то время докладывал: «Безмерное злоупотребление советской угрозой, принявшее особенно неслыханные размеры в связи с испанскими событиями, значительно притупляется от того бесспорного факта, что германская агрессия последнего времени в первую очередь задевает интересы западных стран»
237. Планы Гитлера между тем шли еще дальше, ведь фашистская Испания завершала окружение Франции. Не случайно меморандум германского МИДа гласил: «Европейский конфликт, в котором ось Берлин — Рим будет противостоять Англии и Франции, приобретет совершенно иной вид, если сильная Испания присоединится к оси Берлин — Рим»
238.
Официальный Лондон и Париж не могла не тревожить активность Гитлера и Муссолини в делах Франко, но без них невозможно было подавить распространение социализма. Так, советник немецкого посольствав Мадриде Швендеман сообщал: «Развитие обстановки в начале мятежа… отчетливо свидетельствует о растущей силе и успехах правительства и о застое и развале у мятежников»239. Недаром Франко сразу запросил помощи у Гитлера и Муссолини. Даже спустя год 22 мая 1937 г., Франко признавал, если согласиться на перемирие, то свободные выборы приведут к созданию «левого правительства», что будет означать конец «белой Испании»240.
Чемберлен по этому поводу позже напишет: «Я обдумал всевозможные формы ответных действий, и мне абсолютно ясно, что ни одна из них не будет эффективной, если мы не собираемся воевать с Франко… Конечно, может дойти и до этого, если он окажется совсем глупым»241. Идеальное решение дилеммы для Англии высказал Иден — обеспечить победу Франко, после чего добиться соглашения о выводе итальянских и немецких войск242.
Париж, в отличие от Лондона, не имел времени на раздумья, он должен был предпринимать решительные действия с первых дней. И Париж действовал. С самого начала, пока силы мятежников были невелики и, по мнению французских военных, хватило бы 50 самолетов, чтобы их остановить, Франция отказалась отдать испанскому правительству эти самолеты, оплаченные задолго до мятежа. 8 августа правительство Блюма официально запретило вывоз самолетов и вооружения в Испанию. Мало того, Франция обратилась к другим странам заключить соглашение о «невмешательстве», которое на деле санкционировало интервенцию Италии и Германии в Испанию243. Но формальных поводов для отказа не было, и 9 сентября был создан Международный комитет по невмешательству, в который вошли 27 государств, в том числе и СССР.
Правда, «русские были готовы обсудить пути и способы помощи республиканской Испании и договориться о необходимых мероприятиях на тот случай, если оказание помощи Испании привело бы к всеобщему конфликту…». Но предложения советского правительства, сделанные еще до соглашения о невмешательстве, были отклонены244. «Мотивы Сталина, заставлявшие его присоединиться к соглашению о невмешательстве, — по мнению Т. Хью, — заключались главным образом в желании вступить в альянс с Францией и Англией»245. Отношение Франции к этому вопросу вполне определенно в октябре 1936 г. продемонстрировал Леже, который «намекнул советскому поверенному в делах, что франко-советские отношения могут пострадать, если Советский Союз не будет придерживаться менее агрессивной политики в Испании»246.
Были и другие причины, по которым СССР вступил в комитет по невмешательству. О них Сталину докладывал зам наркома иностранных дел Н. Крестинский: «Мы не можем не дать положительный или дать уклончивый ответ, потому что это будет использовано немцами и итальянцами, которые этим нашим ответом будут оправдывать свою дальнейшую помощь повстанцам»247. 28 августа 1936 г. Сталин запретил экспорт военного снаряжения в Испанию. Между тем поставки оружия Германией и Италией националистам продолжались. В ответ 24 октября НКИД заявил, что СССР не может считать себя «связанным соглашением о невмешательстве в большей мере, чем любой из участников». Соглашение превратилось «в ширму, прикрывающую военную помощь мятежникам», и СССР будет считать себя свободным от обязательств, если немедленно не прекратится помощь Франко со стороны Германии и Италии248. Сталин возобновил поставки оружия республиканцам, и в критические дни ноября, по мнению Т. Хью, именно организованная международная поддержка коммунистов, т. е. Коминтерна и СССР, спасла Мадрид.
Однако позиция Сталина на этот раз для многих оказалась неожиданной, в том числе и коммунистов. Среди них был Дж. Оруэлл: «Что же до русских, цепи, которые они преследовали в испанской войне, совершенно непостижимы… отчего их участие было столь ничтожным… они сделали все от них зависящее, чтобы подавить испанское революционное движение, защитить частную собственность и предоставить власть не рабочим, а среднему классу?… Уверен, со временем выяснится, что внешняя политика Сталина, претендующая выглядеть дьявольски умной, на самом деле представляет собой примитивный оппортунизм»249. Действительно, как отмечает Т. Хью: «установление коммунистического режима в Испании противоречило сдержанной позиции Сталина»250. «Оппортунизм» Сталина по видимому объяснялся, как минимум тремя причинами:
— Во первых, на выборах 1936 г. в Испании коммунисты получили всего 4 % голосов избирателей, аналогичная ситуация была на выборах во Франции. В обеих странах победили объединенные Народные фронты, включавшие и коммунистов, но главной их силой были социалисты. Народные фронты стали создаваться Коминтерном, после выборов 1932-33 гг. в Германии, где доля коммунистов достигала 30 %, но тем не менее к власти пришел Гитлер. По замыслу Сталина и Димитрова Народные фронты должны были стать объединением всех левых сил против угрозы фашизма. И Сталин последовательно помогал испанскому Народному фронту, победившему на выборах.
— Во вторых, сталинский коммунизм незаметно, но неуклонно эволюционировал… — в сторону государственного капитализма. За внешними агитационной атрибутикой, террором и тоталитаризмом эти изменения были далеко не столь заметны. Но те, кто смотрел в глубь вещей, например Ф. Рузвельт, отмечали, что «Советский Союз перерастает из тоталитарного государства в социал-демократию»251.
— В третьих, левых коммунистов, к которым относился Дж. Оруэлл, сражавшийся в рядах троцкистской POUM, объединял лозунг «мировой революции». Сталин давно уже отказался от него и строил национальное государство. Так, Дирксен еще в 1933 г. замечал: «Большевизм в России не вечен. Процесс развития национального духа, который показывается теперь во всем мире, охватит в конечном итоге и Россию»252. Мало того, условием развития и самого выживания Советской России было укрепление отношений с Западом. Призыв к «мировой революции» подрывал эти отношения, превращая СССР в угрозу мировой цивилизации. И Сталин боролся с левой оппозицией, как в Испании, так и внутри страны, чем во многом объяснялись репрессии в СССР того времени.
Т. Хью отмечал, что в течение 1934–1935 гг. и особенно 1936 г. «Советский Союз отчаянно старался заключить союз с Англией и Францией, направленный против Гитлера»253. Д. Данн пришел к аналогичному мнению: «Коллективная безопасность и Народный Фронт были двумя стратегическими направлениями, целью которых было разбудить Запад и разорвать изоляцию Советского Союза, — при этом отмечает Данн, — я- Кроме того, Сталин ставил перед собой еще одну задачу:
