Научные проблемы - это особые проблемы, возникающие внутри опыта и решаемые посредством опыта, следовательно, в самой их формулировке условия, которые являются здесь объектом исследования, уже заранее предопределены. Шопенгауэр выражает это так: "...именно то, что науки заранее предполагают и закладывают в качестве основания и пределов объяснения, как раз и является исключительно предметом исследования философии, которая, можно сказать, начинается там, где науки "спотыкаются" (том I). Таким образом, мы обоснованно можем трактовать то, что он хотел сказать о мире, рассматриваемом как "представление", как о попытке охарактеризовать эти исходные предпосылки и в общих чертах прояснить суть понятия нас самих как существ, способных воспринимать, созерцать и исследовать и пытающихся объяснить объективный мир вещей и событий.
88
Именно это и является важной и исключительно философской задачей. Но, тем не менее, мы должны учитывать, что Шопенгауэр отвел достаточно ограниченную роль этому виду исследования в своей системе в целом, признавая, что он ни в коей мере не исчерпывает виды философских исследований, а скорее рассматривает его как необходимую начальную стадию при попытке ответить на дальнейшие вопросы о природе нашего знания и опыта. Например, тот факт, что мы интерпретируем и объясняем наш опыт традиционным образом, с помощью естественных наук, приводит к углублению проблем, связанных с нашим истинным внутренним характером и нашей сущностью, нашим статусом как сущностей, которые, с одной стороны, принадлежат феноменальному миру, но в то же самое время воздействуют на него иногда таким образом, что могут весьма значительно повлиять на все, что окружает нас.
Также может показаться, что мы иногда способны созерцать и понимать определенные стороны мира, которые нельзя здраво оценить с помощью обычных способов восприятия и понимания. Рассмотрение таких вопросов, как эти, может привести нас в область этики или эстетики и вынудить рассматривать вопросы, которые не могут остаться не замеченными ни одной из существующих философских систем, поскольку они касаются метафизического смысла нашей жизни и того, к какому образу жизни мы склонны. "Четвертичный корень" Шопенгауэра и первая книга его основного труда являются начальным этапом весьма глубокой и обширной системы; в них изложено то, что следует запомнить, хотя широта и глубина этого проекта могут поразить современного читателя, привыкшего к более скромным масштабам философского исследования.
89
Закон достаточного основания
Как утверждает Шопенгауэр, во всех наших взаимоотношениях с миром мы следуем закону, который "побуждает нас везде искать определенное почему", независимо от рассматриваемой темы или от области исследования. Когда бы мы ни спрашивали, почему имеют место определенные природные явления (например, гроза), или зачем люди производят что-либо (например, строят дома или делают оружие), или почему определенные утверждения должны приниматься как истинные (например, утверждения естественных наук или истории), в каждом случае мы предполагаем, что существует некий закон, который позволяет нам задавать такие вопросы. Это закон, который в его наиболее общей форме Шопенгауэр называет "законом достаточного основания", и его суть может быть приблизительно выражена следующим образом (хотя и грубо): "ничто не существует без основания своего бытия". Шопенгауэр полагает, что этот закон играет важную роль для анализа, который он намеревается предпринять, поэтому он считает необходимым начать с некоторых общих замечаний.
В первую очередь необходимо признать, что закон, который он имел в виду, прошел долгий, пусть и извилистый путь развития. Хотя преимущественную ответственность за формальное установление закона основания, как главного закона всего познания и всей науки, приписывают Лейбницу, приблизительно соответствующие по своей сути концепции этого закона можно найти в сочинениях Платона и Аристотеля, а также и у более поздних философов, например у Декарта. Одно дело - показать, что существуют различные формулировки этого закона, а другое - утверждать, что все те, кто апеллирует к этой старинной части философского механизма, обладали ясным пониманием его подлинного значения или что они точно описали его истинное использование и применение.
