3
Рубины и Алекс прибыли в лагерь в Поккинге летом 1945-го и совершенно не понимали, чего им здесь ждать. Чиновник из ООН не потрудился сказать Имре, что объект раньше был базой люфтваффе, или что он находится в лесу, в полдня пути от ближайшей железнодорожной станции. Или, например, что его также использовали в качестве лагеря для военнопленных.
Тибор пришел в ступор, когда увидел сотни немецких солдат прямо перед входными воротами. Да, они не представляли опасности, они находились за колючей проволокой, безоружные и растрепанные – но они все еще были нацистами. И они находились на расстоянии брошенного камня от сотен евреев. Пока Тибор рассматривал эти злые поверженные лица, его волновал один вопрос: кто здесь главный? Зачем он держит этих преступников так близко к их жертвам? Он что, не знает об их зверствах? Или это все не важно?
Лагерь только что открыли, но там уже наблюдался избыток людей. Местный служащий проводил Рубиных и Алекса до небольшой секции внутри бараков пилотов. Там едва хватало места для трех мужчин и одной женщины. Кроме армейских коек в комнате ничего не было. Некую уединенность обеспечивали разве что одеяла, свисавшие между кроватями с потолочных балок. Служащий извинился за такую тесноту, затем вывел их на улицу и показал грязные общие душевые и туалеты.
На территории лагеря царило оживление. Военные джипы и грузовики поднимали столбы пыли, разъезжая по изрытым колеями грунтовым дорогам. Спустя минут пять Тибору пришлось остановиться и как следует протереть глаза.
Ирэн захватила с собой чемодан, но у Тибора, Имре и Алекса при себе не было ничего, кроме собственной одежды. Они выстроились в очередь возле склада, где им каждому выдали штаны, рубашки, исподнее и пару ботинок. Рубашки и обувь были военными, остальное сшили из армейских одеял в лагерных мастерских. Тибору понравились ботинки: они были крепкими и блестели. А вот остальные шмотки выглядели словно тюремная роба.
В столовой было столько народа, что Рубиным и Алексу пришлось ждать около часа, чтобы попасть внутрь. Когда они наконец оказались внутри, то обнаружили там армейский рацион: яичный порошок, каши, сардины, овощные консервы и консервированное мясо с надписью «Spam», основной продукт армейского питания, о котором Рубины никогда не слышали. Он явно был некошерным, и Имре даже подходить к нему не собирался, но Тибору было любопытно, что это за жестяные баночки с английским текстом. «Spam» приехал из Америки и только поэтому интересовал его. Он воспользовался маленьким ключом, чтобы открыть банку, затем поднес ее к носу. Запах был такой мерзкий! Как американцы это едят? Он моментально выбросил банку в мусор.
Официально заявленной целью ООН было отправить беженцев обратно по родным странам, но Рубины не хотели возвращаться в Венгрию. Имре посоветовал Тибору и Ирэн приготовиться оставаться в Поккинге до тех пор, пока он не решит, как заполучить документы для поездки в Палестину, Канаду, Австралию или Соединенные Штаты. Он успокаивал их, обещал, что найдет выход. В течение недели он получил работу в администрации лагеря. Тибору казалось, что брат сделал первый важный шаг на их неизбежном пути в Америку.
Как только дела в лагере устаканились, пустые авиаангары Поккинга переделали в классы и мастерские. ООН стремилась дать беженцам профессиональные навыки, которые позволят им найти работу в новых для них странах. Тибор внимательно изучил список курсов и выбрал портняжное дело, хотя одежда, которую им выдали в лагере, была такая плохая, что он искренне не понимал, чему его могут научить местные мастера. Зато в классах можно познакомиться с девчонками. Впрочем, в первый же день стало ясно, что большинство учеников там – мужчины.
Огромные усилия были потрачены на то, чтобы выстроить учебную программу в Поккинге, однако Тибора, как и многих других молодых людей, больше волновал спорт. Имре и Алекс оба отлично играли в футбол, их быстро взяли в лучшие клубы лагеря. Тибор играл не так хорошо, поэтому занялся боксом. Гибкий и проворный, у него, кажется, был талант. Обидно было то, что тренировки начинались рано утром, а Тибор любил поспать до обеда. Его целеустремленность победила отсутствие техники. Он буквально бросался на соперников со шквалом хуков и джебов, посему быстро стал лучшим в своем весе. Вскоре его стали возить по другим лагерям для беженцев в округе, где он выигрывал почти все свои бои.
