В судьбах Рябова и Ельцина много общего. Родители Рябова приехали на Урал в 1930 году строить Уралмаш, отец — плотник, мать — штукатур. Яков — девятый ребенок в семье.
Рябов рассказывал мне:
— Сначала мы жили в землянке, потом в бараке. Когда построили барак с коридорной системой — это уже нам показалось сказочным житьем...
Рябов после техникума работал на Уральском турбомоторном заводе, делал танковые двигатели. Энергичный, умеющий ладить с людьми молодой начальник цеха быстро выдвинулся на партийную работу.
В качестве второго секретаря обкома Рябов курировал промышленность и строительство. Всех толковых строителей знал сам. Яков Петрович объяснял:
— Где бы ты ни работал, у тебя под рукой должны быть подготовленные кадры, когорта, на кого ты можешь опираться и кем можешь заменить слабого работника. Не станешь заниматься кадрами, много глупостей наделаешь...
Так он обратил внимание на Бориса Ельцина. В 1963 году в области создали комбинат крупнопанельного домостроения, главным инженером поставили Ельцина, а вскоре он стал директором. Рябов очень симпатизировал настырному и упрямому строителю. Ельцин мало говорил и много делал; он знал, что от выполнения плана зависит репутация области, и не подводил начальство.
Рябов повсюду вел за собой Ельцина, спасая его в тяжелых ситуациях.
В 1966 году по итогам пятилетки Ельцина представили к ордену Ленина. Руководство области вылетело в Москву на XXIII съезд КПСС, и вдруг телеграмма из Свердловска: ночью рухнул почти готовый пятиэтажный крупнопанельный дом, построенный домостроительным комбинатом Ельцина. Первый секретарь Свердловского обкома тут же приказывает отозвать наградные документы Ельцина. Остальные согласны. Рябов говорит:
— Не надо торопиться. Поручите мне как второму секретарю обкома разобраться.
Комиссия, в которую вошли строители, проектировщики и представители прокуратуры, вскоре доложила Рябову: фундамент клали зимой, и он не успел схватиться, а весной оттаял и «пополз», в результате дом рухнул. Но фундамент клал другой строительный трест, Ельцин не виноват. Рябов добился, чтобы Ельцин все-таки получил награду. Не орден Ленина, конечно, а «Знак Почета».
ЧЕЛОВЕК ВЛАСТИ
А через два года Рябов пригласил Ельцина к себе в аппарат Свердловского обкома — заведовать отделом строительства.
Прежнему заведующему отделом было пятьдесят четыре года, и он казался Рябову человеком в возрасте, а секретарю понадобился молодой и энергичный работник.
Заведующих отделами обком подбирал себе сам. С Москвой, с ЦК КПСС, полагалось для приличия посоветоваться, но скорее чтобы выказать уважение. Заведующий отделом областного комитета, говоря бюрократическим языком того времени, — учёт-но-контрольная номенклатура, это значит, что уже после его назначения в Москву в отдел организационно-партийной работы ЦК посылали объективку.
Рябов рассказывал мне, как, остановившись на кандидатуре Ельцина, он позвонил в Москву, в ЦК, объяснил:
— Есть желание сменить заведующего строительным отделом. Гуселетов, нынешний завотделом, уже стар, надо укрепить отдел. Есть предложение назначить Ельцина Бориса Николаевича...
В ЦК не возражали: ну, если подходит, решайте сами. А в Свердловске переход Ельцина на партийную работу понравился отнюдь не всем.
Рябов вспоминает:
— Когда я решил взять Ельцина, ребята, которые с ним учились, пытались меня отговорить. Пришли и говорят: «Яков Петрович, вы его не знаете, а он при необходимости через любого перешагнет. Имейте это в виду». Я спрашиваю: «А о его деловых качествах что можете сказать?» Они говорят: «Вот тут вопросов нет». Я их выслушал и объяснил: вы дали ему хорошую характеристику. Я ведь его беру не на идеологическую работу, и не я к нему в подчинение иду, а он ко мне. А я умею в руках людей держать. И я заставлю его работать. И он у меня работал.
Ельцину в это время исполнилось тридцать семь лет. На партийную работу он не рвался.
Пригласив Ельцина, Рябов среди прочего сказал ему:
— Вот меня предупредили, что у тебя есть такие-то и такие-то недостатки...
Ельцин его сразу спросил:
— А кто вам это рассказал?
Рябов его одернул:
— Борис Николаевич, разве такой вопрос надо задавать? Следует, наоборот, сказать: да, это во мне есть, постарюсь исправить...
