секторами экономики Советского Союза, так и с капиталистической нефтяной промышленностью. По сравнению с политическим влиянием техасских нефтяников и советской тяжелой промышленности, социалистические нефтедобывающие производственные объединения не имели большого влияния на региональные или государственные дела, особенно если они не составляли единственную промышленную отрасль региона, как в случае с Волго-Уральским нефтеносным бассейном. По сравнению с престижем и статусом образцово-показательного производства, доставшимися нефтяным поселкам Венесуэлы и советским заводам, нефтяники Пермского края были не в почете. Вспоминая, какого мнения о нефтедобывающей промышленности она придерживалась в советское время, одна моя знакомая, когда-то работавшая на престижном советском оружейном заводе в Перми, презрительно наморщила нос: «Нефтяник?
Нефтяник? Это кто?» (Ее слова также ясно показывают, какое место занимала нефть в социальной и культурной истории Советского Союза и Восточной Европы до самого недавнего времени, даже несмотря на то, что целые библиотечные отделы наполнены исследованиями о во многом зависевших от нефти проектах коллективизации, индустриализации и милитаризации.) [42]
Чтобы разгадать загадку критически важной отрасли советской промышленности, которая, несмотря на свою значимость, не пользовалась заметным политическим влиянием и авторитетом, в этой главе будут рассмотрены некоторые аспекты того, что я назову, позаимствовав термин географа Майкла Уоттса, социалистическим нефтяным комплексом [43]. Я включаю в социалистический нефтяной комплекс различные элементы: от планов производства, присылавшихся из Москвы в конце 1920-х годов, до экологической активности, направленной против нефтяной промышленности в самом конце советского периода. Конечно, всего одна глава, посвященная шестидесятилетней истории региона, может только дать представление о том, что социальная и культурная история нефти в Советском Союзе требует комплексного изучения. Я скорее ставлю здесь перед собой задачи аналитического и типологического характера, как показывают приведенные мной выше примеры из истории США и Венесуэлы. Я приведу ряд конкретных примеров и для советского Пермского края, чтобы подтвердить: несмотря на значительную разницу между временными периодами и территориальными образованиями, имеет смысл говорить о целостном социалистическом нефтяном комплексе, представлявшем собой единое целое благодаря ряду связующих элементов и принципиально отличавшемся от капиталистического нефтяного комплекса. Схема этого социалистического нефтяного комплекса одновременно и расширяет наше представление о том, как нефть встраивалась в социальные, культурные, экономические и политические системы, и дает предпосылку для анализа периода 1990-х и 2000-х годов, когда нефтяная промышленность в Пермском крае приобрела политический вес и престиж.
Чтобы в наше время получить представление о советском нефтяном комплексе, необходимо оценить многочисленные тексты о пермской нефти, написанные местными исследователями, журналистами и работниками культурной сферы. Я опираюсь на мемуары, интервью, архивные публикации и другие документы, потому что в них содержится огромное количество полезной информации о нефти в советском Пермском крае. В то же время ко многим из этих материалов я отношусь критически, потому что, как я покажу подробнее в главе шестой, большинство из них создавалось, начиная с 2001 года, под патронажем компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» и на ее деньги для придания истории нефти Пермского края гораздо большей значимости, чем та, что реально придавалась ей в советскую эпоху. Чтобы сделать первый шаг на пути к решению задач этой главы, следует усомниться в том, что нефть Пермского края в советское время обладала той же важностью, какой обладает в наши дни. По причинам, связанным с внутренними механизмами работы социалистической политической экономии и определенными ею культурными особенностями, это было не так.
Нефтедобыча и советский дефицит
Объем и темпы добычи нефти в Пермском крае в решающей степени зависели от социалистического централизованного планирования, определявшего обязательные производственные задачи для каждой бригады и каждого месторождения, а также для Пермского края и Волго-Уральского нефтеносного бассейна в целом. Эти задачи всегда оставались в центре внимания нефтяников, их руководителей и высокопоставленных представителей партийного аппарата. Некоторое представление о том, насколько важно было выполнить план, дают воспоминания двух нефтяников из Чернушки, что на юге Пермского края, записанные в начале 1950-х годов. «Нефти требовала страна. Спрос с нефтяников был громадный», – вспоминает один из них. «Грамотная разработка месторождений не всегда получалась. Потому что нас всегда торопили. Нефти с нас требовали очень много. “План – любой ценой!”», – сообщает другой [Бондаренко 2003: 50]. Теоретически это планирование должно было координировать работу всех секторов экономики Советского Союза, что позволяло бы реализовать общие цели и стратегию партийного государства, зафиксированные в пятилетних планах. Но несмотря на то, что планированию уделяли значительное внимание, нефти никогда не было достаточно. Ее не хватало повсеместно – не только на таких производственных объектах, как Чернушка, но и на нефтеперерабатывающих заводах и в распределительных центрах. Таким образом, социализм породил свой собственный способ добиться дефицита нефти, кардинально отличавшийся от корпоративно-государственных стратегий, применявшихся для предотвращения кризисов перепроизводства в истории нефти капиталистической. Обращаясь к взаимообусловленности планирования и дефицита при социализме, мы можем выделить ряд важных особенностей социалистического нефтяного комплекса.
Борьба за нефть
Случайное открытие нефти в Верхнечусовских Городках в 1929 году произошло за несколько месяцев до сталинского «великого перелома», положившего конец сосуществованию государственного капитализма новой экономической политики (НЭП) 1920-х годов и всесторонних усилий по построению социализма посредством коллективизации и индустриализации. Возможность открытия новых нефтяных месторождений вблизи центра региона, игравшего важную роль в планах индустриализации Советского Союза, – и далеко от нефтяных месторождений Кавказа, с их географической уязвимостью и сугубо капиталистической историей, – выглядела заманчивой, и потому пермская нефть немедленно появилась в лозунгах того времени. На политических митингах в Перми плакаты гласили: «Мы разбудим спящие недра!», а толпа размахивала маленькими бутылочками с образцами первой уральской нефти [Биккель, Федотова, Юзифович 2009:27]. Сам Сталин уделял большое внимание разработке нефти на Урале и имел обыкновение лично запрашивать информацию, чтобы убедиться, что разведка нефти в регионе получила все необходимое от плановиков из центра [Славкина 2007: 59]. Планы предусматривали постройку от сорока до восьмидесяти буровых скважин в течение года [Иголкин 2005: 132–133], а к 1930 году до Верхнечусовских Городков протянули железнодорожные линии – для быстрой доставки дополнительного бурового оборудования (кое-что даже заказывали в США) и вывоза добытой нефти на переработку. Свыше семисот специалистов по разведке и бурению нефтяных скважин были доставлены на Урал из Баку и Грозного, в том числе ряд наиболее опытных нефтяников и высокопоставленных членов партии, благодаря чему число сотрудников во вновь образованном тресте «Уралнефть» превысило три тысячи [Маркелова 2004; Воробьев 2000]. Некоторые из них сосредоточили свои усилия на бурении дополнительных скважин на уже открытом месторождении в Верхнечусовских Городках и рядом с ним, и к 1932 году число скважин там возросло до пятидесяти. Другие разделились на десятки бригад,
