К 80-м годам Кравчук, некогда подданный Польши, возглавил отдел агитации и пропаганды ЦК Коммунистической партии Украины. Он не мог похвалиться ни донбасским происхождением, ни принадлежностью к днепропетровскому клану, и, проживи Брежнев дольше, этот пост, наверное, остался бы пиком его карьеры. Но явился Горбачев, начались перестройка и гласность, прошли первые относительно свободные выборы, и партии понадобились люди, способные общаться с массами, умеющие отстаивать свою точку зрения в политических дебатах. Кравчук эти качества проявил, и, когда осенью 1989 года Щербицкий, не доверявший волынскому гению пропаганды, ушел в отставку, последнему удалось из завотделом ЦК КПУ стать секретарем ЦК по идеологии.
Летом 1990 года Кравчук стал спикером украинского парламента вместо Владимира Ивашко, которого Горбачев, пытаясь восстановить пошатнувшееся российско-украинское сотрудничество, перевел в Москву и назначил своим заместителем в руководстве партаппаратом. Так Кравчук оказался у руля законодательного органа, в котором около трети депутатов выступало за независимость, а остальные склонялись к расширению автономии в рамках СССР. “На посту председателя украинского Верховного Совета, – читаем в бюллетене Буша, – Кравчук вынужден избегать конфликта между требованиями коммунистического большинства в парламенте и интересами депутатов, выступающих за независимость”. Он искусно маневрировал, наполняя конкретным содержанием декларацию о суверенитете, принятую летом парламентом. Дэвид Ремник, освещая для “Вашингтон пост” киевский вояж президента, цитировал слова Кравчука о том, что тот видит возможность создать полнокровное украинское государство и не намерен упускать этот шанс13.
Кравчук оказал американскому гостю радушный прием, хотя визит и стал для него неожиданным. Москва не позволила Кравчуку принять участие в подготовке, и его в самый последний момент его вызвали из отпуска. Он прилетел из Крыма прямо в Борисполь – пресса отметила загар – и даже не имел времени заехать домой. Кравчук начал выступление, поприветствовав Джорджа и Барбару Буш “на украинской земле”, подчеркнув таким образом приоритет украинского над советским, но избегая ссылок на независимость. Перед Кравчуком тоже стояла лингвистическая задача. Вот уже год Украина была формально суверенным государством, но по-настоящему независимой она не стала. В чем отличие? Похоже, никто, кроме Горбачева, этого не знал, и Кравчук приложил максимум усилий, чтобы уравнять эти понятия: “Американский народ [слишком] хорошо знает цену подлинного суверенитета, и Декларация независимости одной из первых провозгласила… идеалы свободы, равенства и братства”.
Джордж Буш (собственную точку зрения на свободу и независимость он выскажет несколько часов спустя) в ответной речи начал с менее спорных вопросов. Он отметил, что Украина – историческая родина сотен тысяч американцев (здесь вместо homeland он употребил слово motherland, по мнению американских спичрайтеров, ласкающее слух советского человека). Президент процитировал Тараса Шевченко, выразил удовлетворение возвращением с Запада на Украину христианских лидеров, изгнанных Советами, и возрождением прочих религиозных общин. Что касалось отношений Вашингтона с республиками, то здесь он вел себя не менее осторожно, чем с Ельциным. “Мы будем поддерживать как можно более прочные отношения с правительством Горбачева, – заявил Буш, – однако мы ценим и новые реалии… И поэтому мы, будучи сами федерацией, хотим хороших отношений. с республиками”14.
Из аэропорта президентский кортеж проследовал в центр Киева. “Перед терминалом собралось множество людей с желто-голубыми флагами, знаменовавшими стремление Украины к независимости”, – писал в мемуарах Джек Мэтлок. “По пути следования кортежа стояли тысячи украинцев, – читаем в репортаже. – Многие приветственно махали руками, почти все радовались при виде Буша; несколько женщин держали букеты домашних цветов; некоторые поднимали маленьких детей; а один мужчина в качестве традиционного приветствия принес огромную булку и пачку соли”. Эта встреча очень отличалась от сдержанного приема в Москве: для москвичей он был в первую очередь гостем Горбачева, популярность которого с каждым днем падала. Но Киев отличался от Москвы не только энтузиазмом. Помощник Горбачева Анатолий Черняев, сопровождавший генсека во время встречи с канцлером Германии Гельмутом Колем, проходившей в Киеве в начале июля, записал в дневнике: “Ощущение, будто в каком-то большом западноевропейском, скорее немецком, городе: XIX век, улицы, зелень, прибрано, чисто, ухожено… И, в общем, […] сытно… по сравнению с Москвой!”
