Сталин понимал, что экономика не может работать себе в убыток, однако верно отмечал, что здоровой может быть лишь такая экономика, которая не увеличивает прибыль, а снижает себестоимость производимой продукции. При этом экономически обоснованное снижение себестоимости невозможно без внедрения новой, «высшей», техники — в том числе и вычислительной, управленческой.
Сталин новаторски ставил перед советским обществом и проблему практической организации прямого товарообмена, преодоления в социалистическом обществе всё ещё товарного характера производства.
Фактически на принципиально новом витке исторического развития общество оказывалось перед необходимостью перейти к новейшей форме своего рода натурального хозяйства, но уже — с использованием компьютерных возможностей организации натурального обмена, с электронными «деньгами» и т. д.
Однако в 1965 году началась «экономическая» «реформа», которую назвали именем Косыгина, но за которой стоял ряд «теневых» агентов влияния капитала. Сентябрьский Пленум ЦК КПСС в 1965 году провозгласил, что необходимо «…улучшать использование таких важнейших экономических рычагов, как прибыль, цена, премия, кредит».
Делая прибыль, а не всесторонне развитого человека основной целью экономической деятельности в СССР, инициаторы экономической реформы 1965 года игнорировали основной экономический закон социализма. И тем самым системно закладывали тенденцию гибели социализма.
Ведь производство прибыли — это экономический закон капитализма, и то, что эта прибыль инициаторами реформы была названа «социалистической», сути дела не меняло.
«Реформа Косыгина», с чисто научной точки зрения, непреложно, с неумолимостью законов природы, закладывала методологические основы уничтожения социализма как экономического явления, а также закладывала будущее уничтожение в среднем советском человеке сознательного строителя социализма.
Если капитализм будет игнорировать свой основной закон и прекратит ставить во главу угла прибыль, он не сможет существовать как капитализм и превратится в свою противоположность — в социализм. Но и социализм, если будет игнорировать свой основной закон и прекратит ставить во главу угла потребности всесторонне развитого человека, тоже не сможет существовать как социализм и превратится в свою противоположность — в капитализм.
В позднем СССР Хрущёва были искусственно заторможены процессы компьютеризации жизни в СССР и заложены истоки «либерманизации» советской экономики.
А в раннем СССР Брежнева пороки «хрущёвщины» не только не были преодолены, но лишь усугубились — в том числе и потому, что в экономику СССР в самом начале «эпохи» Брежнева был затащен троянский конь «реформы Косыгина».
И даже тот факт, что в 1967 году в СССР на Львовском телевизорном заводе была сдана в эксплуатацию высокоэффективная локальная АСУ «Львов», в целом ничего не менял. Вместо компьютерно обеспеченной централизации советской экономики в ней всё более властвовал фактор «социалистической прибыли».
И этот фактор всё более гробил социализм.
Даже через двадцать лет после выдвижения идеи ОГАС, через десять лет после внедрения АСУ «Львов» в совместном учебном пособии заочной Высшей партийной школы при ЦК КПСС и Ленинградской высшей партийной школы «Планирование народного хозяйства СССР», изданном издательством «Мысль» в 1977 (!) году, об ОГАС было сказано походя — парой строк.
Было бы так, если бы во главе СССР стоял Берия?
Нет, конечно!
В 1969 году Лаврентию Павловичу исполнилось бы 70 лет, и за 16 лет, прошедших после смерти Сталина, Берия — наиболее деятельный член «команды» Сталина, безусловно, смог бы обеспечить нарастающий расцвет советской экономики как за счёт её компьютерной оптимизации, так и за счёт вдумчивого подхода к теоретическим экономическим проблемам социализма. Ведь Берия был одним из немногих, кто действительно проявил неподдельный интерес к последней работе Сталина.
На XIX съезде по адресу сталинских «Экономических проблем…» было произнесено немало пустопорожних дифирамбов (что, надо полагать, лишний раз убеждало Сталина в необходимости серьёзных управленческих и кадровых реформ). А вот как и что говорил по тому поводу в своей речи на XIX съезде Берия:
«Огромным событием в идейной жизни партии является дальнейшее развитие марксистско-ленинской теории товарищем Сталиным в его работе (Берия был одним из немногих, кто не приклеил перед словом «работа» эпитет «гениальная». — С. К.) «Экономические проблемы социализма в СССР».
