Наконец, если вернуться к теме доходов, то возникает еще один вопрос: почему при балансировке пенсионной системы не рассматриваются никакие иные источники, кроме взносов? Да, система страховая, но раз в ней все равно присутствуют трансферты из федерального бюджета, то почему бы не поискать новые источники наполнения этого бюджета? Раньше многие эксперты называли оптимальным источником пополнения ПФР приватизацию. Продажа госимущества идет довольно тяжело, но вполне возможно организовать перераспределение средств от богатых к бедным — вернее, от сверхбогатых к пенсионерам. Скажем, направлять в ПФР налоги со сверхдорогой недвижимости и автомобилей. Минэкономразвития предлагает считать объектами роскоши недвижимость площадью от 1000 квадратных метров и автомобили мощностью свыше 200−250 л. с. В России в прошлом году было продано 187 тыс. автомобилей премиального класса, то есть подпадающих под эту категорию. Да и налогооблагаемая база для налога на роскошь, судя по коттеджам в Подмосковье, достаточно велика.
Подтолкнуть пенсионную систему к качественным изменениям помимо формулы могла бы такая неочевидная сейчас для многих вещь, как передача пенсионных накоплений в собственность самим гражданам или хотя бы их большее вовлечение в процесс уплаты взносов. Сегодня взносы платят работодатели, собственником уплаченного (в том числе и взносов в накопительную систему) является Российская Федерация, а граждане часто даже не представляют, какова величина этих взносов, куда они идут и на что можно рассчитывать после выхода на пенсию. Есть и более радикальные предложения — сделать собственностью граждан вообще все взносы, уплаченные в страховую систему. «Только в таком случае, на наш взгляд, граждане будут активными ее участниками, а государство будет не на словах, а на деле согласовывать свои действия с застрахованными лицами, т. е. с гражданами страны, — утверждает Анатолий Рабинович из НПА. — Мы будем добиваться того, чтобы Конституционный суд РФ признал, что пенсионные накопления граждан должны являться собственностью гражданина, а не государства».
График 1
13% россиян получают слишком мало для новой пенсионной формулы
График 2
Соотношение пенсионеров и работающих вырастет почти в 1,5 раза к 2030 году
: Хеннер Виктор, профессор кафедры
Хеннер Виктор, профессор кафедры теоретической физики Пермского университета, профессор кафедры физики университета Луисвилля
Попытка сымитировать западную схему высшего образования без понимания существа ее работы привело к плачевным результатам в области естественно-научных и технических специальностей
Рисунок: Константин Батынков
Скандальная реформа Академии наук дает новый повод поговорить о затеянной значительно раньше реформе высшей школы. Хотя формально они не связаны, их идеологическое обоснование идет из одних и тех же институтов и во многом совпадает. Утверждается, что реформы направлены на приближение нашей университетской системы к западной, а постоянное обращение к успешности американских университетов говорит о том, что за образец взяты именно они.
Невозможно принять самонадеянность, с которой идеологи реформы взялись за преобразование естественно-научных и технических направлений (я буду говорить только о них и использовать стандартное обозначение STEM: Science, Technology, Engineering and Math). Мотивы понять легко: руководство «всеобщей» реформой забрасывает на самый верх государственного управления, дает возможность распределять, принести в свои и дружественные институты колоссальные бюджетные ресурсы. Образовался круг незаменимых, лишь время от времени меняется некий символ — министр образования. Об этом сказано не раз, и я хочу сравнить то, к чему пришли мы, с тем, как обстоят дела в американских университетах.
Преподавая и ведя исследования (я физик) семестр в России и семестр в США в течение пятнадцати лет, могу судить, насколько реализация является карикатурой на оригинал. В каждом из университетов (оба исследовательские, одному скоро сто лет, другому за двести) я читаю лекции примерно для двухсот студентов в год и вижу быстрое ухудшение ситуации в российских университетах. В американских же уровень остается стабильным — относительно невысоким на undergraduate и очень серьезным на graduate programs. Почему так происходит?
