Моделирование смерти начинается с некоторого сообщения (скажем, «Крис получил серьезное ранение на орбите»), и в течение нескольких последующих часов участники исполняют свои роли и отрабатывают ответные действия. Каждые пять — десять минут кто-нибудь из участников вбрасывает в общую кучу то, что мы называем «зеленой картой»: по сути, очередное затруднение. Содержание карт сочиняет команда инструкторов, в чью задачу входит придумать как можно больше реалистичных подробностей. Во время моделирования ситуации ни один участник, кроме инструкторов, не знает заранее, что содержится в этих карточках, и каждый должен действовать так, как если бы это происходило в действительности. Например, на зеленой карте может быть написано: «Только что получено сообщение со станции: Крис погиб». Тут же люди начинают «работать над проблемой». Ну, что же, как нам поступить с его трупом? На станции нет мешков для трупов, так что придется запихнуть его в скафандр и закрыть в шкафу. А что делать с запахом? Может, нам следует отправить его в сторону Земли на грузовом корабле и пусть сгорит с остальным мусором в плотных слоях атмосферы? Или выбросить его за борт во время выхода в открытый космос, и пусть он уплывет в бесконечное пространство?
Пока идет обсуждение, как быстро начнет разлагаться мой труп и какая помощь может потребоваться членам экипажа в связи с этим, участники получают новую зеленую карточку: «Кто-то написал в твиттере, что на МКС произошел несчастный случай, и теперь журналист из The New York Times звонит, чтобы узнать, что происходит». Появляются новые трудности, хотя старые еще никуда не делись. Как должна действовать пресс-служба? Кто должен взять руководство: НАСА или ККА? Когда будет выпущено заявление пресс-службы и каково его содержание? Зеленые карточки поступают все быстрее и быстрее, формулируя новые задачи, почти так же, как это происходит в реальной жизни. Кто должен сообщить моим родителям, что их сын погиб? Как сообщить — по телефону или лично? Где они при этом будут находиться — в поле или дома? Следует ли в этом случае выработать два плана действий в зависимости от того, где будут находиться мои мать и отец?
Моделирование смерти, как теперь, наверное, стало понятно, очень далеко от сентиментальности и горькой печали. Здесь речь только о серьезных вещах. Хотя члены семьи не обязаны участвовать в таких тренировках, Хелен несколько раз присоединялась к коллективу участников. Она обнаружила, что обсуждение, вербализация своих мыслей о том, что будешь делать при самом неблагоприятном варианте развития событий, очень быстро показывает, насколько ты готов к нему. Например, приняв участие в «моделировании непредвиденных обстоятельств» перед экспедицией МКС-34/35, Хелен поняла: ее план провести время в Гималаях, пока я пять месяцев буду в космосе, конечно, замечательный, но только если не случится серьезная неприятность во время моей миссии. Зеленые карточки заставили нас задуматься, кто свяжется с нашими детьми, если я погибну (и мы поняли, что, вполне возможно, этим человеком окажется журналист, так как мать будет в это время покорять горные вершины), и как быстро Хелен сможет добраться до Хьюстона, чтобы быть рядом с детьми (оказалось, не быстро, если учесть, сколько пересадок придется сделать). Нам пришлось подумать о разных мелочах, которые могут оказаться очень существенными, если я погибну на МКС: например, о качестве сотовой связи в удаленных горных селениях в Азии и о разнице часовых поясов, которая повлияет на возможность поддерживать контакт с ответственными сотрудниками в Хьюстоне. В итоге Хелен решила отодвинуть на год поездку в Гималаи и отправиться вместо этого в поход по штату Юта. На самом деле каждый, кто принял участие в этом обсуждении, обнаружил слабые места в собственных планах и подходил к доске, чтобы внести изменения в некоторые пункты (кроме меня, конечно, но что поделаешь, если ты мертв).
Иногда моделирование играет роль испытательного полигона, на котором можно показать, насколько широки ваши возможности, но гораздо чаще это средоточие испытаний, дающее возможность найти пробелы в ваших знаниях и впервые столкнуться с «эффектом домино». Когда я начал готовиться к полету с Романом Романенко, будущим членом экипажа в моем последнем полете и командиром корабля «Союз», мы вместе провели имитацию входа в плотные слои атмосферы на тренажере в Звездном городке. Роман уже летал на «Союзе» раньше, а я нет, так что моей главной задачей было оказывать посильную помощь там, где я мог помочь. Во время симуляции полета я заметил, что один из кислородных баллонов в нашем отсеке подтекает. Казалось, что это несерьезная проблема. У нас имелось несколько баллонов, а утечка была слабая. Мы сосредоточились на сложных задачах, связанных с входом в атмосферу, как вдруг меня осенило: кислород из баллона вытекает в наш очень небольшой отсек, а значит, концентрация кислорода повышается и достигнет значения, при котором любой предмет становится огнеопасным, и в этом случае нам придется сбросить давление в отсеке, чтобы избежать пожара, однако, если мы это сделаем, кислорода может не хватить для того, чтобы вернуться домой.
