Выставка «Тайники русской души. Взгляд из Германии» будет работать в залах Мраморного дворца Русского музея с 17 апреля по 16 мая.
Учебник как элемент справедливости
"Единый учебник истории - это и есть социальная справедливость для школьников", – с такого несколько парадоксального заявления начал своё выступление на прошедшей в Ростове-на-Дону конференции Общероссийского народного фронта учитель из Южно-Сахалинска. Президент, проигнорировав социальную справедливость, с идеей внедрения общих для всей страны стандартов согласился. Да и как могло быть иначе? Ведь именно Владимир Путин ещё в феврале предложил на заседании Совета по межнациональным отношениям «подумать о единых учебниках истории России для средней школы, рассчитанных на разные возрасты, но построенных в рамках единой концепции».
В ходе идущей по сей день дискуссии учебники во множественном числе превратились в учебник, дав повод противникам предложения язвить по поводу огромного тома и введения единомыслия. Прокомментировать ситуацию и ответить на вопрос, достаточно ли для воспитания гражданина, уважающего наше общее прошлое (а именно об этом говорил президент), единого учебника, мы попросили учителя истории и обществознания московской гимназии № 1539 Ивана ФЁДОРОВА.
На мой взгляд, сама формулировка обсуждаемого вопроса не совсем верна. Единый учебник – это очень плохая конструкция, а когда происходит такая подмена понятий, начинаются всякого рода спекуляции. Да, проблема школьных учебников существует, но она – частная, включённая в проблемы преподавания истории в целом, и решать их надо комплексно. Иначе это всё равно, что носить воду решетом.
В современной школе совершенно негодная структура преподавания этого предмета. Эта беда возникла в 90-е годы, когда была введена концентрическая система. История преподаётся с пятого по девятый класс, с древнейших времён до конца XX века, а затем в 10–11-м классах – второй концентр, второй уровень. Но девятиклассники не готовы воспринимать серьёзные проблемы XX века, к тому же все силы в это время направлены на подготовку к ГИА (Государственной итоговой аттестации), на математику и русский язык. В 11-м классе, когда изучается XX век уже на следующем уровне, опять та же самая картина. Выпускники готовятся к ЕГЭ, а поскольку система приёма в высшие учебные заведения выстроена так, что этот предмет востребован в очень узкой группе вузов, из трёх параллельных классов историю сдают не более трёх-четырёх человек.
В советские времена XIX век изучался в 9-м классе, XX век – в 10-м и 11-м. То есть была учтена способность детей разного возраста воспринимать информацию. К тому же материал XX века, распределённый на два года, давал учителю такую роскошь, как возможность подробно изучить, например, Гражданскую войну или Первую мировую, Великую Отечественную. Сегодня курс сжали, учителя заставили работать более интенсивно, и возможности детально, качественно проработать материал нет.
Посадить малыша за гаджет и думать, что он сам найдёт решение какой-то проблемы, – это утопия. Любознательный ребёнок, пустившийся в плавание самостоятельно, в море информации захлебнётся. Нужен учебник-навигатор, который совершенно чётко расставит акценты, обратит внимание ученика на какие-то очень важные моменты. В конце глав обязательно должны быть ссылки на Интернет. К 70-летию битвы за Москву, Сталинградской битвы, например, появились первоклассные сайты, которые действительно не стыдно использовать. У издательства тоже должен быть портал, на котором идёт расширение содержания. Пришли какие-то новые сведения, в книгу их уже не ввести, а на портал – легко. Решит ребёнок себя протестировать, он заходит на портал и тестирует, захотел проконсультироваться – беседует со специалистом.
Теперь о ценностной ориентации учебника. Академическая история и школьный предмет хоть и связаны родственными нитями, но цели у них разные. У академической истории – дать объективную точку зрения на исторический процесс во всём его разнообразии, у школьного курса – воспитать человека, патриота и гражданина. [?]десь, конечно, обязательно должен быть соблюдён принцип «не навреди». Моё твёрдое убеждение – любой эпизод нашей истории, в том числе и XX века, нужно давать с точки зрения позитива, показывая, что несмотря на все потери и трудности, страна не теряла, а приобретала.
Ну, вот смотрите: 90-е годы у нас – «проклятые», брежневское время – «застой», Хрущёв был неадекватен и так далее, и так далее. Что же нам делать, если одно за другим отрицаются целые пласты отечественной истории? Я с этим не могу согласиться ни как педагог, ни как человек, который в эту эпоху жил и видел много позитивного.
Это один момент. Второй – необходимо чётко сказать, на каких нравственных позициях мы стоим. На мой взгляд, для школы такая позиция может быть только одна – гуманизм. Помните знаменитую фразу Андрея Вознесенского «Все прогрессы реакционны, если рушится человек»? Вот это и есть мерило.
Речь должна идти не о едином учебнике, а о новых подходах в преподавании. Единого же учебника не может быть в принципе. Для начальной школы, а я сторонник преподавания истории уже в начальной школе, нужен один учебник, для среднего звена – другой, с другим уровнем подходов, а для старших классов, по крайней мере, два – базовый для тех, кто не собирается сдавать историю, и очень серьёзный, качественный для тех, кто намерен связать свою жизнь с исторической наукой. А разве плохо, если на парте будут лежать учебники – федеральный, региональный и местный? Это будет прекрасно. Потому что, начав говорить об индустриализации вообще, учитель тут же сможет обратиться к местной истории.
Вот приняты и внедряются новые государственные стандарты, и, естественно, под эти новые стандарты должны быть учебники нового поколения, но что делают издательства? Ставят гриф «новые федеральные стандарты» на устаревшие. Очень мало учебников, написанных парой учёный и учитель-методист. Нужно же не просто загнать под обложку определённое количества фактов, даже с правильными акцентами, учебник должен быть рабочим инструментом, а сделать его таковым может только человек, который непосредственно работает в школе и знает технологию преподавания.
У нас прекрасные учебники для малышей: для пятого, шестого классов, а как только добираемся до старшего звена, появляются книги о пятидесяти параграфах при одном часе в неделю. Ребёнку, чтобы подготовиться к следующему уроку, нужно 3–4 параграфа осилить, что он в принципе сделать не в состоянии. Для вуза, да, нужно, чтобы учебники писали корифеи науки, а для школы будьте добры подпустить и методиста.
В банках Кипра продолжает действовать ряд запретительных мер. Ограничения на различные банковские сделки могут оставаться в силе в течение месяца. Это, как сообщили нам в министерстве финансов острова, не коснётся только подписчиков "Литературной газеты" сроком не менее чем на 10 лет. По предъявлении специально выпущенного подписного купона им разрешаются любые транзакции. Ограничения на снятие наличных из банкоматов также снимаются, а все банкоматы оборудуются специальными устройствами, реагирующими на голосовой пароль чисто на русском языке: «Короче, подписался, мамой клянусь!»
Пояснение>>
Нужна ли амнистия для уголовников
Чёрный цвет у меня физиологически завязан на образ моей бабушки Анны Шаповаловой, вернувшейся в 1953 году из карагандинского лагеря. Было это в конце марта или в начале апреля. Помню, я стоял как раз в углу нашего одесского двора. И вдруг слышу: "Алик!" Оборачиваюсь и вижу старуху во всём чёрном, с коричневым чемоданчиком в руке. Худая, не по сезону одетая - чёрный шерстяной платок, чёрный бушлат, который до сих пор носят наши российские зэки, и самое для меня тогда поразительное – чёрные кирзовые сапоги.
«Ты меня не узнаёшь?» – спросила меня старуха. И я действительно с трудом узнал в этой женщине свою бабушку. В последний раз я видел её четыре года назад на свидании в пересыльной тюрьме на Лузановке, перед тем как её отправляли в Караганду, в лагерь. Тогда она была полной, в белой блузке, в которой её и арестовали, её большие чёрные глаза искрились от радости свидания со мной – её любимым внуком. А теперь передо мной была во всём чёрном старуха, хотя ей было всего 59 лет, которая прямо с вокзала, из тюрьмы, на нашем 17-м трамвае вернулась домой. Правда, не в свой дом, а в дом отца моей матери Еремея Ципко.
Бабушку, как она сотни раз рассказывала, посадили в 1948 году, чтобы её собственную двухкомнатную квартиру заселить нуждающимся в жилплощади полковником НКВД Кротовым. В свою же квартиру на Водопроводной она так до конца жизни и не въехала, несмотря на полную реабилитацию (ей даже вернули её домашнюю утварь, конфискованную после ареста, которой пользовался новый жилец её квартиры полковник Кротов). Кстати, с её тёмно-коричневым старым чемоданчиком, с которым она вернулась из тюрьмы, я уходил через семь лет в армию, на том же 17-м трамвае ехал к военкомату[?]
