Он вспоминает, как его безумно напугали русские: «Журнал ЦК комсомола «Молодая гвардия» опубликовал одну за другой статьи литературных критиков М. Лобанова «Просвещенное мещанство» и В. Чалмаева «Неизбежность». Лобанов обвинил интеллигенцию в «духовном вырождении», говорил о ней с пренебрежением как о «зараженной мещанством» массе, которая «визгливо» активна в отрицании и разрушительна. Вызывающим было и то, что официальный курс... автор объявляет неприемлемым для русского образа жизни. «Нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия», ибо «бытие в пределах желудочных радостей» неминуемо ведет к духовной деградации, к разложению национального духа. Лобанов рекомендовал властям опираться не на прогнившую, сплошь проамериканскую (то есть еврейскую. - А.Б.) омещанившуюся интеллигенцию, а на простого русского мужика, который. способен сохранить и укрепить национальный дух, национальную самобытность... Пока власти приходили в себя, журнал публикует статью Чалмаева «Неизбежность». Как и Лобанов, он тоже осуждает «вульгарную сытость» и «материальное благоденствие». В статье немало прозрачных намеков на то, что русский народный дух не вмещается в официальные рамки, отведенные ему властью, как и сама власть «никоим образом не исчерпывает Россию».
Такой пощечины власти снести не смогли. На этот раз на статью Чалмаева буквально обрушился пропагандистский аппарат партии, был запущен в обращение термин «чалмаевщина». «Хромой бес» объявил тотальный поход на «черносотенцев». Но мы в русских кругах над изобретателем термина «чалмаевщина» только посмеивались. Как ни парадоксально, широкая общественность бросилась читать обруганный журнал. В коридорах только о храброй «Молодой гвардии» и шептались. Мол, наконец-то, кто-то за русских заступился. Правду против «них» сказал. Лучшей рекламы, чем бешенство Яковлева, было не придумать. Средний партаппарат был весь в восторге. Знакомые офицеры ГБ наперебой звонили:
- Достань журнальчик - для своих «чалмаевщину» размножить!
И тогда Яковлев организовал провокацию.
Крейсером, который должен был сделать новый исторический залп Авроры против пробудившейся от спячки дремучей туземной России, был избран журнал «Новый мир» - тогда «их» цитадель. Бывший зам. главного редактора этого журнала, его идеолог критик А. Дементьев, уже выгонявшийся за «не нашу линию», но рвавшийся вернуться в редколлегию, по заданию Яковлева сочинил громадную статью-донос на «черносотенцев» из «Русских клубов». Как излагает содержание статьи сам организовавший ее Яковлев: «Андрей Дементьев резко раскритиковал статью Чалмаева. Дементьев рассуждал в том плане, что Чалмаев говорит о России и Западе языком славянофильского мессианства. От статьи Чалмаева один шаг до идеи национальной исключительности и превосходства русской нации над другими». Но этого пафоса Яковлеву только хотелось. Сделано же все было гораздо топорнее. Опираясь на материалы ведущих идеологов русского движения преимущественно в журнале «Молодая гвардия», А. Дементьев грубо, «по-местечковски» оболгал русские традиции и народность. Статья так и называлась «О традициях и народности» («Новый мир», 1969 г., № 3). Но их он огульно перечеркивал, а подспудно, в виде соблазнительной положительной программы на прозрачных намеках противопоставлял им «конвергенцию». Оба - и сам мастер из «вольных каменщиков», и его подмастерье - были убеждены, что русские - такие туземцы, что не знают, что это такое. Что это «ихнее», «вольнокаменщическое», понятное только «посвященным».
Что это за жаба? Процитирую, чтобы было ясно, «подземную», как зарытая атомная бомба, но широко распространявшуюся тогда в еврейском «самиздате» подрывную «Мою программу» академика Андрея Сахарова, целиком попавшего тогда под влияние крупной авантюристки своей жены иудейки Боннэр. Под резюмирующим пунктом 6 у Сахарова стояло жирно выделенное самим Сахаровым: «6. Конвергенция. То есть сближение социалистической и капиталистических систем, сопровождающееся встречными плюралистическими процессами в экономике, социальной сфере, культуре и идеологии, - единственный путь радикального устранения опасности гибели человечества в результате термоядерной и экологической катастроф».
В какую яму попала наша Великая Держава в результате тотального «дерьмократического» осуществления подрывной программы Сахарова, то есть конвергенции (а на практике попросту жалкой сдачи всех позиций и переходе на роль капиталистической колонии - именно эта роль русским программно отводилась!), каждый сам видит сейчас вокруг себя. Все потеряли - экономику, культуру, Русскую Идею. Скатились в болото дикого капитализма - выберемся ли когда?
