Особенно меня поразило и обрадовало то, как этот грубоватый с виду человек разговаривал с тяжелобольными: он ворковал над ними, точно мама родная. И как же пригодилось мне это потом, когда я создавала образ Ивана Ивановича!
Бывала я много раз в операционной и у замечательного нейрохирурга Леонида Александровича Корейши, мастерски делавшего самые трудные операции, и у Андрея Андреевича Арендта — правнука того самого Арендта, который лечил Пушкина. Часто мне приходила в голову мысль, что, если бы прадеду были доступны достижения современной медицинской науки, которыми в совершенстве владел Андрей Андреевич, — жизнь Пушкина была бы спасена!
Готовясь написать роман о советском хирурге, я много читала, следила за специальной литературой, выписывала медицинские журналы. Мне был открыт доступ в крупнейшие лечебные учреждения: клиники, институты, больницы, госпитали, где я встречала таких выдающихся деятелей советской медицины, как В. Д. Чаклин, А. Н. Бакулев, Е. Н. Мешалкин, И. И. Соколов, Б. В. Петровский, В. П. Демихов, Б. А. Петров, Ф. М. Хитров, А. А. Вишневский, и очень многих молодых хирургов.
Все время приходилось не только изучать факты научной работы медиков и вникать в суть интересующих их проблем, но и наблюдать за их взаимоотношениями, привычками, бытом. Все эти наблюдения и дали возможность создать образы героев трилогии. У людей самых разных по характеру я находила схожие для их профессии черты и обобщала в романе, чтобы живыми, полнокровными стали мои герои: Иван Иванович, Варя, Лариса.
Когда я создавала образ хирурга Ивана Ивановича Аржанова, то должна была показать его у операционного стола, но некоторых критиков смутило детальное описание операций. А медики боялись, что раскрытие подробностей их работы отпугнет от них пациентов: больные будут со страхом идти в клиники.
На деле получилось обратное. Увидев хирурга Аржанова у операционного стола, пережив его творческие искания и волнения, читатель поверил в него. Хирург Иван Иванович для многих людей стал реальным лицом. Поэтому и возникла заинтересованность в его личной судьбе, возникли такие споры, которые переросли рамки литературного разговора о судьбе героя и вылились в массовую дискуссию о том, какова должна быть семейная жизнь.
Что же касается пациентов, нуждающихся в оперативном вмешательстве, то они не испугались подробного описания операций, а, наоборот, заинтересовались ими и забросали меня письмами: как найти Ивана Ивановича или того реального хирурга, который является его прототипом?
Можно много рассказывать о том, как невропатолог, ученица Н. Н. Бурденко, Анна Вениаминовна Коган стала прототипом врача Софьи в «Дружбе», как дополнили характер Вари черты прекрасного глазного врача Розы Александровны Гундоровой и как Лариса Фирсова — образ которой мне подсказали работницы Московского трансформаторного завода, создавалась благодаря встречам со многими женщинами, а особенно я обязана новатору, профессору Федору Михайловичу Хитрову, который охотно разрешил мне «передать» Ларисе его работу.
Много разговоров у читателей было о Ларисе Фирсовой. Вдова погибшего фронтовика… Однажды окружили меня женщины-работницы после читательской конференции и сразу — вопрос ребром:
— Почему вы, писатели, не пишете о нас, осиротевших со своими детишками? Мужей война взяла. Работаем. Детей растим, а в личной жизни пустота. Посмотрите, сколько нас! Разве мы не заслужили доброго слова в литературе?
И я стала «смотреть». Искать не надо было. Я всегда пишу на основе большого жизненного материала, но прототипов у Ларисы оказалось более чем достаточно. Как эта новая героиня вошла в роман? Велась работа над второй книгой трилогии — «Дружба» — о горячих днях войны. Тяжкое боевое лето 1942 года. Сталинград. Здесь я и познакомила читателей с Ларисой Фирсовой, врачом передового медсанбата, а потом гордой горюхой-вдовой.
Сюжет романа обычно складывается сам по себе, так, как в жизни. Ведет его логика событий и характеров. И там, где автор отступает от этой логики, читатель сразу чувствует фальшь. У меня весь сюжет рождается в процессе самой работы у стола, когда люди и события рисуются в воображении с такой яркостью, что и смеешься и плачешь над белым еще листом бумаги, на который едва успеваешь записывать разговоры и действия героев и все, что их окружает.