Когда Тибор похвастался, что сможет взгреть любого мальчишку в Поккинге, Имре засмеялся. Бенедек, один из товарищей Имре по команде, сказал, что лучше бы Тибору держать язык за зубами, а то кто-нибудь из польских ребят как следует ему навешает. Тибор немедля вызвал Бенедека на ринг.
– Он выше тебя на пятнадцать сантиметров и на пять лет старше, – усмехнулся Имре.
Это было так. Рост Тибора – примерно сто семьдесят сантиметров, Бенедека – почти сто восемьдесят пять.
– Неважно, – ответил Тибор. – Я прирожденный боец.
Он рассчитывал, что, побив этого парня, он заработает заслуженное уважение, а то и, глядишь, привлечет внимание девчонок.
Они пошли в спортзал, где переоделись в трусы и надели перчатки, но едва Тибор дивнулся к канатам, Имре остановил его.
– Да он тебе навешает. Посмотри, какие у него длинные руки!
Тибор отмахнулся. Он и Бенедек забрались на ринг и встали в стойку. Прозвучал гонг, и Тибор разрядил в Бенедека ливень ударов – ни один из которых не попал в цель. Он отошел, вернулся в стойку и вновь бросился на соперника. На этот раз Бенедек без проблем увернулся от него. Тибор сбавил обороты и отправил прицельный джеб в челюсть. Бенедек дернул головой, кулак Тибора просвистел мимо щеки.
Во время четвертой атаки Тибора Бенедек резко выставил правую руку вперед. Они и правда были длинными: Тибор не успел толком добраться до него, а перчатка Бенедека как таран влепилась в грудь Тибора. Воздух с громким свистом вырвался из него. Потрясенный, он упал и почти что отрубился. Пытался поднять лицо с ринга и слышал только, как смеются Имре и Бенедек.
На следующий день Тибор решил заняться пинг-понгом. Да, спорт так себе, зато тут точно много девчонок.
Спустя год в Поккинге Ирэн, Имре и Тибор ни на шаг не приблизились к переезду. Население лагеря раздулось до шести тысяч человек. Он стал напоминать поселок, а не станцию: люди женились и рожали детей, даже несмотря на неясное будущее и общее желание побыстрее вырваться отсюда. Каждую неделю еврейские социальные службы вывешивали списки с информацией о возможных поездках за границу, но это все были больше разговоры. Никто не уезжал в Америку, если у них не было там связей – хороших связей. Полные корабли беженцев отплывали в Палестину, но многие возвращались, меняли курс на Австралию или возвращались в Европу. Рубины не горели желанием шататься от материка к материку.
Будучи игроками в футбол высокого класса, Имре и Алекс чувствовали себя в лагере немного получше. Хотя они оба отказывались играть в немецких лигах, к ним часто подходили к предложениями играть профессионально. А вот у Тибора такой возможности не было. Переживая за будущее младшего брата, Имре искал способ как-то устроить его. Благодаря своей работе в администрации лагеря Имре одним из первых услышал о планах устроить детский лагерь в Ландсхуте, городе в двух часах к западу от Поккинга. Новый лагерь строили исключительно для «осиротевших детей», и насколько понимал Имре, местные организаторы обладали всеми необходимыми связями, чтобы отправить юнцов за рубеж. Прежде чем лагерь открылся, Имре ухитрился записать Тибора в список кандидатов.
– В прошлый раз, когда меня куда-то отправляли, я оказался в концлагере, – сострил Тибор, когда брат рассказал ему о своем плане.
– Тут не так далеко на поезде, – заметил Имре. – Будешь навещать нас, когда захочешь.
– Я не брошу семью второй раз, – заявил Тибор.
– Ты несовершеннолетний, – напомнила ему Ирэн. – Имре твой законный опекун. Если тебя примут в Ландсхут, ты поедешь.
Тибор решил обсудить вопрос с Имре наедине.
– Не отправляй меня туда, – упрашивал он, когда понял, что спорить бессмысленно. Но брат был непреклонен: если Тибора принимают в детский лагерь, он едет.
Имре и его товарищи в бараках Поккинга. Семья Ирэн Рубин
Тибору стало ясно, что война изменила Имре. Он уже не был тем озорным и веселым парнишкой, который прогуливал шаббат, чтобы поиграть в футбол, тем беззаботным подростком, смеявшимся над устаревшими причудами отца и без лишних раздумий открыто неповиновавшимся ему. В свои двадцать два он стал осмотрительным и серьезным, все больше походил он на Ференца, который был замкнутым и самоуверенным.
