Слушание было в Вашингтоне, руководил всем этим сенатор Кеннеди, а нашу делегацию возглавлял Велихов. Огромный зал Расселл-билдинга, масса народу, масса телекамер, в президиуме три сенатора, четыре наших ученых и четыре американских. В общем, почтенная публика. В своем выступлении я использовал стихотворение Байрона. Удивительно, до какой степени воображение художника позволяет заглянуть за пределы сегодняшнего дня и дать прогноз того, чего еще не было. Но, несмотря на всю эту лирику, меня перебил сенатор Кеннеди и сказал: «Профессор Капица, что вы можете сказать о советской гражданской обороне? Наши специалисты утверждают, что у вас такая гражданская оборона, что весь Союз может закопаться на две недели под землю, пережить ядерный удар, а уж потом вылезти и дать нам так, что никому мало не покажется». У меня секунда на соображение. Я ответил: «Сенатор Кеннеди, когда вы готовите большой проект, вы уделяете много внимания тому, как его название будет звучать сокращенно, потому что это создает в общественном мнении образ всего дела. Один из первых больших компьютеров назывался MANIAC, что вызывало некие ассоциации. Сейчас идут переговоры START, которые должны привести к сокращению стратегических вооружений. А гражданская оборона в Советском Союзе известна народу как ГрОб — по первым буквам слов «гражданская оборона». Дружный хохот, и вопрос снят.
— Важнейшей проблемой современного общества вы называете распространение лженауки. Как вам кажется, этот процесс по-прежнему набирает обороты или тормозит?
— Торможения пока не видно. С тех пор как я занялся популяризацией науки, проблема стала еще острее. Деятельность всевозможных шарлатанов и астрологов стала более широкой. Это существенный вопрос, который отражает растерянность в умах в наше переходное время. Объемы средств, которые обращаются в этой сфере, сравнимы с финансированием науки в целом. Отношение к науке в государстве напоминает мне анекдот про лошадь и цыгана, который в целях экономии стал давать ей вдвое меньше овса — и ничего, ходит. Тогда он сократил паек еще вдвое — опять жива. Цыган снова урезал количество овса. Наконец лошадь сдохла. Так и наука. Нельзя же так долго испытывать ее на выживаемость!
— Вам никогда не хотелось позвать на передачу какого-нибудь лжеученого, разоблачить его в эфире? Например, Петрика, который пропагандирует систему очистки воды.
— На одной конференции он меня преследовал с маниакальной настойчивостью. Уговаривал поддержать его и взамен дать мне сто тысяч. Я уточнил: «Рублей?» Он гордо заверил: «Долларов!» На этом наше знакомство, к счастью, закончилось. А вообще в самом начале телекарьеры я приглашал знаменитого уфолога Ажажу, и мы говорили про НЛО. Была такая идея — пригласить и прилюдно разоблачить. Для этого была выстроена следующая мизансцена: мы сидели за узким столиком, я — в профиль (это очень агрессивная поза), а он такой маленький, тщедушный человек, смотрит в камеру, и был образ, что я как коршун на него налетел и прямо-таки заклевал. Результат был прямо противоположный желаемому: все симпатии зрителей оказались на стороне уфолога. Мы получили пять тысяч возмущенных писем — как вы могли так оскорбить человека? Это было по неопытности, сейчас бы я так снимать не стал, со всеми собеседниками, независимо от их точки зрения, я доброжелателен. Правда, приглашаю только тех, кого уважаю.
— Сергей Петрович, в 80-е годы мой отец тоже преподавал в Физтехе, и тогда, я помню, всех взбудоражила история, как на вас напал какой-то псих с ножом…
— С топором, милая! Это случилось в Физтехе в 1987 году. Я прочитал лекцию, иду к себе в кабинет. Вдруг почувствовал сильный удар по голове сзади. Боли не было: я даже подумал, что кто-то резко хлопнул мне в ухо, такая дурацкая шутка. Я обернулся и получил второй удар по голове. Только тут я понял, что какой-то парень бьет меня топором. И тут со мной что-то случилось, что-то во мне взорвалось, какие-то запаянные первобытные инстинкты. Я ничего не помню, помню только, как очнулся через какие-то секунды лежащим на нем сверху, и топор уже у меня в руках. Это был небольшой туристский топорик, но очень остро заточенный. Этот парень подо мной барахтается, дерется, и я чувствую, что он очень сильный. Я замахнулся и тут понял, что это непедагогично — на глазах студентов убивать человека. Что делать? Отпустить-то его тоже нельзя! Я держу топор и думаю, куда бить. Все это опять же доли секунды. Это в кино они барахтаются минут пятнадцать, и все ничего. Решаю бить по глазам. Но это страшный удар, я бы убил человека, предварительно изувечив его, и мне потом с этим пришлось бы жить. Тогда я решил ударить его по зубам. А в это время жена как раз вставляла себе зубы, и я знал, как это дорого. Тогда я перевернул топор и ударил его обухом по лбу. Ударил сильно, он сразу затих и лежал как колода. А я встал, сказал студентам, чтобы смотрели за ним, потому что он опасен, и пошел на кафедру. Моя помощница Наталья Ивановна потом долго вспоминала, какой испытала ужас, когда открылась дверь и вошел профессор Капица с топором и весь в крови. Я сказал ей, чтобы вызывала милицию и «скорую», а дальше опять ничего не помню.
