вокруг машины, но по крайней мере мы знаем, что этот гидрант действует. Горит жилой дом, и прежде всего надо будет сбить пламя.
Прибывает 73-я команда и помогает нам прокладывать линию. В просветах дыма видно, что работа предстоит на верхнем, пятом, этаже. Людей, чтобы прокладывать линию, достаточно; поэтому бегу к мешку с противогазами. Надеваю противогаз; Валенцио уже соединил насос машины с гидрантом; Джерри Герберт наставил с машины к пятому этажу спасательную лестницу, рядом с домовой пожарной. Подбегая к дому, вижу, как он лезет по ней вверх.
Пятый этаж весь в дыму — почти ничего не видно. Билли-о и Маккарти пытаются взломать дверь горящей квартиры, но она заложена изнутри на длинную стальную перекладину, как ворота форта в старые индейские времена. Дым ужасающий, и, работая топором, Билли задыхается от кашля. Чарли изо всех сил налегает на лом, а Билли колотит обухом.
Наконец дверь начинает поддаваться. Чарли и Билли работают слаженно, как одна машина, орудуя где ломом, где топором. Образуется щель. Кашляя и задыхаясь, Чарли налегает плечом, сорванная с петель дверь падает на пол в прихожей.
Чарли и Билли-о бросаются ничком на пол — огонь вырывается на площадку. Ствол в руках у Вилли Бойла. Прошу передать его мне, ведь я в противогазе, но Вилли отвечает, что справится сам.
— Тронулись, — командует лейтенант Уэлч.
Бойл продвинулся в квартиру футов на десять. Дом старый, и с потолка летят огромные куски штукатурки. Они сбивают каску с головы Бойла. Лейтенант Уэлч приказывает мне встать у ствола. Бойл должен отойти — находиться в этом аду с незащищенной головой не дело.