Спрашивают: как могла Лариса полюбить Ивана Ивановича, имея семью? Да так же, как могут полюбить миллионы других мужчин и женщин. Никто еще не разгадал, что такое любовь, почему она является вдруг к человеку, непрошеная, нежданная? Почему именно этот или эта, а не та и не тот становятся хорошей парой? Но от появления любви до признания в ней и страшно близко, и бесконечно далеко. Лариса с ее характером не могла легко подчиниться новому чувству. И когда погибает муж, она молчит, боясь проронить слово, могущее убить ее Алешку, хрупкого пятилетнего ребенка, жившего под бомбежками в сталинградском подвале мечтой о встрече с отцом.
Лариса, конечно, прекрасная пара для Ивана Ивановича. Кроме любви, их сблизило бы дерзание в труде и более мягкий, чем у Вари, характер Ларисы, умудренной опытом жизни. Варя слишком прямолинейная и оттого поневоле жестока.
Что будет дальше с этими людьми? Пока мне трудно ответить. Я тоже хочу счастья своим героям, но при всем желании не могу после новой семейной драмы закончить роман женитьбой Ивана Ивановича. В одном я уверена, что Варя, при своем упрямстве, не сможет выбросить из головы мысль о Ларисе. Одно это помешает ей вернуться к Ивану Ивановичу, а сам он ее сейчас не позовет.
Не слабость видится мне в уходе Вари от мужа, а, наоборот, большая сила, которую не всякий может найти в себе во время семейного разлада. Бывает иной раз, что все уже кончено между людьми и ничего, кроме вреда, не приносит им и их детям совместное житье, а все тянут они, боясь то ли суда людского, то ли собственной несостоятельности. Любовь приходит и уходит. Счастье может быть и не быть. Но человек должен всегда оставаться настоящим человеком.
Когда роман закончен, хотя еще и не вышел в свет, тебе уже не дают покоя новые замыслы. Интересная пора — сбор материалов для книги: поездки, встречи с людьми, знакомство с их трудом, обстановкой, природой, окружающей их.
Еще сложнейший вопрос: как писать о труде? Приводят в пример писателей прошлого, которые не писали, дескать, о станках да гайках, а образы людей у них получались яркие. Но тогда содержание жизни было иное. Хотя все равно писатели не отрывали своих героев от социальной основы. А нам просто нельзя давать их вне трудовой среды. Вот я показала Ивана Ивановича у операционного стола, и все поверили тому, что он хирург, да к тому же хороший хирург. А Ольга не показана в творческом труде, и многие не поверили, что она журналистка. И мало того — это обеднило ее и как человека.
Действие последней книги трилогии романа «Дерзание» происходит в Москве. Иван Иванович и Варя живут на Ленинградском проспекте… Несколько раз редакторы и корректоры вычеркивали слово «проспект» и вписывали «Ленинградское шоссе». Я упрямо восстанавливала: проспект. Моя любимая зеленая улица!.. Всякий раз, сдав на «отлично» очередной экзамен в институте, я брала билет на автобус или троллейбус и ехала «до конца». Это был праздник победителя, который не мог позволить себе роскоши — проехаться на такси. Но что нужды в том! За пять копеек можно было увидеть то же самое. Я ехала, глядя на людей, дома, зеленые аллеи своего проспекта, и чувство освобождения, счастливой легкости — свалила очередную ношу с плеч — не покидало меня.
Где же еще могли поселиться Иван Иванович и Варя, как не на Ленинградском проспекте! Глазами Вари — своими глазами — я смотрела на хорошеющую с каждым годом Москву. А потом явилась еще с Колымы Елена Денисовна Хижняк со своей Наташкой. Когда Иван Иванович ходил в милицию, чтобы прописать их у себя, я описала собственные хлопоты. Все как в жизни!
Варя тоже окончила институт и поступила на работу. Чтобы определить ее, я познакомилась с замечательными врачами 1-го челюстно-лицевого госпиталя, который находится около Даниловской площади. Труженики глазного отделения охотно согласились «взять к себе» Варю Громову. А в отделение, где производились пластические операции на лице и где работал изумительный новатор Федор Михайлович Хитров, опытнейший хирург и чуткий сердечный человек, я поместила Ларису Фирсову. Жилплощадь Ларисе и ее Алешке я предоставила на Калужской улице (теперь проспект Ленина), недалеко от переулка, где жила сама, когда училась в институте. На этой же улице в 1-й Градской больнице стал работать Иван Иванович.
В дни, когда писалось «Дерзание», я снова начала ходить по Москве пешком, проверяя маршруты своих героев и их влюбленными глазами глядя на город. Ведь они не были коренными москвичами, которые ничему не удивляются и многого не замечают!
