Всё та же усмешка: арена внизу
С копейку почти, с перстенёк, со слезу,
Когда я над пропастью шарю
Лодыжкой, цветной от шнуровки.
И трос перерезан, и выломан крюк,
И ясно, что нет! подстраховки.
Но кто б не прищёлкнул: смертелен, мол, трюк,
И... насмерть слезою ошпарю.
И... крылья взметну вместо рук.
ДА, СКИФЫ МЫ...
И злато скифов, как рубильник, — стон
Высоковольтный, конский шарм — чарльстон...
И ток времён цвет электрик врубается
В пространство. Скифы!? Скифы — вещий сон.
И всё, что с ними связано… сбывается!
МУ-МУ
Так резина под луной блестит,
Что галоши-то на босу ногу
Дадены лишь в радость, а не в стыд.
Выхожу одна я на дорогу.
Вижу — Лермонтов уже стоит.
Ой, да не под силу одному
То золототканное МУ-МУ
Музыки небесных сфер и лирик
Райских кущ, где Лета и пузырик
За пузыриком... А я, гусар, Ему
Так скажу у звёздно-синих гирек
На Весах: прощай! дай обниму.
Выбранной эпохи адрес чудный
Не давай. Он смертным ни к чему.
Я дитё Твоё, и Ты мой Блудный
Сын, о Господи! И я Тебя приму
В судный день.Тебя! и день Твой судный.
ГИБЕЛЬ БОГОВ
Да что там арамейский? Даже идиш
Из пыли звёзд. Поверьте, рок — дитя.
Бурбоны, революция — подкидыш,
Найдёныш нильский, баловень! шутя,
Бьёт в барабан и рвёт на арфе струны,
Крутя при этом колесо Фортуны,
Змеиное кольцо времён крутя. —
Велосипед, педали. Пусть! Хотя…
И тьма сошла, Египет поглотя,
И до сих пор по Риму мчатся гунны.
МАШКА
И розы бесноватые по дугам,
И, очертя башку… чем? очертя.
Да голубым непостижимым кругом.
Да кто же Ты, ко всем своим калугам,
Торжкам и псковам, серпуховым, лугам
Прижавшая Бессмертное Дитя?
Звезда во лбу и месяц у затылка.
— Звезду как звать? Не помню.
Ну… Денеб
Иль Сириус. Толстой? Да, предпосылка
Спирали нравственной.
Но ах! ещё бутылка
Пустая бы нашлась, одна бутылка...
Всего-то! И хватило бы на хлеб.
ПСИХОАНАЛИЗ
— Настасья Филипповна, я… Парфён.
— Прикажете быть Парфёновой?
А мне к лицу... обсидиановой,
Чёрной, как Саша, пластинкою граммофоновой,
Жемчужиной чёрной — плачь и обманывай,
Кошкою чёрной, играющей с мышкой,
За что и кончу (в одно и верую)
По приговору Парфёна вышкой.
Лучше бы съела серую.
Как сама над собою Русь,
Чёрной Невой всё равно сомкнусь
Над Распутиным Гришкой.
ЗАРЯДЬЕ
Это не вой одичалых волчат.
Это всего-то лишь смотрят из ночи
Женщины обворожительной очи.
Ну а в ответ век и эра молчат.
Разноязыки и разнокалиберны.
Мода на Бога!?. О, нет! Вана Клиберна
Вечер и в Знаменском — чудный! собор —
Помню, мы плакали, видя Покровского
Дмитрия, слушая Митенькин хор.
……………………………………….
Блёстками снега Москва изузорена.
Чай у вдовы художника Корина.
Люди святые на полотне, —
Русские люди! И настоящая,
Как и слеза, их молитва в цене
Столь высока, что богатой шпане
Не по карману рванина ледащая.
Что происходит в этой стране?
Верует в ней только "Русъ уходящая"
Завтра, вчера ли, вне времени, вне…
АССОЦИАЦИИ
Да что уж о таланте, о любви?
