Не поддался на переков
Главный колокол Соловков.
Через пару конвойных миль
Он шпангоуты проломил
И ушёл, утопив конвой,
И повис над морской травой,
И висит, не дойдя до дна.
Соловецкая тишина
От него
Одного.
* * *
Дожди всё лето. Напитался лес.
Всю осень льёт и льёт - невмоготу!
А тут мороз - пальба рвёт бересту:
по нежной глади молнийный надрез.
Кружится, замедляя ток, шуга,
сужая забереги-берега.
На синий лёд садятся мотыльки
дыханья остывающей реки.
Следи наползновение шуги
на лезвиеобразные края.
Сейчас проломят лёд твои шаги.
Всё тоньше кожа, ближе кровь твоя.
На миг ослепни в солнечном снопе,
что бьёт сквозь иней веток и стволов,
весь в радуге - на миг ясна тебе
алмазная основа всех основ.
* * *
Пёс ждёт хозяйку, а хозяйки нет.
Хозяйки нет уже 17 лет.
Собачий век, по счастью, не длиннее,
и пёс приходит на аэродром -
сидеть и ждать. На месте. На одном
и том же, постепенно каменея.
Ваятель выбрал серый диорит,
который нам о вере говорит,
о беглых проблесках в ночном ненастье.
Очнулся, и покажется со сна:
ОНА! О Господи[?] Нет, не она.
А сердце разрывается от счастья.
Когда-нибудь, в невероятный год,
но к статуе старуха подойдёт,
запричитает, будто улетала
и ненадолго, и недалеко[?]
И вот когда свободно и легко
выходим мы из камня и металла!
ПРОШУ[?]
Прошу меня расстрелять[?]
Анна Баркова
Хоть искрошите в сорок сабель,
но не сегодня, а потом -
так прокурору пишет Бабель,
прозаик и шпион притом.
А лучше посадите на кол:
мне надо смерть мою продлить -
ЧЕРНОВИКИ ПЕРЕБЕЛИТЬ!
Так он хохмил, молил и плакал
(или не так), но те моленья
архивы нынче не таят.
Однако прячут заявленья
в писательский секретарьят[?]
Я полагаю, это значит:
не всё погибло, господа,
коль власть, наглея, всё же прячет
остатки страха и стыда.
"Прошу - и вся-то недолга! -
вне очереди предоставить
мне ДАЧУ ПОДЛОГО ВРАГА[?]"
Всё те же вы - чего лукавить?
Писательские заявленья[?]
наперебой[?] без промедленья[?]
ХРИСТОСИКИ
Арабу Хоснию Мубараку
за рифму благодарен я.
Когда поймаешь вора за руку,
он отопрётся: не моя!
Тогда с постыдною поспешностью
ты сам же прочь бежишь, как тать,
перед ужасной неизбежностью
ему по совести воздать.
У Хосния детишки Хосники
и жён несчётно - красота!
А мы, стыдливые христосики,
произошли не от Христа[?]
[?]И снят оклад, и с мясом вырвано
старинной ризы серебро.
В чулан заброшен образ Тирона
как непотребное добро.
Богатого от небогатого
угодник сей не отличал,
а брал за ворот вороватого
и перед Богом обличал.
Страна разорена и продана.
Торг в алтаре, в чести жульё -
затем что Тирона Феодора
не чтит отечество моё.
САМ
Вы правы, правы, но не дай
вам бог испытывать на деле,
чтоб донимал вас негодяй
и не годился для дуэли.
"Будь выше сплетни" - я бы мог[?]
Нет, не могу: ведь речь о Даме -
как - Даме - на спине - годами
носить серебряный плевок?
"[?]И никогда не делай сам,
что должно слугам предоставить", -
но, Бог мой, Свет мой, Александр
Сергеевич, не Вам лукавить! -
Сам! И срываешься на крик,
ничем иным не озабочен:
да не сотрёт Твой клеветник
со щёк следы моих пощёчин!
ПРОТЯНУТУЮ РУКУ
Евгению Евтушенко
Я помню - надцать лет назад
счастливейшего человека.
- Что? Написал поэму века?
- Ха! Пропустили "Детский сад"!
(Там Евтушенкины друзья
идут в колоннах ополченья,
и крайний справа - это я
с лицом, исполненным значенья).
И, как ликует сад детей
при появленье Дед Мороза
с мешком игрушек и сластей,
ты ликовал.
Но тут заноза.
Из очереди в гардероб -
а дело было в ЦДЛе -
довольный, праздничный,
отселе
сходящий, как Державин в гроб,
ты руку простираешь, чтобы
благословить младых[?]
И что бы
вы думали?
Мальчишка-сноб
ему протянутую руку -
на дружество, на жизнь, на муку -
выкручивает[?]
Что за бред?
Выламывает[?]
Что за время!
Нет[?]
И сейчас кричу я:
- Нет!
Несчастное младое племя,
не знавшее великих бед.
- Вы не поэт! Вы не поэт! -
И не от боли бледен Женя.
Какие дикие сближенья:
благополучный детский сад
мог вырастить таких волчат[?]
У Сергея Гандлевского в "Трепанации черепа" описано не то и не так, как оно было.
"Детский сад" - фильм Евтушенко о войне и детях.
КЛИНОК
Николаю Герасимову
В какой-нибудь укромной мастерской
клинок зеркальный выделан такой,
что чуть дохни - дыхание твоё
подёрнет радугою лезвиё.
Какая линия! Так изваять
телеснокостяную рукоять,
чтобы её не слышала рука,
могла одна колымская тоска
по женщине любимой[?] Но за так
ножей не отдают: гони пятак.
Полуденная тундра, и вдали
простор дрожит, как люстры хрустали.
Сияет фирн, слезится лёд, как ртуть,
и ты ослеп на миг, и соскользнуть[?]
И заскользил[?] Но в склон клинок вонзил,
Впился, вцарапался - затормозил.
Отделался мгновенной сединой[?]
Храни всегда мой [?]берег стальной.
Такая линия, так изваять
телеснокостяную рукоять[?]
Однако спас тебя колымский нож
не потому ль, что был под рёбра вхож?
Подталый снежник, Северный Урал[?]
И я не раз от страха умирал,
Вообразив такую гладь с горы -
такую гладь с горы в тартарары.
Пятикнижие
ПРОЗА
Протоиерей Владимир Гофман. Персиковый сад. - М.: Никея, 2012. - 272 с. - 4000 экз.
Священник берёт на себя большую ответственность, принимаясь за светские писания. Что получится у него? Жития? Проповеди? Можно ли избежать нарочного поучения - да и нужно ли его избегать, не противоречит ли это самому призванию священника? Книга Владимира Гофмана, настоятеля сельского храма Нижегородской епархии, - опыт удачный. Это отчасти и жизнь молодого священника, беспокойного и усердного. Это и проповеди, но весьма деликатные. Воспоминания о деревенском детстве, о бабушке и соседях, оставшихся за завесой давности, настолько трогательны и притом спокойны, что словно источают свет. Эти люди и их песни, эти русские люди и русские тексты - общение, воспитавшее душу. Большая заслуга Гофмана, что он сумел повести рассказ и с умилением, и с юмором, и с несомненной правдой. О ком бы он ни писал - о людях просветлённых, о людях закосневших в неверии или о людях опустившихся, он делает это с большим сочувствием и толикой мягкого юмора, который помогает не отвергнуть поучение и задуматься о нём.
