В романе показано, что Распутин был ненавистен многим, причём самым разным силам - от западных военно-политических кругов и их агентов влияния в России, стремившихся втянуть её в войну, до доморощенных революционеров всех мастей, которые действовали по принципу: чем хуже для страны, тем лучше. "Вот тут-то Распутин, заклинающий Николая не ввязываться в войну, стал не то что не нужен, но опасен мировому капиталу, так же как, с точки зрения Ильича, и мировому пролетариату, не ведающему ни сном ни духом о своей исторической роли в развитии человечества. Чего уж говорить про столичный свет, про монархические круги, возненавидевшие покровского мужика за сам факт его земного существования. Приговор был вынесен[?]"
Автор прослеживает, как фигура Распутина массированно демонизировалась в прессе. В результате покушения Хионии Гусевой, совершённого в Покровском, "старец" был ранен и оказался на больничной койке, сумев отправить письмо императору, где утверждал, что война будет "на гибель" России. Но сам приехать в столицу не мог, а маховик войны неумолимо набирал обороты. Е. Богданов обращает внимание, что это покушение случилось на следующий день после убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда и замечает: "Совпадение удивительное, наводящее на совершенно определённые размышления". И таких совпадений немало.
Вообще надо отметить основательность, продуманность общей повествовательной конструкции романа и отдельных его деталей. Это результат тщательного изучения исторического материала - весьма сложного и противоречивого. Но задача романиста (в отличие от историка) - воссоздать художественно-убедительные образы людей и версии событий - задача, с которой автор справился. Это следует отметить, если следовать завету классика судить писателя "по законам, им самим над собою признанным". Сами "законы" можно встретить в тексте романа, например, в уже упоминавшемся интервью Глеба Елахова.
Там также обосновывается выбор жанра (роман-дознание), говорится об использовании "простонародных слов и диалектизмов" - проблема, остро волновавшая сибиряка Е. Богданова, который в своих вещах "постоянно обращался к фольклорным нетронутым пластам". В этом смысле не исключение "Ушёл и не вернулся", тем более что место действия романа - не только столицы, но и Сибирь, Урал, где разворачивались последние акты трагедии венценосной семьи. Кстати, здесь автор основное внимание уделяет событиям, происходившим в Тобольске, куда Романовы были отправлены из Царского Села. Об этом написано гораздо меньше, чем о кровавом финале в Екатеринбурге.
Внимание Е. Богданова к тобольскому периоду тем более понятно, что здесь предпринимались попытки спасения царской семьи. Свидетельства об этом существуют, но они, как и многое в расследуемой истории, туманны и противоречивы. Романисту это развязывает руки - он выстраивает свою версию событий. Согласно ей, двадцатилетний штабс-капитан князь Андрей Воротынский осенью 18-го отправляется в Тобольск, "чтобы ни много ни мало спасти царя". Он пытается наладить контакт с цесаревной Анастасией, с которой познакомился во время лечения в госпитале, где она ухаживала за ранеными[?] В этой авантюрной истории есть любовный треугольник, много стрельбы и крови, действие переносится из Тобольска в вогульское зимовье, оттуда в партизанский отряд красных, где, между прочим, мы встречаем будущего маршала Югославии Тито, который действительно в 18-м году находился в Сибири[?] Здесь действуют множество самых разных персонажей, в том числе предки писателя Елахова, которые оказываются во враждующих лагерях[?] Действительно, чего только не случалось в то фантастическое, трагическое и безумное время[?]
Автору удалось передать ощущение этого безумия, невменяемости, клинической глупости, иррациональной жестокости, вдруг охвативших людей, целую страну от рабочих и интеллигентов до министров и генералов: "В последние дни Российской империи (как и в последние дни СССР) все слои общества были изъязвлены проказой либерального нигилизма. Всем вдруг сейчас и разом захотелось государственных перемен". Специалисты называют это "социальной заразой", распространяющейся путём коллективного заражения". Роман Евгения Богданова появился как раз накануне событий, ставших очередным проявлением застарелой болезни.
Александр НЕВЕРОВ
Евгений Богданов. Ушёл и не вернулся : Роман-дознание. - М.: Роман-газета, 2011. - № 23. - 80 с.; № 24. - 80 с. - 4000 экз.