Жила, страны не чуя под собою,
Страны, чьи Спасы только! на крови,
Парят над бездной, что зовут судьбою,
Причём не лишь! её, а Вавилона,
Ассирии... Да всех не перечесть.
История забавная персона —
Мчит на аукцион с аукциона.
Ну не даёт прелестнице присесть
Не Соломон, а... перстень Соломона.
Роман Солнцев СЛЕД В СЛЕД
1.
Угрюмые декабрьские морозы миновали, в январе стало чуть светлей, и Иван Григорьевич продолжил работу. Правда, батареи в мастерской еле теплились, пришлось разориться и купить два масляных обогревателя — не так уж много электричества они тянут. Один "камин" Иван Григорьевич поставил возле корыта с синей глиной, другой — под постаментом, на котором и отшлепывал ладонями и лелеял будущую фигуру N.
Губернатор N погиб самым нелепым образом — поехал в ноябре с помощниками по тонкому еще льду на охоту (или рыбалку?), и вездеход провалился под берегом, где крутая скала, не выбраться.
Только водитель и спасся, вынырнул, выбив плечом стекло, остальные захлебнулись в ледяной воде. Тело бравого губернатора, генерала в отставке, увезли в Москву и там, на Новодевичьем, похоронили. Все-таки бывшая слава России.
Перед тем как увезти, выставили в Большом концертном зале, где сибиряки смогли проститься с ним. И стоя возле гроба, глядя на заносчивое и после смерти лицо губернатора, Иван Григорьевич решил: сделает памятник, и сделает его весьма оригинальным: генерал как бы пытается продраться наверх через обломки льда, через полынью.
Он и в жизни был человек неординарный. Мог стать министром обороны, но когда ему сказал бывший президент: заместителей не трогать, это мои люди, генерал ответил: это мертвецы, вы погубите армию.
Что, кстати, и получилось. Сам же N уехал в Сибирь и был на "ура" избран губернатором огромной области. И сразу же разогнал старую администрацию, прежде всего — коммунистов вывел за черту. И начал наводить порядок: военных мужиков назначил главами городов, ввел их в советы директоров заводов, открыл кадетские корпуса, чтобы подготовить себе в помощь бравую молодежь.
И вот на тебе... только воры подались прочь из области, только льстецы увяли, как и погиб мужик.
Яростное его лицо снилось Ивану Григорьевичу. И он все больше убеждался — да, грандиозный, дерзкий может получиться памятник бывшему губернатору. Но Иван Григорьевич, на свое горе, человек откровенный, везде и всегда рассказывал о своих проектах: и просто знакомым, и коллегам. Наверное, наивно полагал в душе, что, коли засветил идею, ее уж не украдут. Меньше всего заинтересовался будущим памятником старый приятель Константин Александрович, маленький, улыбчивый, усатенький, с носом Гоголя.
— Во первых, это трудно сделать... — зевнул он. — Во вторых, как это будет смотреться, с какой точки? Ты ему что, на голову наденешь что-то вроде венка из стекла?
— Можно из стекла, — соглашался Иван Григорьевич. — Главное — лицо и руки.
— Ну, смотри, — позевывал Константин Александрович.
Через пару дней Иван Григорьевич прочел в областной газете, что новый губернатор одобрил идею создания скульптурного памятника прежнему губернатору (хотя рад был, по слухам, что тот погиб) и даже пообещал хорошую премию.
И скульптор с еще большим тщанием и покоем на сердце продолжил работу. Это замечательно, что в городе встанет памятник знаменитому сыну России.
Закончив работу в глине, однако, еще не переведя фигуру в гипс, Иван Григорьевич забрел как-то на весеннюю выставку членов СХ, и вдруг его шатнуло. Он глазам своим не верил. Он увидел в первом же зале, справа, на помосте гипсовую фигуру губернатора, исполненную кем же?.. снизу бумажечка, не сразу прочтешь... исполненную Константином же Александровичем, приятелем Ивана Григорьевича.
