Стационар уже в окружении озер талой воды, соединенных бодрыми потоками. Надеюсь, у Олега ситуация с таянием все же лучше. С 8 июня я его не встречал, мы обменивались только короткими записками на стенах балка Анахорет. Судя по последней, он где–то у балка Серпантин, а там активное таяние еще только впереди, да и в области питания оно доставляет меньше хлопот. Можно возвращаться к базе, чтобы подготовиться к наблюдениям на участке покрова между Вторым барьером и Ледораздельной. А усталость, накопившаяся за июнь, уже не проходит, и с этим приходится считаться. Тело отяжелело, суставы словно проржавели, состояние отупения отражается на способности реально оценивать опасность.
Главная новость на базе: официально с 1 июля в должность руководителя экспедиции вступает Олег Павлович Чижов. Мы встретили это как должное, хотя новому начальнику экспедиции не позавидуешь. Прежний начальник запустил экспедиционную машину по–своему, и привести ее в нормальное состояние при отсутствии связи практически с обоими стационарами, не говоря о маршрутных отрядах (скорее бродячих людских единицах), невозможно. Продолжается накопление совокупности неблагоприятных факторов, среди которых на первом месте огромные, ненормальные перегрузки у маршрутников. При малейшем стечении неблагоприятных обстоятельств ничего хорошего нас не ожидает. Посмотрим, как развернутся события в самом ближайшем будущем.
Июль не принес облегчения маршрутникам. До выхода на ледниковый покров предпринимаю еще одну безнадежную попытку выполнить фототеодолитную съемку с горы Ермолаева, единственный результат которой — потеря почти недели драгоценного времени. Если бы я догадывался, что такое летнее таяние на леднике Шокальского, то, бросив напрасные попытки на горе Ермолаева, как можно скорее вышел бы к Ледораздельной. Уже в разгар распутицы удалось добраться до балка Анахорет 13 июля. Тащить на себе пришлось так много, что Чижов выделил мне в помощь плотника Василия Перова, неплохого специалиста в своем деле, который, однако, был далек от любой романтики, и муза странствий не была его избранницей.
Мы быстро убедились, что нас ожидала поистине адовая дорога из–за снежных болот, занимавших километры, где лыжи тонули настолько, что, казалось, эта жижа вот–вот хлынет за голенища резиновых сапог. Каждый шаг требовал невероятных усилий, и поэтому мы тащились со скоростью черепахи. «Морда лица», обожженная отраженными солнечными лучами, невероятно распухла и потрескалась, а соленый пот нещадно разъедал обожженную кожу. Хорошо, что наши близкие не могли нас видеть на этом отчаянном переходе. По кошмарному пути мы все же добрались до балка Анахорет, откуда до Ледораздельной примерно 12 километров.
Ничего хорошего дальше нас не ждало. Всего в 50 метрах от балка в ледяном русле, перекрытом нерастаявшими снежными мостами, несся бешеный поток, рев которого был слышен за несколько километров. Даже воду из него было набирать опасно, ибо напор воды на чайник мог сорвать неосторожного во взбесившийся поток и утащить в клокотавший тоннель чуть ниже по течению безвозвратно. Отовсюду рев взбесившейся воды, океан отраженной солнечной радиации, а где–то поблизости бродят полосы тумана. Из–за него несколько раз переносили выход на Ледораздельную.
Описал это жуткое место. Глубокое русло забито здесь зимним снегом, в толще которого вода проложила свой тоннель. Тут и там видны участки рухнувшей кровли, во многих местах просевшая снежная поверхность изборождена трещинами. Ловушка за ловушкой, не знаешь, которая сработает. Скопления странного комковатого мокрого снега образуют своеобразные конусы выбросов, возникших под напором бешеной талой воды, время от времени вышибающей снежную пробку, закупорившую ледяной тоннель. И отовсюду рев воды, к которому невозможно привыкнуть. Нет желания задерживаться в этом кошмарном местечке, настоящем белом пекле в прямом и переносном смысле.
Неожиданно выше по тракторной дороге из тумана возникает одинокий силуэт лыжника: это Иван Хмелевской, не дождавшись Олега Яблонского, возвращается к базе, придерживаясь старого тракторного следа и расставленных вдоль него путевых вех. Пока он добрался до нас, туман накрыл все вокруг, словно Арктика играла с нами в прятки.