Дорогие магистры
Ключевое преобразование — переход к системе бакалавриата и магистратуры. Одна из первых мантр — дипломы и ученые степени станут конвертируемыми, хотя для занятых в STEM людей они такими и были. Какой бакалавриат имелся в виду? Американский, когда любой выпускник школы может поступить в университет и определиться со специальностью в процессе учебы, или (условно) европейский, когда только диплом определенного уровня школ (гимназий) позволяет поступать в университет, учиться на одной специальности, но очень интенсивно, практически без изучения посторонних предметов?
Я попробую описать американскую схему. Для меня ясно, что идеологи реформ, побывав несчетное число раз в «ведущих американских университетах», назидательно растолковывая их систему, не понимают ее целей и работы вне своих областей. Я слышал научного руководителя ВШЭ: нам-де невозможно и бессмысленно иметь столько студентов-физиков (для конкретности дальше я тоже буду говорить о физиках), так как по специальности работает лишь малая часть из них. Все соглашались: да, это очевидно. Никто не спросил, как с этим в США. Американский институт физики (AIP) ежегодно публикует статистику об областях работы физиков с бакалаврскими, магистерскими и PhD степенями (aip.org/statistics). Упрощая, можно сказать, что 15–20% остаются в физике как таковой, остальные идут в индустрию, компьютерные науки, образование, другие области. Тогда зачем университетам столько студентов-физиков? Уверен, спросите у реформаторов — получите ожидаемый ответ: при платном образовании расходы несут студенты, и пусть они приобретают на этом рынке , что им хочется (как у нас с дипломами экономистов и управленцев). Все наоборот! Graduate student (магистр или аспирант) стоит очень дорого факультету, который практически всегда оплачивает обучение (tuition), медицинскую страховку и зарплату, примерно 1500 долларов в месяц, за работу TA (ассистент, ведущий учебные практические занятия, принимающий экзамены) и RA (ассистент, ведущий исследования). Здесь нелепо спрашивать зачем — на этих студентах держатся все исследования и базовые (кроме лекций) занятия с бакалаврами. Один TA или RA обходится в 40–50 тыс. долларов в год, идущих либо из бюджета факультета, либо из гранта профессора. Но: а) без них встанет вся исследовательская работа, б) они обходятся существенно дешевле, чем преподаватели с PhD. В такой ситуации разделение на бакалавров и магистров естественно — магистров столько, сколько позволяет бюджет, и при этом их можно загрузить на полный рабочий день без мысли о подработке. В моем Physics Department около 20 профессоров и 25 TA и RA, на математике и химии TA и RA вдвое больше (эти предметы берут больше студентов). А как получить таких заинтересованных и работящих graduate students, они же сами не знают, какие они, приходя в университет? Надо дать им возможность четыре года выбирать предметы на разных факультетах. Этому способствует разбивка 120 «кредитов», необходимых для получения диплома бакалавра, на три части: 40 — общее образование/general education requirements (эти курсы определяет колледж), 40 — programmatic requirements (курсы определяет факультет) и 40 — по выбору/electives, это курсы с любого факультета. Каждый студент должен обсудить выбор классов с советником в колледже — иметь таких людей очень важно. Года за два студент определится, и за четыре года (некоторые быстрее, многие дольше) заработает диплом бакалавра по крайней мере по одной специальности. Треть выпускников бакалаврских программ по физике имеют двойной диплом, по физике и еще по одной специальности — для этого надо брать курсы из programmatic requirements на двух факультетах. Возвращаясь к расходам: суммарная плата со всех Physics undergraduates не компенсирует затраты на Physics graduates, за две трети последних факультету приходится платить, причем вдвое больше, чем для жителя штата (большинство graduate students приезжают из других штатов и других стран). И даже это не все: undergraduate tuition всю забирает университет (обычно плата за обучение составляет не более трети бюджета университета), а graduate tuition платит за студента department (кафедра) из своего бюджета своему же университету. Эти бюджеты очень непросто сообщаются: так, если класс увеличился с 20 человек до 50, на бюджете кафедры это никак не сказывается — у университета есть приоритеты, для которых он концентрирует ресурсы. Поскольку для кафедр и для всего университета graduate programs с точки зрения бюджета — чистый убыток. Но университеты борются за их увеличение, без них это не университет.