Меня отвезли в Боткинскую, где незадолго до этого уговаривали лечь на операцию по поводу радикулита, но я не хотел трогать позвоночник. И вот лежу в сумрачном состоянии и вижу знакомого нейрохирурга, который говорит: «Я хотел ваш спинной мозг, а мне достался головной». Такой вот ужастик.
— Кем был нападавший?
— Он работал в реставрационных мастерских в Ленинграде, восстанавливал иконы, а еще состоял в черносотенной организации «Память», и я у них считался главным жидомасоном. Потом, оправдывая свой поступок, он писал, что хотел избавить родину от страшного врага. Он три раза приезжал в институт, чтобы выследить меня. Судить его было нельзя: он был официальным сумасшедшим, так что его отправили в закрытое психиатрическое учреждение — что-то среднее между психушкой и тюрьмой. Страшное, говорят, место. Кстати, по этой же технологии был потом убит священник Александр Мень. А я тогда употребил все свои связи, чтобы эта история не попала в печать. Это могло спровоцировать других психов. Так что об этом не писали, и я нигде об этом не рассказывал. Хотя слухи, конечно, ходили. Как-то в Академии наук я встретил академика Котельникова, и он говорит: «Сергей Петрович, я слышал, вы кого-то убили!»
— Вы как ведущий передачи «Очевидное — невероятное» должны допускать, что есть не только очевидное, но и невероятное. Для вас в жизни есть чудо?
— Главное чудо — то, что мы живем. Сама наша жизнь — это, конечно, большое чудо. Рождение ребенка и то, что происходит с ним на наших глазах, когда за полтора-два года он достигает такого колоссального прогресса, — это тоже совершенно невероятно. Хотя очевидно!
Без труда
/ Дело
Почему правительство не хочет знать всей правды о безработице в стране
В ближайшие годы в стране должно быть создано не менее 25 миллионов рабочих мест — об этом еще кандидат в президенты Владимир Путин говорил. Не о плане по валу, заметьте, а именно о рабочих местах. Потому что о состоянии экономики прежде всего судят не по росту ВВП и даже не по оттоку или притоку капитала. Главное — сколько новых вакансий возникает в экономике ежегодно.
Так вот, чтобы решить эту глобальную задачу, надо как минимум знать, сколько в стране безработных. А с этим у нас вышел большой конфуз. Статистика, как оказалось, знает не все. И Росстат, и правительство имеют весьма приблизительное представление о трудовых резервах государства.
Как считать...
По данным Росстата, в апреле по сравнению с мартом количество занятого населения приросло аж на 1,5 процента (более чем на миллион человек), а число безработных убавилось на целых 10,3 процента — на 502 тысячи человек. В том же месяце уровень безработицы, рассчитанный по методике Международной организации труда (МОТ), снизился до 5,8 процента экономически активного населения. То есть значительно меньше, чем в США, и в разы ниже уровня безработицы в потрясаемых долговым кризисом Испании и Греции. Тем более удивителен такой результат на фоне отмечаемого тем же Росстатом падения промышленного производства, стагнации в секторе розничной торговли и услуг. Новый министр труда и социальной защиты Максим Топилин уже заявил, что кризис в Европе не повлияет на стабильность нашего рынка труда. На чем основан такой оптимизм?
«Правительство оперирует цифрами, не отражающими реальный масштаб безработицы», — уверен заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений РАН Евгений Гонтмахер. Статистическое ведомство традиционно трактует уровень безработицы двояко. Одни данные даются по количеству официально зарегистрированных в службах занятости, вторые подсчитываются по более гибкой методике МОТ. Но российская безработица, судя по всему, оказалась не по зубам никаким методикам.
