Первая чеченская война была крайне непопулярной, но второе наступление, предпринятое в атмосфере страха, вызванного у населения взрывами в Москве, пользовалось огромной поддержкой. Это также ставило Гусинского и НТВ в трудное положение; зрители не хотели слышать осуждения войны. Еще одно отличие заключалось в том, что журналисты НТВ не имели прежнего доступа к чеченской стороне из-за угрозы похищения. В 1997 году одна из звезд НТВ, корреспондент Елена Масюк, и два члена ее съемочной группы были взяты в заложники чеченцами. После этого многие журналисты стали относиться к чеченцам с меньшей симпатией. Тем не менее корреспонденты НТВ пытались как можно лучше освещать войну в чрезвычайно сложных условиях.
Осенью Березовский заболел гепатитом, и его положили в больницу, но даже лежа на больничной койке, он развил бурную деятельность. Он организовывал и финансировал создание новой политической партии “Единство”, которая, как он надеялся, позже поддержит программу Путина в Государственной думе, нижней палате парламента. Для тех, кто наблюдал за трудным процессом создания политической партии в России, возникновение “Единства” за такой короткий период времени казалось колоссальным достижением, поскольку у партии не было собственной идеологии, платформы или харизматического лидера, но у нее был Путин. Его популярности в сочетании с деньгами Березовского оказалось достаточно, чтобы получить такое количество мест, которое сделало “Единство” вторым по величине блоком в парламенте следующего созыва{595}. Одновременно Березовский одержал победу в избирательном округе № 15 в Карачаево-Черкесии[63].
Березовский сделал больше, чем кто-либо другой, для того, чтобы Путин мог стать следующим лидером России, но заключительный акт был сыгран самим Ельциным. В канун нового, 2000 года больной, находившийся в изоляции Ельцин ушел в отставку, назначив Путина исполняющим обязанности президента. Это было неожиданное заявление, хотя в нем и была определенная доля неизбежности, учитывая длительные отсутствия Ельцина и его плохое здоровье. “Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политическими деятелями, новыми лицами, новыми умными, сильными и энергичными людьми, — сказал Ельцин в телевизионном обращении. — А что касается тех из нас, кто находился у власти много лет, мы должны уйти”.
О том, что он передаст ему бразды правления, Ельцин проинформировал Путина примерно двумя неделями раньше. Семье Ельцин сказал о своем уходе в тот же день. Москва была на удивление спокойна. В течение нескольких недель ходили слухи о технологической катастрофе, связанной с грядущим переключением часов компьютеров на 2000 год, и, возможно, это тоже отвлекало внимание людей. В канун Нового года все совершали покупки, думали больше о себе и своих семьях, а политика отошла на второй план. Улицы были пусты, а в небе всю ночь вспыхивали фейерверки.
Однако кое-кого и в новогоднюю ночь все же беспокоила поспешность, с которой Путин был навязан России. Когда Ельцин назначил его исполняющим обязанности президента, его стаж управления скрежещущей, измученной машиной, которую представляла собой зарождавшаяся российская демократия и новорожденная рыночная экономика, не насчитывал и года. Бывший советский президент Михаил Горбачев, симпатизировавший Примакову, выразил мнение многих, сказав: “Путин держится благодаря своей таинственности. Таинственная внешность, таинственный взгляд, таинственные фразы. Но случается, что человек открывает рот и ему нечего сказать”.
Раньше Путин существовал как бы в закрытых пространствах, прослужив семнадцать лет в КГБ и еще несколько лет после этого проработав малозаметным заместителем Анатолия Собчака, первого избранного мэра Санкт-Петербурга. Прежде чем Ельцин выбрал его кандидатуру на пост премьер-министра, Путин никогда не был публичной фигурой. Став исполняющим обязанности президента, он не имел представления о том, как вести предвыборную кампанию. Ему никогда не приходилось иметь дело с рассерженными избирателями или критически настроенными средствами массовой информации. Интервью представителям прессы были для него мучением. Предвыборную агитацию он считал чем-то недостойным. “Нужно быть неискренним и обещать то, что не можешь выполнить, — сказал он. — Нужно либо быть дураком, который не понимает, что обещает, либо преднамеренно лгать”. Странно, но Путин не думал, что еще существует и честный путь — давать обещания и стараться выполнять их.