Теперь о штатном входе в атмосферу уже не было речи. Не имело значения, находились ли мы уже где-то над Казахстаном или еще нет. Нам нужно было немедленно повернуть корабль и фактически бросить его на Землю, иначе мы погибнем. Но я не знал, как быстро развернуть «Союз», а Роман уже ушел с головой в другую технологическую операцию, поэтому мы пропустили то очень узкое окно, в котором у нас еще был шанс спастись. Казавшееся поначалу несущественным повреждение — небольшая утечка из кислородного баллона — в итоге привело к нашей «гибели».
Мы с Романом не смогли правильно оценить, понять эксплуатационные последствия протекающего баллона, однако благодаря этому моделированию мы о них узнали и, конечно, в дальнейших тренировках действовали намного правильнее. Моделирование предоставляет возможность попрактиковаться, но зачастую оно же играет роль будильника: мы, по правде говоря, иногда даже не знаем точно, что именно делаем, действуя интуитивно, и будет лучше, если мы разберемся с этим до того, как столкнемся с подобной ситуацией в космосе.
Работа день за днем по таким жестоким сценариям может показаться верным способом впасть в клиническую депрессию, но на самом деле она волшебным образом поднимает настроение. Репетиции поведения при катастрофе придали мне уверенность в том, что я владею навыками принятия решений, которые позволят справиться с трудной ситуацией и выйти из нее с улыбкой. Они сильно уменьшили количество ментального и эмоционального шума, который всегда сопутствует необузданному беспокойству, тем беспорядочным мыслям, которые атакуют ваш мозг в три часа ночи. Конечно, я очень надеюсь, что мне не случится погибнуть в космосе, но при этом я не живу в страхе перед таким исходом благодаря в первую очередь тому, что мне пришлось продумать все его практические стороны: как именно моя семья получит печальные известия и кто именно из астронавтов поможет моей жене справиться с бюрократами НАСА и ККА. Перед последним космическим полетом, как, впрочем, и перед всеми предыдущими, я проверил свое завещание, убедился, что мои финансовые и налоговые дела в порядке, и сделал все остальные вещи, которые обычно делают люди, когда знают, что скоро умрут. Но это все не заставило почувствовать себя одной ногой в могиле. Наоборот, это, как ни странно, успокоило мои мысли и снизило тревогу о том, каким сложится будущее моей семьи в случае, если со мной что-то случится. А значит, когда заработают двигатели на стартовой площадке, я смогу полностью сосредоточиться на ближайшей задаче: вернуться живым.
* * *
Моделирование катастроф приучает вас к мысли, что может произойти самое ужасное, но вы никогда не свыкнитесь с этой мыслью до степени безразличия. Я сомневаюсь, что смогу забыть утро 1 февраля 2003 г. Ночью я вернулся из России в Хьюстон и забыл включить свой телефон. Вспомнил о нем, только когда мы с Хелен утром поехали где-нибудь позавтракать. Как только я включил телефон, я увидел огромное число пропущенных сообщений. Хелен проверила свой, и на ее телефоне было то же самое. Нам не пришлось просматривать все эти сообщения, чтобы понять, что случилось что-то ужасное. В этот день наши друзья должны были вернуться на шаттле Columbia. Мы развернули машину и поехали обратно домой с тяжелым, невыносимым чувством, как будто мы лишились возможности дышать.
Дома я включил телевизор и сразу же увидел повтор видеозаписи, зафиксировавшей разрушение Columbia в небе не так уж и далеко от нашего дома. Слезы заполнили мои глаза еще до того, как я осознал увиденное. Хелен рухнула на колени и зарыдала. Неожиданная и невосполнимая потеря опустошила нас. Мы были хорошо знакомы со всеми семью астронавтами, летевшими на том шаттле. Мы делили с ними одни и те же мечты. Мы заботились об их супругах и детях. Командир миссии Рик Хасбэнд был моим одноклассником в школе летчиков-испытателей. Мы вместе пели, вместе работали над исследовательским проектом. Рик вызвался помочь моей семье во время одного из моих полетов и с готовностью отправился в Орландо, когда мои родители оказались в затруднительном положении, и привез их обратно на мыс Канаверал. Он был отличным парнем и близким другом. Я и сейчас скорблю о его гибели и о гибели наших остальных друзей, участвовавших в этом полете.