Противопоставить ей мы можем только терпение, запас которого у нас тоже на пределе. Вскоре она извела на нас свои лимиты этой гадости — снова солнце засияло, небо безоблачно и даже дыхание полярного зефира не тревожит наших обезображенных лиц. Пока сидели в балке с Иваном, попивая на дорожку освежающий кисель, старательно ввели его в курс обстановки на предстоящем ему пути к базе, расспрашиваем о ребятах на Ледораздельной. Особо: почему не пошел Олег?
— Во–первых, он обирается поставить дополнительный реечный створ от Ледораздельной к Бастионам. Во–вторых, он так намучился в одиночестве, что просто отводит душу, общаясь с Бажевыми и компанией. Есть и третье — не хочет он встречаться с бывшим начальником на базе, ждет, пока тот уедет.
Объяснения Ивана, в общем, понятны, и все–таки… Расстаемся, ему вниз по леднику к базе, нам вверх к Ледораздельной. На наш стационар мы решили выходить по прямой не случайно: во–первых, расстояние короче, во–вторых, выполним рекогносцировку под будущий теодолитный ход, расставляя вехи, которые тащили на себе. Поднявшись вдоль потока на метров сто пятьдесят, мы спокойно одолели Второй Барьер. Таяло там уже меньше, и до Ледораздельной простиралось пространство мокрого сыпучего фирна, идти по которому на лыжах было значительно легче, чем по топким снежным болотам. Мы отошли от барьера на полтора–два километра, когда Перов, обладавший обостренным зрением, вдруг остановился и начал, что–то выглядывать из–под ладони по направлению движения. Спустя минуту заявляет — вижу стационар. Действительно, в поле зрения бинокля прорисовываются резкие на белом фоне очертания флюгеров и метеобудок. Дальнейший путь к Ледораздельной с учетом нашего состояния занял еще часа три. Население Ледораздельной обнаружило два силуэта по непривычному направлению за километр от стационара и дружно бросилось нам навстречу. И вовремя, силенки были у нас на исходе, поскольку для похода на ледниковый покров мы выбрали не лучшую пору. Какое счастье пройти последний километр без рюкзака!
Всплеск радости от встречи с людьми прошел, осталось тяжкое нервное напряжение, которое не дает уснуть. От бессонницы мучается и мой напарник. Оба мы так и промаялись до утра, когда Олег начал готовиться к маршруту, укладывать рюкзак, инструктировать своего напарника Женю Дебабова и т. д. Поднимаюсь и я, чтобы рассказать Олегу о предстоящем ему маршруте, тем более, что он намеревался задержаться в балке Анахорет с расчетом на его запасы. Особо подчеркиваю в разницу в наших маршрутах: мы, поднимаясь, уходили от опасности, у него она будет нарастать по мере снижения. Советую ни в коем случае не выходить к балку Анахорет напрямую с форсированием ручья. Потом ударились в какую–то научную дискуссию. После завтрака Яблонский и Дебабов уходят общим направлением на Второй барьер, немного западнее нашего лыжного следа, постепенно удаляясь от него. С сожалением отмечаю про себя, что мы опять и опять развиваем наши сети независимо друг от друга, вместо того, чтобы с самого начала объединить их. Наконец, погрузился в спасительный сон, больше напоминающий забытье. Проснувшись, лишь отметил, как вернулся понурый, до предела уставший Дебабов и без привычных разговоров залез в спальный мешок.
Ситуация на ледоразделе в моем дневнике в те дни описана следующим образом: «16.06.58. Ровно год нашего пребывания на Новой Земле. Прошел год и ничего особенного — все живы. Можно считать, что половину положенного нам здесь времени мы провели… Снаружи туман и туман. Без происшествий. Кончаются папиросы — Альберт лично выдает курящим по одной или двум в день». В общем, главная проблема на Ледораздельной — отсутствие курева. Дневник также отмечает отличия Ледораздельной от Барьера Сомнений. Здесь существенно холодней, и поэтому продолжались наблюдения на снегомерной площадке и работала холодная лаборатория, в которой Бажевы изучали лед, извлеченный из шурфа глубиной 28 метров.
Однако главное отличие — жилой дом здесь погребен по крышу в протаявшем фирне, тогда как обитатели Барьера Сомнений, расположенного в области расхода, опасаются, что их жилье в ближайшем будущем окажется на ледяном пьедестале — ведь под домом–то у них лед не тает. Записи дневника: «В Москве лето, это так не похоже на нас… Завтра там обещают по радио 24–26°, разумеется, тепла… В Антарктиде на Советской —79°, в Мирном только —11°, и это в разгар Антарктической зимы!»
Осторожно интересуюсь у Альберта о возможности работ на Карской стороне. Бажев иронично пожимает плечами и, как обычно, очень веско высказывается:
