Но для того ли на самом деле придумывался телефон доверия, чтобы спасать малышей от слез по двойкам? Интернет буквально напичкан страшными кадрами о насилии в школе, дома, на улице. Дети бьют и насилуют ровесников и взрослых, взрослые — детей. Казалось, что эти звонки должны стать сами частыми.
Безнадега?
Эти темы действительно стоят особняком: жалобы на жестокое обращение — сексуальное, физическое, психологическое — лишь на последнем месте по частоте звонков. Психологи из этических соображений не разглашают подробностей этих историй, обрисовывают лишь общую канву. Например, как-то позвонила обеспокоенная мама, которой показалось, что свекор как-то не по-родственному обнимал шестилетнюю дочку. Психолог долго разговаривает, выясняет подробности, советует, как поступить и куда обратиться. Специалисты сами признают: ситуация сложная и неоднозначная, нужен тонкий подход. Нередко бывает, что в таких ситуациях психологи ведут абонента: скажем, порекомендовали человеку обратиться в органы опеки или в комиссию по делам несовершеннолетних, а результата нет. Тогда сотрудники сами делают запрос в контролирующую организацию, добиваются помощи, выступают посредниками…
Анна Ермолаева вспоминает два случая, когда позвонили сами насильники. В одном случае получилось вроде как не со зла: парень и девушка встречались, но в какой-то момент она не захотела близости, а он настоял. После этого переживал и спрашивал, как наладить отношения. А второй позвонил с вопросом: как ему избежать уголовной ответственности? Ситуация действительно криминальная: компания парней и девушек отмечала окончание учебного года, но в какой-то момент отмечание превратилось в разгул. Потерявшие контроль над собой парни изнасиловали одну из девушек… После случившегося парень стал интересоваться, как бы замять дело. «Мы, психологи, не должны оценивать и осуждать человека, который к нам позвонил. По телефону доверия может обратиться любой человек, который нуждается в экстренной психологической помощи, причем анонимно, нам абонент неизвестен, — рассказывает Анна Ермолаева. — Однако в этом случае я сказала, как называется то, что он сделал. Мы договорились о том, что ему необходимо искать способы получить прощение этой девушки. Или сделать что-то, чтобы как минимум смягчить боль от полученной травмы…»
Кстати, на телефоне доверия работает и юрист — это единственный опыт в России. Он принимает звонки и от родителей, и от детей, консультируя их по вопросам, например, связанным с опекой, разводом и иными проблемами, где без помощи юристов не обойтись. В дальнейшем планируется, что юристы будут работать и на других телефонах доверия.
Отдельная и самая редкая категория звонков — суицидальные. Они составляют примерно два процента от всех обращений, большая часть абонентов — дети. Звонят обычно, когда только появляется намерение покончить с собой, реже — уже в процессе: «Стою на крыше с телефоном» и пр. Психологи уверяют, что в их практике не было такого, чтобы ребенка не удалось отговорить от осуществления планов. Главное — что забредший в тупик маленький человек нашел в себе силы поделиться проблемой со взрослым и опытным. Плохо только, что звонят немногие. Страхи общества о том, что дочки-сыночки начнут оговаривать своих родителей и учителей, как это, кстати, часто происходит за рубежом, где сильна ювенальная юстиция, были беспочвенны. Напротив, дети не только не стучат, но и обращаются за необходимой помощью реже, чем следовало бы.
Еще один вопрос: почему они не говорят о том, что с ними происходит, с близкими и родными? Почему если и доверяют беду, то чужому человеку на том конце провода?
Поговори хоть ты со мной
По практике, накопленной психологами, можно уверенно судить: не только дети, но и взрослые не всегда готовы поделиться с близкими тем, что их по-настоящему волнует. «Мы стесняемся, опасаемся, что нас осудят или не поймут, — говорит заместитель председателя правления Фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации, Елена Куприянова. — Это заложено в глубинных слоях человеческой психологии. Даже при полном доверии и понимании в семье ребенку иногда бывает трудно». Часто дети не верят, что им могут помочь мама или папа. Напротив, в конфликтных ситуациях в школе или во дворе вмешательство родителей только усугубляет проблему. Дети постарше понимают, что обращаться лучше к специалистам. Но вот беда: к кому идти? К школьному психологу, милиционеру или учителю? «В любом обществе всегда существовали люди, которые выполняли функцию морального барометра, которые знали, что такое хорошо и что такое плохо, помогали утратившим ориентиры. Издревле такую функцию выполняли священники, — говорит Анна Ермолаева. — В советское время комсомольские и партийные лидеры с разной степенью успешности решали семейные конфликты и регулировали отношения между людьми. В наше время, когда сбиты моральные ориентиры, особенно нужны такие регуляторы. Родители, замороченные работой, кредитами, прочими хлопотами, далеко не всегда могут выполнить эту роль, так что лучше обращаться к психологам. Они свою работу выполняют профессионально».
