С учетом того, что по итогам 2011 года совокупная чистая прибыль «Роснефти» и ТНК-ВР составила 21,6 миллиарда долларов, новый владелец 19 процентов акций объединенной компании смог бы претендовать (в идеальном для него случае выплаты всей чистой прибыли в виде дивидендов) на получение 4,2 миллиарда долларов в год.
Впрочем, в ближайшие несколько лет такое вряд ли случится — «Роснефть» по итогам покупки ТНК-ВР серьезно увеличила свой долг, и в течение достаточно долгого времени основная часть ее прибыли будет направляться на его погашение, а владельцам акций достанется 25 процентов чистой прибыли, которые «Роснефть», как и остальные контролируемые государством компании, должна пускать на выплату дивидендов. Так что в реальности в обозримой перспективе новый владелец акций «Роснефти» сможет рассчитывать на миллиард долларов дивидендов.
Для нас, граждан России, вопрос стоит следующим образом: во-первых, стоит ли свеч приватизация части госпакета «Роснефти» в принципе, а во-вторых, не продешевит ли государство при продаже этих 19 процентов акций, за которые оно рассчитывает выручить не меньше 16 миллиардов долларов?
Все, что мы с вами бы имели от этого пакета, — это тот самый миллиард долларов в год дивидендов. Да и те — опосредованно, через федеральный бюджет, в который они попадут. Что такое для бюджета России этот миллиард долларов в год? Менее 0,25 процента доходов казны. С одной стороны, капля в море. С другой — возможность лечить за госсчет большую часть тех детей, кому требуется дорогостоящая операция, деньги на которую сейчас собираются частными благотворителями. А вот на пятьсот миллиардов рублей от продажи акций «Роснефти» правительство обещает профинансировать не просто дефицит бюджета, а выполнение немалой доли социальных предвыборных обещаний президента.
Попробуем ответить и на другой вопрос: 500 миллиардов рублей за 19 процентов акций «Роснефти» — много это или мало? Сравним с крупнейшей мировой нефтекомпанией, американской ExxonMobil. Ее запасы в 2011 году составляли 25 миллиардов баррелей нефтяного эквивалента, что на треть ниже запасов «Роснефти», чистая прибыль — 41 миллиард долларов, что вдвое выше, чем у «Роснефти», а капитализация превзошла 400 миллиардов долларов.
Почти 20 процентов акций ExxonMobil стоят сегодня не меньше 80 миллиардов долларов — больше ,чем вся «Роснефть». Но и прибыль американцев при этом вдвое выше. На один доллар прибыли у них приходится 10 долларов капитализации. У «Роснефти» — только 4 доллара. Так что с приватизацией, возможно, стоило бы подождать. А за это время довести капитализацию нашего нефтяного гиганта хотя бы до показателя его американского конкурента. Что, если, например, через год-другой стоимость нефти вырастет, а с ней и цена акций «Роснефти»?
Стоимость самой нефти сегодня в основном зависит от ситуации в США. К президентским выборам 2016 года Бараку Обаме придется показать, что рост добычи в Америке выгоден не только владельцам тамошних нефтяных компаний, но и среднему американцу, что возможно через понижение цены углеводородного сырья. Однако здесь все не так просто. Вариант с дешевой нефтью Обама начал реализовывать в 2012 году — цена на черное золото начала падать 3 апреля прошлого года и падала вплоть до того момента, когда республиканец Митт Ромни выиграл последние праймериз в Юте. Пока Обама не был уверен, что его соперником станет именно Ромни, он нефть опускал, когда же подобная гарантия была получена — нефть снова пошла в рост. Мормон Ромни, чья репутация была отягчена еще и выводом в Китай рабочих мест из США, проигрывал Обаме гарантированно.
Сегодня и вплоть до 2016 года президенту Соединенных Штатов необходима относительно дорогая нефть — чтобы росли инвестиции в добычу американской нефти, в том числе сланцевой. Себестоимость извлечения из недр последней значительно выше стоимости добычи обычного черного золота. Потому стоимость акций «Роснефти» может вырасти не столько ввиду увеличения цены на нефть, сколько вследствие улучшения качества управления и инвестиционного климата в России. Так что все в наших руках ...
Команда «Голос!» / Дело / startUp
Команда «Голос!»
