– Сколько еще времени я смогу заниматься живописью?
– Все зависит от того, какие вы пишете картины, – сказал я и задал встречный вопрос: – Сколько времени у вас уходит на создание одной картины? – Я, кстати, ни одной ее картины не видел.
– По-разному, – сразу ответила она. – Иногда месяц, иногда три, а то и все шесть.
– Вот видите. Значит, я должен вам честно ответить: или ни одной не напишете, или напишете несколько.
Муж – как я потом узнал, они пишут картины вместе, – смотрел на меня с глубокой тоской. Казалось, в этот момент он боялся встретиться взглядом с женой. И я почувствовал, что этих людей связывает совершенно особенная любовь. Как я упомянул, день в клинике выдался напряженный, да и далеко еще было до его окончания, но я все задавал и задавал моим посетителям вопросы – о живописи и о любви.
Как в одежде, так и в живописи Гала отдает предпочтение ярким, неоновым цветам.
Ее род восходит к самому Чингисхану, Гала прямой потомок его первой жены. Вместе с мужем она «компонует» фантастические лица, основой для которых служит изображение лица художницы. В юности она была известной фотомоделью, получила несколько наград и премий. Художники работают за компьютером – на фотопортрет Галы с характерными азиатскими чертами переносят черты других лиц и таким вот способом, весьма элегантным, создают изображения виртуальных людей. Потом на основе этих фотопортретов они пишут картины. Эти картины производят сильное впечатление, они обладают большой позитивной энергией и чистотой.
– Вы все картины пишете вместе? – спросил я. – Случается ли вам спорить о чем-нибудь – сюжетах, колорите и тому подобном?
– Да, конечно, – ответил Саша, муж Галы.
– И сколько же картин остались не завершенными из-за ваших разногласий?
Я ожидал, что они назовут число от одного до десяти. Но ответ был другим:
– Ни одной!
Они, казалось, недоумевали, как у меня вообще могла возникнуть подобная мысль.
Потом я поинтересовался, как они познакомились друг с другом. История их знакомства была долгой. Ее Гала рассказала мне позднее. Саша когда-то занимался рекламной фотографией, работая в редакциях различных газет и журналов. Однажды он зашел в какое-то редакционное помещение и увидел там в беспорядке разбросанные на нескольких столах фотографии и негативы, все это были изображения красивых девушек, сделанные, вероятно, для кастинга или каких-то конкурсов. Взгляд Саши случайно упал на черно-белый снимок: стройная молодая девушка со скучающим видом застегивала туфли. И Саша пропал. Влюбился в эту девушку. Влюбился как никогда в жизни, страстно, хотя не знал ни кто она, ни где живет. Тайком забрав фотографию, он положил ее в свой бумажник и несколько лет носил с собой, часто доставал и смотрел на нее. Влюбленность Саши не уменьшалась. И однажды он увидел эту девушку в жизни – вместе со своим мужем она сидела в кафе, где играла громкая веселая музыка. Саша нашел свою любовь. Его глаза не могли от нее оторваться – всей душой он потянулся к ней, но она не удостоила его даже взглядом.
Через несколько недель Саша получил заказ по работе. И моделью в этот раз должна была выступать Гала. Они познакомились, сблизились, но настоящей парой стали спустя долгое время. И только через несколько лет после свадьбы Саша рассказал жене о фотографии, которую носил в бумажнике.
Однажды мы с Сашей вместе ужинали, наслаждаясь удивительной таджикской кухней. Саша достал из бумажника черно-белую фотографию. Его глаза засияли, счастье и огромная любовь прозвучали и в его голосе, когда он, показывая мне фотографию, сказал:
– Профессор, а ведь я получил от судьбы именно то, о чем подумал в тот миг, когда впервые держал в руках этот снимок!
Картины супругов пользуются успехом, они выставлены в галереях крупнейших городов мира – Сингапура, Нью-Йорка, Парижа, Берлина.
И в Марракеше?
Нет, нет. Но может быть, пока еще – нет.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Сегодня я в Берлине обедал с Арне, моим коллегой, в уютном испанском ресторане. Арне говорил о том, что в последнее время с тревогой замечает, что его энергия исчерпана, что он дошел до предела своих физических и душевных сил. Поэтому он хочет сделать перерыв, отдохнуть от напряженной работы.
Я спросил, из каких источников он черпает необходимую для работы и жизни энергию, что может он назвать своим личным эликсиром жизни?
