— Ну что вы, она старая. А вы, я вижу, большой шутник, — прищурила она на меня свои роскошные глазки и вынула локоть из моей руки. — У ее Франи течка… Нет, я вижу, с вами нельзя!
— Господи! — взмолился я. — Я же понимаю, просто я со странностями, я переболел менингитом, я так все близко и буквально принимаю к сердцу, простите, Валерия, продолжайте, молю вас. А пропо, у меня-то моя Дымка уже девушка, можно бы и с ней, она обе Полянки обслуживает, просто Королева Шантеклера…
Молодец, она все поняла и продолжала, волнуясь:
— Что вы, что вы, надо сохранять экстерьер! И вот я привезла моего кота. Кошечка беленькая, умница, ходит, спинку выгибает, так и стелется, так и предлагает себя… Альфоша понюхал ее, понюхал, походил, потом бросился на кухню и все, что у нее было в миске, сожрал. И — просится домой. Я опять его к ней — ни в какую. Что ты будешь делать? Привезла домой, а он опять к тигренку и так накинулся, это кошмар! Клочья летели, я отнять не могла. И улегся. Уже и тигренок не тигренок. Я его закинула на шкаф, а Альфоше дала хорошего плюшевого мишку — так нет, не хочет, орет, ищет тигренка. Все-таки увидал его на шкафу, запрыгнул и… Ну что с ним делать, скажите на милость?
— Он у вас фетишист, простите, какой-то. Однолюб. Я вот читал у Крафта-Эбинга — случаи нарушения сексуальной направленности у животных. Один медведь ходил всю зиму к супоросной свинье, пока его не застрелили. Петух жил со старым валенком.
— Вы уж черт знает что говорите.
— А давайте его кастрируем. Конечно, зверь уже будет не тот…
Моя знакомая совсем расстроилась и уже собирается спускаться в метро.
— Ну как же так, Валерия Станиславовна! — взмолился я. — А телефон? Мы так хорошо говорили! Мы можем сходить еще на Дебюсси, послезавтра концерт. А после я организую ужин. А?
— Вы какой-то странный. Я же действительно замужем, и муж, как вы угадали, военный.
— Ну и что? Наверняка старше вас лет на двадцать. Мне тоже, конечно, не семнадцать, но…
— Благодарю вас за прогулку и веселую беседу, — сухонько так. Надо ж, как из-за кота расстроилась.
И ушла.
Ее белый кот не давал мне спать всю ночь. Я дергался в постели, а жена давала тумака.
Нет, я все-таки пойду на Дебюсси.
Владимир Скиф ПОЦЕЛУИ НА БЕДРАХ
МОЕ ЛИЦО
“И, как пасхальное яйцо,
Лицо раскрашено вначале,
Потом расквашено лицо…”
Олег ПОРТНЯГИН
Я как-то вышел на крыльцо,
Чтоб почесать лица макушку.
И вдруг, забыв свое лицо,
Чужую увидал подружку.
(Во мне характер сорванца.)
Стоять бы тихо и чесаться,
А мне игриво так с крыльца
Вдруг к ней приспичило бросаться.
Она намек мой поняла,
Шажочек сделала навстречу,
А тот, кого она ждала,
Возник и крикнул: — Изувечу!
Девица пискнула: — Прикол!
Я жду тебя, моя зазноба!
Зазноба за секунду кол
Нащупал посреди сугроба
И, как пасхальное яйцо,
Мое лицо он изукрасил,
А после пнул мое крыльцо
И что-то всмятку мне расквасил.
… Теперь я вдаль смотрю с крыльца,
К чужим не смею прикасаться.
И больше не чешу лица,
Поскольку нечему чесаться.
О ПРИНАДЛЕЖНОСТИ
“Я все еще принадлежу тебе,
Хотя давно принадлежу кому-то…”
Ольга ГИЗАТУЛИНА
Я думала: тебе принадлежу,
Ты — мне принадлежишь, а в сердце — смута.
Домой к тебе однажды прихожу,
И вижу: ты принадлежишь кому-то.
Хотела я тебе принадлежать,
Дарить тебе смущение и нежность.
Я от тебя надумала рожать,
А ты нашел другую принадлежность.
Принадлежать друг другу не грешно,
Когда любовь — принадлежать не жалко.
А у тебя всегда, когда темно,
Торопится грешить принадлежалка.
НУ И ЧТО!
“Я сижу на земле,
как татарин…”
Вадим КОВДА
На земле я сижу, как татарин,
Как индеец, красив и пригож,
А когда забренчу на гитаре,
Я уже на цыгана похож.
Я в застолье похож на малайца,
А как зелье грибком закушу,
Я уже превращаюсь в китайца,
И стихи по-китайски пишу.
Просыпаюсь по-русски и гнусно
Пью рассол или с плесенью квас.
Я с утра бормочу по-тунгусски,
А жена мне кричит: — Папуас!
Такова превращений структура,
Состоянье мое таково…
Я — туземец, индеец и турок!
Только турок я чаще всего.
КОЕ-ЧТО О ПОЦЕЛУЯХ
“Не надо мне сил, чтобы мир превозмочь!
Волшебно, как иней на ведрах
С антоновкой поздней, сверкают всю ночь,
Всю ночь поцелуи на бедрах…”
Татьяна РЕБРОВА
Ах, нежность твоя все сжигает вокруг!
Сжигает меня без остатка.
С неделю уже ощущаю, мой друг,
Твои поцелуи на пятках.
На пятки встаю, но идти не могу:
Как будто на гвозди ступила…
И вот по квартире ползу на боку.
Зачем я тебя полюбила?
Знакомой поплакалась я медсестре,
В больницу звонила из дома,
Что очень болит поцелуй на бедре,
А ниже спины — гематома!
Вчера говорила тебе: — Не балуй!
И надо ж такому случиться!
В итоге спровадил меня поцелуй
На Черное море — лечиться!
СЕБЯ НЕ СОЗНАВАХУ
“…Ах, братец Одуванчик,
Сестрица Резеда
И ты, свистун Тушканчик,
Что скажете тогда?
Себя не сознаваху,
Ни плоть свою, ни дух,
Они в ответ сказаху,
Пролепетаху вслух…”
Вадим РАБИНОВИЧ
Ах, шурин мой Подснежник,
Кузина Лебеда
И дядюшка Орешник,
И тетя Череда.
Свояченица Чага
И Гонобобель сват,
Сотрудница Бадяга
И родственник Салат.
Мы — дружная семейка,
Мы — всюду и везде,
Племянница Индейка
Работает в суде.
В издательстве — Тушканчик,
В журнале — Резеда,
И братец Одуванчик —
В газете неспроста.
Себя не сознаваху,
Не покладаху рук,
Я это все писаху,
А ты читаху, друг!
Шагаешь, как на плаху,
На зыбкий мой Парнас.
Тебя я одураху
Уже в который раз!
Иркутск
Олег Шестинский ТАК ГОВОРИЛ СОСЕД
Я попал в больницу. Прекрасную. С умными врачами. С вышколенными медсестрами. В двухместной палате моим соседом оказался любезный человек, по национальности еврей, просвещавший меня своеобразной мыслью.
* * *
— Я все думаю, — сказал Сосед, — как сердечно сдружить наши нации?