90
Согласно Шопенгауэру, все те, кто раньше писал об этом законе, не только ошибались в оценке роли, которую он играет в теоретических и практических исследованиях; хуже того, в результате упущений и нечеткого понимания они обычно неправильно использовали и применяли закон, что приводило к тому, что наиболее дорогие их сердцу аргументы и выводы теряли законную силу. В огромном большинстве случаев такие ошибки имели место из-за неумения адекватно различить понятие основания и понятие причины. Поэтому Шопенгауэр сначала делает короткий критический обзор, в котором постарался показать на действенных примерах то, что он везде называет "неправильным применением основных понятий", что может привести к разрушению философской мысли.
Так, Декарта обвиняют в том, что он путает понятия "причины" и "основания", когда в своих попытках доказать существование Бога он утверждает, что беспредельность божественной природы служит причиной или основанием (causa sive ratio) его существования, за пределами которой нет необходимости обосновывать причину его существования. Шопенгауэр утверждает, что Декарт, в общем принимая закон, утверждающий, что все существующее должно иметь причину, в случае с Богом (ошибочно) использует категорию причины вместо основания, заменяя одно понятие другим, и, таким образом, это позволило ему утверждать, что существование Бога просто следует из его же собственной природы и, следовательно, может быть объяснено без дополнительных ссылок на что-либо. В действительности это и есть суть знаменитого "онтологического" доказательства Декарта.
91
Однако этот метод доказательства является логически неправильным. Предполагается, что основание (в несколько эксцентричном смысле, как мы только что рассмотрели) является сущностью, которая позволяет нам сделать такое утверждение, из которого формально следует другое утверждение: например, утверждение, что стол длиной в один ярд, может служить "основанием" для утверждения, что он длиннее двух футов, поскольку истинность второго утверждения является логическим следствием истинности первого. Но предполагать, что такого рода аргументация может доказывать существование чего-либо - не говоря уже о том, что она не может быть использована в качестве каузального объяснения, в смысле выявления некоторого логически независимого фактора или события, предшествующего обстоятельствам или влекущего за собой обстоятельства, которые требуют объяснения, - всегда является чистейшим самообманом.
В итоге такая аргументация приводит не к чему иному, как к формулированию определенного понятия или целого ряда понятий; можно сказать, что это некий вид определения. Однако дать определение понятию и доказать, что существует то, к чему это понятие можно применить, - "разные вещи, в каждой области свои, так как с помощью понятия мы узнаем, что имеется в виду, а применяя его, мы узнаем, что это существует" (ЧК, 7): то есть в действительности это тот трюизм, который уже был признан еще во времена Аристотеля, когда он сказал, что существование не может принадлежать к сути вещей [1], и, таким образом,
1 Posterior Analytics. 92 b 14.
92
спустя столетия Кант смог сделать известное опровержение онтологического доказательства существования Бога на основании того, что существование не является истинным предикатом или атрибутом вещей - "как если бы он [Аристотель] мог предвидеть сквозь надвигающуюся тьму возникновение схоластического спора и хотел указать верный путь к его решению". Однако Шопенгауэр замечает, что ни Аристотель, ни Кант не помешали Гегелю, вся философия которого является, в сущности, не более чем "чудовищным расширением онтологического доказательства" (там же).
Аналогичное заблуждение можно обнаружить и у Спинозы. Шопенгауэр поддерживал многие идеи, выдвинутые Спинозой, особенно те, которые касались отрицания картезианских взглядов на реальность, которая рассматривалась Декартом как две различные субстанции - "мышление" и "протяженность", а доктрина Спинозы о том, что тело и разум должны изначально приниматься как "атрибуты" того, что находится в основании - аu fond, - одной и той же субстанции, фактически выражает точку зрения аналогичную той, которую Шопенгауэр выразил в своей доктрине метафизического тождества тела и воли.
Но как уже отмечалось, Шопенгауэр был ярым противником метода и концепции философского исследования, которые использовал Спиноза, и поэтому неудивительно, что Шопенгауэр критиковал (при этом не всегда последовательно) те способы доказательства, которые применял Спиноза для того, чтобы сделать умозаключения относительно природы вещей. Многие из этих доказательств стоит упомянуть (как утверждает Шопенгауэр) ради того, чтобы показать, что понятие причины и основания применяется без различения их значения. Таким образом, когда Спи