И в самом деле: большинство детей в советское время имело четкое представление, кто разберется с хулиганом Васей, если он дерется, — совет пионерской дружины. И двойку поможет исправить прикрепленный отрядом отличник. Можно смеяться, вспоминая это время, но бесспорно одно — детям было куда пойти со своими детскими бедами и с кем их обсудить. Вопрос: могла бы подобная организация справиться с современными проблемами? Ведь по большому счету список жалоб традиционен веками: учеба, ссоры с ровесниками, родителями, насилие в семье и на улице. Однако психологи отмечают, что современные технологии меняют представление детей о мире, а потому они ведут себя иначе.
«По моим наблюдениям, дети часто живут, проговаривая свои беды сами с собой, — говорит психолог-консультант Института групповой и семейной психологии и психотерапии Ирина Якович. — Раньше ребенок больше времени проводил в социуме — например, во дворе и школе, где вопросы взаимоотношений решались естественным образом. Коллектив давал сигналы: это правильный поступок или нет. Для ребенка 7—12 лет игровая и учебная деятельность очень важна, это способ социализации, осознание себя как личности, опыт выстраивания взаимоотношений с другими. А сейчас все живут в виртуальном мире и начинают думать, что и в реальности у человека может быть девять жизней и что многие проблемы можно решить взмахом палочки».
На телефон доверия чаще звонят дети из больших городов. И этому тоже есть объяснение. У детей из мегаполисов гораздо больше проблем с коммуникацией. Они лучше снабжены всяческими гаджетами, что не располагает к общению с реальными людьми. Сельские же лишены виртуальных заморочек и больше тусуются во дворе. Кроме того, в городе у подростков чаще возникают проблемы с зависимостями — компьютерной, алкогольной, наркотической. Слишком много соблазнов в мегаполисе, который к тому же услужливо скроет от соседей и одноклассников твои дела и делишки, стоит лишь проехать пару станций метро. Бояться остается только выложенного ролика с твоим участием в Интернете.
«Десоциализация, неумение общаться» — таков диагноз специалистов. Это не позволяет обратиться к реальным и даже родным людям, если тебя обижают на улице или в семье. В этих условиях общение по телефону доверия, где есть деперсонифицированный голос, может быть более убедительным и спасительным, чем невразумительный разговор с родителями.
Мы памятник себе / Общество и наука / Телеграф
Мы памятник себе
/ Общество и наука / Телеграф
Можно ли воздвигнуть памятник идее? Если замысел творца совпал с чаяниями начальства, то нет ничего невозможного. Надо только соблюсти принцип единства времени и места. Вот, например, Зураб Константинович Церетели со своим Петром в замыслы кремлевского начальства не вписался. Бронзового истукана установили исключительно благодаря своеобразным вкусам тогдашнего московского градоначальника. Но где?! Возле парка забытых советских монументов, по соседству с Дзержинским, сосланным с Лубянки, и Сталиным, депортированным из Измайлова. Какая же тогда Петр духовная «скрепа», если ее отправили в глубокий идеологический запасник?
Совсем другое дело — монумент героям Первой мировой войны. Установят его летом следующего года, к столетнему юбилею «империалистической», прямо в эпицентре современного монументостроения, где в последнее время власть полюбила сливаться с народом, — на Поклонной горе. Согласно разъяснениям министра культуры Владимира Мединского, «идея установки памятника родилась у потомков героев Первой мировой войны — главным образом эмигрировавших после революции». В общем, святое дело. Это же не дворцы дедовские им возвращать, в одном из которых министр Мединский, кстати, трудится... К данной «скрепе» претензий нет никаких. Учтено все — мельчайшие смыслы и оттенки. Автор шедевра, честь по чести выигравший конкурс, не кто-нибудь, а народный художник и доверенное лицо Владимира Путина на президентских выборах Андрей Ковальчук. Не был бы Андрей Николаевич главой Союза художников России, если бы не посмотрел на проблему с высоты птичьего полета. Это позволило ему отыскать в этой полузабытой теме сгусток патриотической энергии. Когда с монумента сдернут полотно, мы увидим не только лучших представителей народа-воина, но и державного орла огромных размеров на фоне триколора, а также православный храм и, как любит говорить сам скульптор, «внятно слепленного» попа. Так метко подбить сразу всех трех зайцев знаменитой уваровской триады не удавалось еще никому, включая Зураба Церетели. В высоту произведение искусства будет достигать 12 метров. Это не только привет Александру Блоку с его «впереди Иисус Христос», но и примерная высота самого народного объекта архитектуры — пятиэтажной хрущобы.