У меня сложилось впечатление, что Путин со времени службы в КГБ знал, что модернизация экономики была единственным путем вперед для России, но он не понимал, как строить демократию, и тем более, не знал, как она функционирует. Его собственное быстрое восхождение к власти не позволило получить какие-то полезные уроки демократии. Он поднялся к президентству на гребне военной кампании, в то время как его главные противники, Лужков и Примаков, были разгромлены на телевидении его закулисной командой. Ему никогда не приходилось испытывать поражение в опросах общественного мнения. Ему никогда не приходилось участвовать в настоящем политическом соперничестве. Он редко выступал на пресс-конференциях и никогда не принимал участия в открытых политических дебатах.
Проведя пять лет в Восточной Германии в качестве сотрудника советской разведки, Путин пропустил очень важные политические и экономические события в Москве. Он пропустил период, когда журналистов считали маяками свободы; он пропустил триумф общественных организаций, таких, как правозащитная группа “Мемориал”, ставших влиятельной силой, изменявшей общество; он пропустил первые эксперименты в области избирательной политики, например съезд народных депутатов. Путин пропустил рождение гражданского общества. Когда он стал исполняющим обязанности президента, он был бесконечно далек от открытых, непокорных средств массовой информации, созданных Гусинским. Путин был закрытым человеком, который, например, не видел необходимости в том, чтобы объяснять публике свою позицию. Он сказал журналистам, что видел их как членов своей “команды”, демонстрируя полный подозрительности менталитет типа “или мы — или они”. Он заверял в своей преданности свободе слова, но его собственная точка зрения была полностью советской: он был убежден, что телевидение должно быть органом государства.
Путин однажды сказал Доренко, что телевидение формирует действительность. “Вы понимаете, — сказал Путин, — бывают случаи, когда вы о чем-то не сообщили — и получилось, что этого просто не произошло”. Доренко, который, как и все в России, знал о власти телевидения, сказал о Путине: “Как политик он считает себя продуктом телевидения. И он думает, что только телевидение может уничтожить его. Не газеты, он не боится газет, потому что люди не читают газеты”.
В мире Путина Гусинский был опасным чужаком. Его телевизионный канал, открыто критиковавший Кремль и Путина, противоречил всем чувствам и устремлениям Путина. “Он ненавидит Гусинского, — сказал мне Доренко. — Во-первых, он считал, что Гусинский работает на Лужкова, и хотел отомстить. Во-вторых, победив Лужкова, Путин решил, что Гусинский переориентировался на обслуживание политических интересов Америки. И, в-третьих, Гусинский неуправляем. Он сильный, и он не человек Путина. А Путин не может стоять рядом с тем, кто высказывает мнение, которое отличается от его собственного, особенно публично. Можно пытаться спорить с ним в частной беседе, я это делал. Но публично этого делать нельзя”.
Гусинский был опасным чужаком и по другой причине. Путин, находясь по линии КГБ в Дрездене в период правления Горбачева, не только пропустил политические потрясения конца 1980-х, но и дикий, безумный экономический взрыв последних лет существования Советского Союза, период кооперативов и первых банков, когда Гусинский, Березовский, Смоленский и Ходорковский совершили скачок от старой системы к новой. На протяжении почти всей эры Ельцина, когда олигархи набирали мощь и влияние, Путин был второстепенным муниципальным служащим, затем незаметным помощником в Кремле и, наконец, в течение одного года руководителем Федеральной службы безопасности. Стремительно заняв место преемника Ельцина, он с подозрением относился к магнатам. Когда в одном из радиоинтервью его спросили, какое будущее ожидает олигархов, Путин сказал, что если имеются в виду “те люди, которые объединяют или способствуют объединению власти и капитала, то таких олигархов не будет как класса”{596}.
В то время это высказывание вызвало поток предположений о том, что имел в виду Путин. Я считаю, что Путин прекрасно понимал, к каким перекосам привел в России олигархический капитализм. Дело было не в этом; вопрос заключался в том, что намеревался сделать Путин. Хотел ли он изменить систему? Многие люди на Западе, особенно представители финансовых рынков, обрадовались словам Путина, потому что полагали, что он объявит войну системе непрозрачных грязных сделок, наведет порядок и сделает Россию безопасным местом для иностранных инвестиций. Если бы Путин всерьез намеревался изменить систему и выработать конкурентоспособный, ориентированный на рынок подход, обеспечивающий господство права, это было бы воспринято как долгожданная новость.