Арне на миг задумался, потом неуверенно ответил, что это, по-видимому, движение: для работы ему нужно быть в хорошей физической форме. Я удовлетворился этим ответом. Но чуть позже Арне рассказал, что он много читает и размышляет о любви, что уже давно перечитывает Библию, подходя к ее тексту с этой точки зрения, и все время находит новые чудесные слова и выражения, каких он прежде не знал в немецком языке. У меня не возникло и тени сомнения: это и есть подлинный источник энергии, питающий и взор блестящих глаз, и сильно бьющееся сердце Арне, но неведомый его разуму. Это и был ответ на мой вопрос, откуда он черпает жизненные силы.
Далее Арне рассказал, что похоронил мать не в Берлине, где живет сам, и не в Мюнхене, где живет его сестра, а в Хельсинки, ибо там похоронены родители матери. Иначе говоря, они с сестрой исходили не из соображений собственного удобства, а исполнили просьбу матери, высказанную ею за много лет до смерти: она сказала, что по окончании земного пути хотела бы упокоиться рядом со своими родителями. Вне всякого сомнения, это любовь, да, это любовь, потому что делать что-то для другого человека, не считаясь со своим удобством и не ожидая какой-то особенной награды, какого-то воздаяния сторицей, – одна из высших форм любви.
Есть французская поговорка travailler pour le roi de Prusse, то есть работать на прусского короля, иначе говоря, делать какое-то дело ради самого этого дела, не ожидая признания или награды.
Что же касается Арне… Однажды, двадцать с лишним лет тому назад, он приехал в Марракеш и побывал на площади Джема эль-Фна, а теперь вспомнил, что многие там, особенно дети, но также и взрослые, тянулись потрогать его светлые волосы – белокурые люди были им в диковинку, казались мистическим явлением. Арне, по натуре доброжелательный и мягкий, не возражал. А жители Марракеша, прикасаясь к волосам незнакомого человека, кое-что узнавали: а именно, что существует немало общего между волосами черными, какие их ничуть не удивляли, и светлыми волосами чужеземцев. Белокурая шевелюра Арне на ощупь мало отличалась от их собственных темных волос – и вот это было удивительно, но и внушало спокойствие. Сегодня в Марракеше никто уже не тронет незнакомца за волосы, незнакомое давно стало знакомым. И белые, и цветные люди со всего света встречают в Марракеше радушный прием. И конечно, Арне, с его любовью к любви, сыграл свою маленькую роль в этой чудесной перемене.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Священный месяц Рамадан начался несколько дней назад. Я еду в коптский монастырь. В «Алхимике» Паоло Коэльо пастух Сантьяго, искатель и странник, тоже посещает коптский монастырь. Но эти страницы романа мне почему-то не запомнились, так же как и то, что первым городом на его пути к пирамидам, где он надеялся найти сокровище, был Танжер. А ведь Танжер родной город моих родителей.
Мне кажется, лучше всего запоминаешь то, с чем у тебя крепкая связь. Но всякой связи, отношению с чем-то или кем-то предшествует восприятие, а восприятию предшествует внимательное наблюдение своего окружения, людей, находящихся рядом с тобой, а равно и своего собственного сердца.
По пути в монастырь я вижу высоко в сияющем синем небе аиста и думаю, не тот ли это аист, чье большое тяжелое гнездо я заметил несколько недель назад на городских воротах Марракеша? В Берлине и его окрестностях я тоже часто вижу этих гордых птиц.
Что влечет, что заставляет аистов совершать перелет – неизбежный, но как будто бы и приносящий свободу – из Европы в Африку, из Берлина в Марракеш? Где их подлинный дом, их родина? Почему они странствуют, почему обитают в двух столь различных мирах?
Или их родина, место, где находится их дом, – не Марракеш и не Берлин, а небо?
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Монастырь расположен примерно в 370 километрах к юго-западу от Берлина, и в нем, как на большом блюде в ресторане «Пимент», собрана всякая всячина, разные и никак не связанные между собой вещи.
Этот монастырь образуют несколько совершенно разнородных готических и барочных строений, настоятель же – египтянин родом из Каира.
В отличие от многих других монастырей, этот окружен лишь невысокой каменной оградой, которая едва доходит мне до пояса. Она поставлена, конечно, не для того, чтобы закрыть людям доступ в это особенное место.