В августе настроение встречающих было таким же, как в июле, когда Черняев заметил у киевлян плакаты наподобие: “Колю – да! Горбачеву – нет!” Толпа была пропитана антигорбачевскими настроениями. Некоторые плакаты были адресованы гостям из Америки: “У Москвы пятнадцать колоний”; “Империя зла жива”; “Если быть частью империи так здорово, почему Америка из нее вышла?”; “Колумб открыл Америку, Буш открывает Украину”. Джордж Буш эмоционально реагировал на адресованные ему приветствия. В обращении к украинскому парламенту несколько часов спустя он сказал: “Каждый американец в этой длинной колонне. был до глубины души тронут теплотой приема, оказанного нам народом Украины. Такое никогда не забудется”. Трудно сказать, понял ли президент и его окружение, что горожане увидели в них союзников против Москвы15.
Люди, встречавшие Буша, были сторонниками украинской независимости – активистами политической организации “Рух”, то есть “движение”. “Рух”, выражавший интересы миллионов украинцев, зародился осенью 1989 года как Народное движение Украины за перестройку. Движение было организовано по образцу народных фронтов в Прибалтике и вначале искренне поддерживало Горбачева. В этой организации, созданной по инициативе бывших диссидентов, освобожденных по указанию Горбачева, а также лидерами украинской интеллигенции, генсек усматривал противовес консервативному партийному руководству: Кравчук вспоминал, что Владимир Щербицкий ненавидел слово “перестройка”.
Во время одной из встреч с киевлянами Горбачев сказал, что люди должны оказывать давление на партаппарат снизу, а он сам станет давить сверху. Щербицкий обернулся к своим советникам, приставил палец к голове, явно намекая на проблемы с психикой у Горбачева, и спросил: “А на кого тогда он будет опираться?”16 Щербицкий оказался прав. “Рух” недолго поддерживал Горбачева. В октябре 1990 года, на втором съезде организации, руховцы убрали из названия “Народное движение Украины за перестройку” слово “перестройка” и объявили главной целью достижение независимости. К тому времени Украина успела объявить суверенитет, позволив парламенту отменять любой союзный закон, если он вступал в противоречие с республиканским. Но партаппарат, секретные службы, армия и большая доля промышленных предприятий, как и прежде, управлялись из Москвы. “Рух” искал способ изменить ситуацию. Кроме того, его лидеры выступали против участия Украины в обновленном Союзе, адептом которого был Горбачев. Визит Буша в Киев был бы расценен либо как поддержка “Руха”, либо как жест солидарности с его противниками – в зависимости от позиции, которую займет американский президент. А сигналы, получаемые на этот счет лидерами “Руха”, не обнадеживали. Поговаривали даже, что Буш едет по поручению Горбачева.
Накануне встречи, 31 июля, когда Буш вел в Москве переговоры с Горбачевым, “Рух” провел в Киеве пресс-конференцию, посвященную предстоящему американскому визиту. В числе присутствующих были Иван Драч – поэт и председатель “Руха” и Вячеслав Черновол – в прошлом диссидент и многолетний узник ГУЛАГа, а ныне глава Львовской областной администрации. Рядом с ними сидел легендарный Левко Лукьяненко – бывший политзаключенный, правовед, выпускник МГУ, который в первый раз был арестован в 1961 году за то, что, прибегнув к марксистско-ленинской аргументации, обосновал независимость Украины, после чего более четверти века провел за решеткой. Бывшие узники ГУЛАГа объединились с представителями национальной интеллигенции, чтобы привести Украину сначала к суверенитету по-советски, а потом и к подлинной независимости.
Первым на пресс-конференции выступил пятидесятипятилетний Иван Драч. Он похвалил Буша за поддержку народов СССР во время его работы в администрации Рейгана, после чего сменил любезный тон на критический:
Кажется, президент Буш загипнотизирован Горбачевым. Администрация Буша продолжает говорить о стабильности так, словно Москва – источник этой стабильности. К тому же не стоит забывать, что уже в качестве президента Буш никогда не придавал особого значения демократическим движениям в республиках… Например, он отказался от встречи с лидерами “Руха” в Вашингтоне. И точно так же отказался встретиться с нами здесь. Боюсь, он прибыл сюда как выразитель интересов центра.