Катание на паромобиле
ЛЮДИ И КНИГИ
Несколько слов о книгоиздании и об издателях нашего времени
Василий ДОБРЫНИН, издатель
ПОЧЕМУ ТАК?
Положение в книгоиздании - катастрофа. Об этом не скажет лишь тот, кто не читает. Тем не менее катастрофа книгоиздания болезненна для общества - потому что способному думать книга нужна. Утрата обществом книги - тот же замедленный процесс её уничтожения, всегда приводивший к краху общества, допустившего этот процесс.
От чиновников подразделений культуры и потенциальных инвесторов я не однажды слышал обезоруживающий довод: "Но книги ведь есть. Вон их сколько! Читайте классиков или Маринину, Шилову, Донцову[?]"
Я не издаю никого из перечисленных, но и с тезисом не спорю: полно книг - плати, покупай и читай. У меня свой довод: общественное развитие как следствие поиска и самопостижения неизбежно рождает новых авторов. Процесс мышления всегда тяготеет к новизне и побуждает автора к созданию новых вещей. Поэтому книга всегда современна, как творчество в целом. Кризис книгоиздания медленно, неумолимо ведёт к свёртыванию духовного потенциала общества. Таков мой довод в поддержку современного автора, в большинстве своём начинающего, неизвестного. Он, современный автор, - плоть от плоти своего (нашего с вами) общества, загнан в угол. Множество обращений, как и коллеги, я получаю в свой адрес: с надеждой на то, что выйдет в свет книга, как и должно быть, за счёт издательства. Ответ понятен[?]. Милые доводы, без саркастической улыбки читаю я в обращениях авторов: "Признаюсь, господин издатель, я сторонник советского стиля книгоиздания[?]" Печатайте и платите автору деньги, как было в СССР, как продолжает быть в цивилизованном мире! - так ведь мыслим "советский" или просто нормальный прин[?]цип книгоиздания?!
У нас напрочь нет ни того, ни другого. Почему и доколе? Могу компетентно ответить и делаю это сейчас. Мой печатный станок работает точно так же, как и советский: с затратами и последующим их возмещением с положительным балансом. Затраты успешно и щедро возмещало Советское государство. Прост секрет. И настолько же прост ответ. Инвестор, спонсор и меценат, естественно, могут вполне заменить государственного гаранта. Но есть ли они в нашем обществе? Лишь в одном случае производство, в том числе книгоиздание, может быть беззатратным - отсутствие производства. Мы один на один - Издатель и Автор[?] Считаю долгом Издателя и гражданина содействовать не духовному свёртыванию, а духовному развитию общества.
КАК БЫТЬ?
В упрёк себе и коллегам могу сказать: мы инертны. Производственники в сфере "проходняка" и быстрых денег мобильны, изобретательны, рискованны и неутомимы в поиске обновлений. Книгоиздание - тот же паромобиль на обочине современных дорог. Конкурируя в прошлом веке с бензиновым собратом, паромобиль давал скорость до 108 км/час. Лидером книгопечатного производства в это время была Паровая Типография и Литография М. Зильберберг и С-вья в Харькове. Но паромобиль[?] Ездить на нём и сейчас, и довольно быстро, вполне, разумеется, можно: те же колёса и тот же руль. Но время его отпело. А книгоиздание - и ныне там[?]
Как же быть? Вариантов как минимум два.
1. Ждать благоразумия и материальных средств поддержки от государства (благоразумие, допускаю, держава проявит, но со[?]мневаюсь в материальных средствах).
2. Ждать появления блистательной и щедрой плеяды инвесторов, спонсоров, меценатов, радеющих за творческую судьбу литератора.
Либо, если мы один на один - Издатель и Автор, приемлемый выход найти самим[?]
Прежде всего - это поиск новых форм, новых способов взаимодействия в чёткой структуре: Автор - Издатель - Читатель. Важно понять, что это три неразрывных звена, три точки опоры. Одна из причин плачевности нынешней ситуации в том, что эти звенья раздельны.
Мы обречены на внедрение новых форм. Первая, простая и актуальная, среди них - сочетание традиционной, бумажной формы издания и современной - электронной. Между ними существует соперничество, рождённое прежде всего ностальгией по утра[?]ченным временам. Ностальгия понятна, довод несостоятелен. Электронные формы издания теснят традицию, подобно бензиновому собрату автомобиля (с тем же, весьма вероятно, исходом).
