рассвете захватил его с поличным и потребовал, чтобы тот заплатил ему порядочную сумму за пользование каноэ, а равно и отдал ему весь свой улов. По существующим у туземцев законам он имел на это право.
С этой тяжбой оба они явились ко мне — и, как то уже случалось не раз и прежде, мне пришлось выступить в роли судьи. Я начал с того, что объявил им, что на моей территории действует не туземный закон, а закон разума, который исповедуют белые и который они слышат из моих уст.
После этого я приступил к дознанию. Я установил, что каждый из них был одновременно и прав, и неправ.
— Ты прав, — сказал я владельцу каноэ, — потому что тот человек должен был попросить у тебя разрешения взять твою лодку. Но ты неправ, потому что оказался беспечным и ленивым. Беспечность твоя выразилась в том, что ты просто закрутил цепь твоего каноэ вокруг ствола пальмы, вместо того чтобы, как полагалось, запереть на замок. Беспечностью твоей ты ввел этого человека в соблазн поехать на твоей лодке. А лень твоя привела к тому, что в эту лунную ночь ты спал у себя в хижине, вместо того чтобы воспользоваться удобным случаем половить рыбу.
— Ты же, — сказал я, обратись к другому, — виноват в том, что взял лодку, не спросив позволения ее владельца. Но ты одновременно и прав — в том, что оказался не столь ленив, как он, и не захотел упустить лунной ночи, не воспользовавшись ею для рыбной ловли.
После этого в соответствии с существующим обычаем я постановил, что ловивший рыбу должен отдать одну треть своего улова за пользование лодкой владельцу последней, вторую же треть может оставить себе, ибо затратил силы на ловлю рыбы. Оставшуюся же треть я постановил передать в пользу больницы, потому что дело происходило на ее территории и самому мне пришлось затратить время на разрешение их палавры» (Schweitzer A. Afrikanische Geschichten. Leipzig, 1938, S. 101 — 102).
... снабженного органным педальным устройством пианино... — Пианино это в настоящее время находится в Доме-музее Швейцера в Гюнсбахе.
... у жившего в атом доме передо мной миссионера Мореля... — Знакомство Швейцера с Леоном Морелем (1883 — 1976) относится к 1911 г., когда после своего первого пребывания в Африке (1908 — 1911) Морель возвратился в Страсбург, где его жена Жоржетта проходила медицинскую практику в городской больнице. Швейцер не раз говорил, что встреча в тот год с Морелями определила его выбор Ламбарене в качестве места своей будущей работы. Сами же Морели ко времени приезда Швейцера в Африку были переведены на другой миссионерский пункт, в Самниту. Они постоянно виделись с Швейцером, немало помогая ему и делясь с ним опытом своей работы в условиях тропиков. Леон Морель оставил воспоминания о своей жизни там и о трудностях, с которыми им пришлось столкнуться до приезда в эти края Швейцера. Приводим отрывок из этих воспоминаний.
«Мы с женой приехали в Габон в 1908 г. и работали там в Ламбарене, а потом в Самките. Мы имели возможность ясно увидеть, в каком положении находились в этой стране туземцы и европейцы, и опыт нашего пребывания там позволил нам в полной мере судить о том, сколь велика была там нужда во врачах.
Против сонной болезни фрамбезии, чесотки и многих, других заболеваний туземцы были совершенно бессильны, да и почти не пытались что-нибудь делать, а просто бросали больного на произвол судьбы. Он обычно валялся где-нибудь в самом дальнем и грязном углу хижины. Когда же ему становилось совсем плохо, то в качестве последнего средства близкие его пытались заговорить болезнь кровью: над ним ставили скамейку, на которой закалывали курицу, козу или овцу, так что кровь стекала на тело больного. Считалось, что если вселившийся в него злой дух напьется крови, то он, может быть, отступится от своей жертвы. Когда же и это не помогало, туземцы пангве уносили умирающего в лес и бросали его там, чтобы не слышать криков и воплей. Психических больных они привязывали к дереву где-нибудь подальше от деревни, а прокаженных просто выгоняли в лес.
Во время одной из поездок в районе Самкиты я как-то раз погнался за птицей-носорогом, прельстившей меня своим роскошным оперением, — мне хотелось сделать из нее чучело. Птица укрылась под высоким сводом, образованным сплетением лиан, и я последовал туда за ней. И вдруг я увидел, как в полутьме блеснули два светлых глаза. Сначала я решил, что передо мной пантера, готовящаяся к прыжку, но когда я уже прицелился, я заметил, чуть ниже устремленных на меня глаз черный лоскут и изъеденную проказой нижнюю челюсть. Это была прокаженная, все тело которой было в нарывах. Говорить она уже не могла, до такой степени язык ее был изъеден проказой. Я велел ей идти за мной, но панический страх перед белым, человеком заставил ее убежать и скрыться в глубине леса. Я вернулся в деревню и велел ударить в тамтам, чтобы созвать туземцев и расспросить их. Тогда старейшина сообщил мне, что прошло уже два сезона дождей с тех пор, как эту женщину выгнали из деревни, и он удивляется, как это ее до сих пор не съели кочующие муравьи или леопард. Подобная участь постигала всех этих несчастных, и не приходилось сомневаться, что днем раньше или днем позже, но женщину эту ждал такой же конец.
За время нашего первого пребывания на миссионерском пункте в Ламбарене с 1908 по 1911 г. мы могли воочию убедиться, сколь бессильны мы против этого бедствия. Моя жена воспользовалась нашим первым отпуском, чтобы приобрести в Страсбурге те знания, которых ей не хватало. Она прошла там два курса обучения — в гинекологической и хирургической клиниках. Во время прохождения второго курса она познакомилась с ассистентом этой клиники д-ром Швейцером и его будущей женой, которые готовили себя к работе в Африке. Он много расспрашивал нас об условиях жизни в Габоне, и госпожа Швейцер говорила нам потом, что полученные от нас сведения помогли ей отобрать действительно необходимые для тропиков вещи и не обременять себя лишним грузом» (Morel L. Lambarene um 1913. Begegnungen mit Albert Schweitzer, herausgegeben von H.W. Bahr und R. Minder. Munchen, 1965, S. 139 ff.; Minder R. Rayonnement d’Albert Schweitzer. Colmar, 1975).
Зовут