— Так он их все равно вычислил, — рассказывал мне Рябов, — и потом не давал им ходу, хотя ребята отличные.
Борис Ельцин четырнадцать лет проработал на стройке, прежде чем его пригласили в партийный аппарат. Вот что отличало его, к примеру, от Лигачева или Зюганова и вообще всех тех, кто всю жизнь провел на комсомольско-партийной работе, перебираясь из кабинета в кабинет.
Науку власти Ельцин постигал под руководством Рябова. Тот учил его не отсиживаться в кабинете, быть общительным, встречаться с людьми и находить с ними общий язык, почаще выступать и изучать своих подчиненных.
Ельцин и без того научился на стройке быть жестким, а тут еще школа Рябова, который строго спрашивал с подчиненных. Мастер спорта по классической борьбе, Рябов умел заставлять других работать и сам работал много. Вот, по словам Рябова, его кредо:
— Я всегда объяснял: тех, кто не выполняет моих заданий, я могу раз предупредить, второй раз. А третьего предупреждения уже не будет. Я так говорю: или ты должен уходить, или я. Но я-то не уйду, меня может освободить только вышестоящий орган. Так лучше я тебя уберу, не стану ждать, пока насчет меня примут решение.
Это дивный принцип: умри сначала ты, а потом я! Так и делались карьеры. Вверх шли по головам менее ловких и умелых. Ничему иному партийная жизнь и не могла научить Ельцина. Стоило ли потом удивляться и возмущаться, что Ельцин, став первым секретарем в Москве, жестоко ломал судьбы своих партийных подчиненных, не способных обеспечить ему успех? Он рвался вверх, и рядом с ним выживали только те, кто мог ему помочь подняться еще на одну ступеньку. И всю свою профессиональную жизнь он без сожаления расставался с теми, кто стал ему не нужен.
Заведующий строительным отделом обкома был под постоянным контролем Рябова, который следил за тем, чтобы все планы выполнялись, особенно когда речь шла о жилье. По существовавшим тогда правилам, если область не успела достроить промышленный объект до 31 декабря, то на следующий год еще дадут деньги, чтобы завершить строительство. А если область не достроила социальный объект — жилой дом, школу, больницу, — то все потеряно, новых денег не получишь.
Свердловская область — это целое государство или, точнее сказать, промышленная империя. Здесь находится самый крупный машиностроительный завод в мире — Уралмаш.
На Уралвагонзаводе работало пятьдесят тысяч человек — они выпускали железнодорожные вагоны и танки. Уралвагонзавод и Челябинский тракторный — два крупнейших в стране танкограда. Завод имени Калинина выпускал артиллерийские орудия, потом ракеты, теперь — зенитно-ракетные комплексы «С-300». В области сосредоточили и секретное ядерное производство: один объект назывался Свердловск-44, другой — Свердловск-45.
После ухода Николаева Рябов становится первым секретарем Свердловского обкома. С него прежде всего спрашивали за выполнение плана по промышленности и по оборонному заказу.
Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, пока еще был здоров, часто звонил в Свердловск первому секретарю, заботливо спрашивал:
— Как у тебя дела?
Яков Петрович бодро докладывал:
— Все нормально, с промышленностью хорошо, с оборонкой тоже.
Следующий обязательный вопрос генерального секретаря:
— А как на селе?
Яков Рябов рассказывал мне:
— Я просыпался и ложился спать с одной мыслью — как мне накормить почти пять миллионов человек? Девяносто три процента жителей области связаны с промышленностью — не только в городах, но и в поселках. Свердловск — дотационная область. Мы обеспечивали себя овощами, яйцами. Но не хватало мяса, молока. Фруктов, естественно, не было...
В момент острого противостояния с Ельциным на XIX партийной конференции второй секретарь ЦК КПСС Егор Лигачев будет упрекать своего оппонента, что тот не сумел накормить свердловчан, продукты в области получали по талонам.
Рябов с этим обвинением не был согласен:
— Зря Егор Кузьмич насчет талонов говорил: многие области в те времена на талонах сидели. Резкое ухудшение произошло, когда при Хрущеве началась ликвидация подсобного хозяйства. У нашей семьи всегда были огороды, всегда корову держали. А тут всем велели избавляться от домашнего скота. Моя мать сопротивлялась: как можно с коровой расстаться? Ну, убедили ее. И первое время, когда принялись резать коров, мясо ъ магазинах появилось. Мать еще удивлялась: «Ну, как хорошо, а я-то всю жизнь мучилась...» А потом стало совсем плохо: в магазинах и молоко исчезло, и мясо. И своего уже не осталось.