Увы, уже в 70-х сахаровская конвергенция была у всех иудеев на лукавых устах. Прямо вслух, мол, давайте откажемся от социалистических завоеваний и передадим собственность в частные руки, никто не говорил. Говорили: будем сближаться с капиталистической системой, пойдем на конвергенцию с нею, как нас призывает программа «нашего человека» академика Сахарова. Выступить против сахаровской конвергенции в «избранном обществе» -значило сразу получить ярлык «антисемита» и «охотнорядца».
Однако тогда мы дали сахаровской (то есть сионистской) конвергенции отпор. И на целых двадцать лет, во всяком случае, отсрочили падение советской власти и ограбление России. Мы были уже не те мальчики для битья, какими были до супервысшего образования, полученного в «Русских клубах». Совершенно неожиданно для горластых иудеев, привыкших к русскому безмолвию, - русские дали крупно сдачи. Нами было организовано оперативно письмо одиннадцати крупнейших писателей в защиту «Молодой гвардии» и, преодолев цензуру (письмо это прошло-таки через ее стену - я для этого использовал все свои «права»), оно попало на страницы воскресного «Огонька» - прямо пред очи Брежнева, который начинал свой выходной день с чтения любимого «Огонька». К тому же его еще и предупредили, чтобы не пропустил письмо русских корифеев. Сам Шолохов позвонил, что всем сердцем вынужденное письмо поддерживает и что поднимет вопрос на ближайшем съезде партии. Ну, Второй Ильич понял, что дело далеко зашло.
Двенадцатым подписантом у нас тайно был Солженицын, он нам сочувствовал, мы могли организовать его подпись. Но уперся Софронов: «Только без Солженицына! Для Володьки Солодина это лучший повод «Огонек» в цензуре задержать. Этот главный яковлевский «бдила» и так будет на ушах стоять. Сделайте все, чтобы Солодина нейтрализовать! И ни в коем случае не надо Солженицына». Мы смирились.
Мы поработали над письмом основательно. Я даже вписал в текст пресловутую «конвергенцию», не очень понятную самим писателям, зато ключевую в профессиональной терминологии контрпропагандистского аппарата. Бить так бить наотмашь - мы тоже умеем смертельные ярлыки клеить. Мы вели огонь по А. Дементьеву из всех калибров, засыпали письмами ЦК, издевались, где только можно.
Яковлев попытался организовать ответ письму одиннадцати. Симонов с трудом собрал шесть подписей членов правления Союза писателей под ответом на письмо одиннадцати через тогда контролируемую евреями «Литературную газету». Но письмо развалилось, не дойдя до печати. Мы поработали с русскими писателями, которых Симонов попытался соблазнить на русофобию. Открыли им глаза, и они разобрались.
Бой же в закулисе разгорелся не на шутку, и отчаянные столкновения шли с попеременным успехом.
Часть 7. РУССКИЕ ОСЛУШАЛИСЬ!
Русские не только не сдались, «безмолвствуя», на милость победителя, как было привычно заведено в советское время, но - дерзко опубликовали свой русский манифест - «О ценностях относительных и вечных», блестяще
написанный Сергеем Семановым. Мы понимали, что таким манифестом бросаем вызов уже даже не «хромому бесу» Яковлеву, а всей коммунистической идеологии. Требуем коренного пересмотра ее принципов. Поднимаем свое Русское Знамя и громогласно объявляем, что готовы насмерть сплотиться под ним.
Впечатление, которое произвел «семановский» манифест (так его довольно быстро прозвали и в наших, и в «их» кругах), было огромным. Последовательно по логическим темам, манифест охватывал всю панораму общественной жизни страны, брал все болевые точки. И спокойно, доказательно, заглядывая в прошлое и показывая, как оно может, если им гордиться, плодотворно работать на современность, обозначал путь, по которому мы, русские, хотели бы, чтобы наше общество развивалось и державно укреплялось. Многие вслух говорили (и даже в высоких партийных кругах, на уровне помощников Демичева, Суслова, Черненко, самого Брежнева), что вот так, в такой проникновенной, спокойно объяснительной манере на уровне «столыпинской» патетики надо бы готовить для генерального отчетные доклады на съездах. А то, мол, наш яковлевский отдел пропаганды только руками умеет размахивать и ярлыки клеить. А тут программа просто и ясно, без иностранных слов подана - и кто враги, и кто друзья, и что делать всем сразу, по крайней мере, совершенно понятно. И я подозреваю, что от помощников такая оценка «манифеста» шла не по их собственной инициативе.