/ Дело / startUp
В проекте Startup «Итоги» продолжают рассказ о самых харизматичных и успешных предпринимателях, начавших свой бизнес с нуля. Итак, знакомьтесь: основатель и председатель правления группы компаний SPIRIT Андрей Свириденко, научивший разговаривать Интернет
Кто научил Интернет видеть, слышать и разговаривать? Кто надоумил ваш смартфон скачивать и проигрывать музыку из Сети? Вы будете удивлены, что руку к этому приложил в том числе и обычный российский бизнесмен. Итак, знакомьтесь: Андрей Свириденко, основатель и председатель правления группы компаний SPIRIT.
— Андрей Владимирович, бытует мнение, что наших айтишников на зарубежные рынки не пускают, не гнушаясь никакими методами. Это так?
— Скажу так: сложно, но можно. Становление нашей компании в 90-е годы было связано именно с зарубежными заказчиками. Первый мой выход на внешний рынок состоялся еще в 1991 году, во время стажировки в Германии, после того как я завершил обучение в МГУ на факультете ВМК. Моя дипломная работа была связана с разработкой оболочки экспертной системы на базе нейронных сетей — очень популярное направление исследований в начале 90-х. И вот в тихом сонном немецком городке Гейдельберге мне пришла в голову идея: почему бы не продать наш программный продукт местному клиенту? Мой приятель, немец с экономического факультета, посоветовал проехать по офисам местных компьютерных фирм, но не продавать продукт напрямую, а просить совета, как его улучшить. Так я и сделал. Приезжал на велосипеде студент в очках, с рюкзачком, стучался в дверь, и меня принимали, выслушивали, наливали чаю, бутербродами подкармливали. А потом звали руководство и специалистов посмотреть работу нашей программной системы. И одна такая фирма — GTS GmbH — в результате купила 10 копий. Это был 91-й год. Когда я вернулся в Москву, на эти деньги удалось арендовать офис — комнатку в Институте проблем передачи информации АН СССР — и платить зарплату десятку однокурсников, которые начали работать над совершенствованием того программного продукта, что удалось продать в Германии. Весной 1992 года мы зарегистрировали компанию SPIRIT и занялись разработкой программных продуктов.
— Вряд ли это можно назвать выходом на зарубежный рынок...
— Конечно, это был просто первый обнадеживающий опыт. На дворе 1992 год, развал Союза, советской науки, пустые магазинные полки. А у нас офис, команда с факультета ВМК МГУ, долларовые зарплаты. Разрабатывали вторую версию системы, проданной в Германии. Но на свет она так и не появилась: слишком много было задумано. Я в это время уже написанием кода не занимался, за это отвечал мой приятель, с которым мы вдвоем создавали ту первую версию. Как бы сейчас сказали, он был главой департамента R&D, а я гендиректором. И моим делом было стратегическое развитие. Проще говоря, думать, что делать дальше, пока все деньги не проедены. И тут я вспомнил, что несколько моих однокурсников уехали работать в Японию.
— По распределению?
— Что-то вроде того. Приглашающая сторона их год обучала японскому языку за свой счет, а потом они должны были приступить к работе в этой фирме как рядовые сотрудники. Но через год в компании начались финансовые проблемы, и будущий работодатель со всеми восточными реверансами извинился, что не может принять их на работу. И вот трое ребят решили остаться в Японии. Один из них и стал японским «офисом» компании SPIRIT. А чтобы предлагаемый «товар» выглядел солидно, к нашей системе я добавил целый список других научных разработок: в те времена многие научные коллективы искали покупателей за рубежом. Японцы приходили целыми делегациями, внимательно слушали, расспрашивали про технологии. И вот одну группу из NEC заинтересовали два наших предложения: в сфере GPS-навигации и передачи данных и голоса.
— Та самая знаменитая IT-компания NEC?
— Да, в начале 90-х это была огромная микроэлектронная компания, номер один в мире, примерно как Apple сегодня. А микроэлектронный гигант Intel, между прочим, до 1992 года был номером два в мире по производству полупроводников. При этом к нам на презентацию пришел сам Гото-сан, очень уважаемый человек в японской индустрии, создатель первого японского ПК NEC. Он в нас поверил и начал помогать. На него глядя, и другие японцы отнеслись к нам внимательно.