Положения и выводы, данные теории товарищем Сталиным в этой работе, имеют особо важное значение потому, что они открывают новую главу в развитии марксистско-ленинской науки и неразрывно связаны с главными задачами практики коммунистического строительства в СССР…»
Так оно и было на самом деле. А далее Берия показал, что вполне понимает динамику развития и углубления марксизма:
«Известно, что Маркс и Энгельс превратили социализм из утопии в науку. Развивая марксизм, великий Ленин создал учение о социалистическом государстве и о путях построения в нашей стране бесклассового социалистического общества. Претворяя в жизнь это учение, партия под руководством товарища Сталина добилась всемирно-исторической победы: социализм из мечты лучших умов человечества превратился в действительность. Советский народ построил социализм, и наша страна вступила в полосу постепенного перехода от социализма к коммунизму.
В этих условиях перед нашей партией встали новые вопросы марксистско-ленинской теории. Какие предварительные условия необходимо создать для осуществления перехода от социализма к коммунизму? Что для этого необходимо сделать? Какие основные закономерности (выделение жирным курсивом моё. — С. К.) этого важного исторического периода? И мы видим, как товарищ Сталин дал на все эти насущные, жизненно-важные вопросы движения нашего советского общества чёткие и ясные ответы, осветившие партии и советскому народу их предстоящий путь…»
В этой оценке Берией сталинской работы ключевым словом является «закономерность»… Ведь далеко не все уловили, что Сталин не мнение своё высказывает, не пожелание, а говорит о необходимости познания объективных законов социализма.
Вряд ли и Берия понял всё тут так и с такой ясностью, как этого хотел Сталин. Ведь Сталин в «Экономических проблемах…» не столько давал ответы, сколько ставил вопросы. Но в том, что Берия понимал концептуальное значение работы Сталина, сомневаться не приходится.
А это и означает, что Берия к проблемам экономического развития СССР и после смерти Сталина подходил бы в русле идей Сталина, то есть — с научных, а не волюнтаристских позиций, как это произошло при Хрущёве.
Пожалуй, потенциал последней сталинской работы осознавали, кроме Берии, и другие — те же Молотов, Каганович, Маленков. Но они не сумели противостоять нахрапу Хрущёва и хрущёвцев, а Берия — если бы его не убили — смог бы!
И практическое преломление идей Сталина в экономической и социальной жизни СССР неизбежно потребовало бы всё более всестороннего учёта движения всех финансов и средств, всё большей централизации и всё более глубокого общесоюзного планирования, что было бы невозможно без современных кибернетических машинных систем типа предлагавшейся Глушковым ОГАС.
Я приведу ещё одно извлечение из статьи В. Д. Пихоровича — очень уж хорошо там кое о чём сказано:
«У нашего государства с первых лет существования накопился замечательный опыт осуществления крупнейших социально-экономических программ…
Начинается с принципиального и радикального решения — быть по сему!.. Г лавное — не откладывать… в долгий ящик, не относить к фантазиям то, что мы можем осуществлять реально.
К сожалению, наша партия поступила наоборот — отнесла к фантазиям то, что можно и обязательно надо было осуществить реально — идею перевода централизованного управления хозяйством на новую техническую и научную базу, и взялась осуществлять то, что на самом деле оказалось безграмотной и вредной фантазией — идею управления единым динамично развивающимся народно-хозяйственным комплексом страны, уже прошедшей половину пути к коммунизму, с помощью архаичных рыночных методов, от которых к этому времени давно отказались капиталистические монополии».
Здесь надо лишь уточнить, что идея о якобы благотворности внедрения рыночных показателей (рентабельность, прибыль и т. д.) в планирование социалистической экономики была не «вредной фантазией», а разрушительной сознательной провокацией врагов социализма и СССР.
И эта идея была не «безграмотной», а очень даже продуманной, но не с точки зрения развития социализма в СССР в коммунизм, а с точки зрения системного подрыва социализма.
