Фондовый рынок без поддержки
В НПФ уверены, что правительство, пытаясь сэкономить средства в бюджете ПФР, намеренно форсирует акционирование, структурируя его таким образом, чтобы обеспечить дополнительные поступления в бюджет. «У ассоциации есть уверенность, что проблему акционирования искусственно привязали к новой пенсионной реформе», — говорит Валерий Виноградов из НАПФ. Все дело в пенсионных накоплениях, которые фонды не получат в 2014 и 2015 годах: механизм возврата их обратно НПФ не прописан. Пока представители правительства говорят, что возврат будет происходить, как только фонд вступит в процедуру акционирования. За 2014 год Министерство финансов обещает начислить 7% сверх суммы пенсионных накоплений. Так сказал министр финансов Антон Силуанов . «Теоретически это даже хорошо — за нас потрудится ВЭБ. Но эти семь процентов не фигурируют ни в каких документах, — говорит Валерий Виноградов. — Также неизвестно, в какие классы активов правительство будет вкладывать эти деньги. А получить их можно будет не в конце этого года, а только через два года».
В итоге присвоение участникам пенсионной системы нового статуса и замораживание пенсионных накоплений на два года может вызвать стагнацию фондового рынка. Деньги на него не поступят, и один из драйверов роста исчезнет. Это не убьет рынок, но может замедлить темпы его роста. По подсчетам НПФ, предстоит временная заморозка 300–500 млрд рублей. Двухлетняя заморозка повлияет на смежные с пенсионным рынки: брокеров, депозитариев, в целом на инвестиционный климат.
Понятно, что на смежных рынках на двухлетнее изъятие пенсионных накоплений реагируют крайне негативно. «Пенсионные фонды являются внутренними инвесторами, которых мы так долго ждали и искали, — говорит Роман Горюнов , президент Некоммерческого партнерства развития финансового рынка и член Совета финансового рынка. — Каждый год на российский рынок приходит определенный инвесторский спрос, а теперь минимум два года этого происходить не будет». По мнению Совета финансового рынка, замораживание отчислений может лишить финансовый рынок дополнительной «подушки безопасности». По оценкам, изложенным в резолюции Совета, из-за изменений вокруг НПФ до 2015 года отечественный фондовый рынок может недополучить 14 млрд долларов (более 400 млрд рублей). В зоне риска окажутся рынок государственного внутреннего долга и сектор корпоративных облигаций. Также это может привести к росту ставок на депозиты в российских банках и к увеличению процентных ставок по кредитам банков промышленному сектору.
Чрезвычайно активное обсуждение всех сторон пенсионной реформы порождает в обществе повышенный интерес к этой теме, что, по мнению НАПФ, в конечном счете способствует привлечению клиентов в частные фонды. «Сегодня инициативы государства и широкое обсуждение их в СМИ могут зародить интерес граждан к самой пенсионной системе, и это очень хорошо для будущего пенсионного рынка, поскольку низкая осведомленность о накоплениях на пенсию, незнание условий пенсионной реформы, отсутствие культуры индивидуальных и корпоративных пенсионных накоплений являются сдерживающим фактором для развития пенсионной отрасли», — рассуждает Ирина Лисицына. Другие же участники рынка склонны думать, что непоследовательная политика правительства может надолго снизить кредит доверия к пенсионной системе, а вместе с ней и к НПФ.
График
НПФ превратились в солидный денежный мешок
Ирик Имамутдинов
В Санкт-Петербурге научились превращать вузовские разработки в высокотехнологический бизнес и запускать инновации в массовое производство. Помогла этому советская история
Рисунок: Константин Батынков
Виктор Лучинин начинал свою карьеру в Высшем военно-морском училище радиоэлектроники им. А. С. Попова. Туда он поступал, намереваясь пойти по стопам отца, служившего флотским офицером-медиком, и мечтая о службе на подводной лодке, но на четвертом курсе был комиссован и потому вынужден искать гражданское место учебы по схожей специальности. Лучинин выбрал ЛЭТИ — в то время один из самых престижных технических вузов страны, в котором на электрофизическом факультете существовала мощная школа гидроакустики члена-корреспондента АН СССР Сергея Соколова . Но при зачислении его уговорили пойти учиться на другую кафедру — диэлектриков и полупроводников, предполагавшую более широкую научную специализацию.
Вскоре талантливый, отлично учившийся Виктор Лучинин привлекает внимание профессора Юрия Таирова , и его приглашают в лабораторию, которая занимается ростом кристаллов карбида кремния. Еще в 1950-е фундаментальные исследования американцев, тогдашних передовиков по части полупроводников, показали, что если изготавливать полупроводниковые приборы: диоды, транзисторы, терристоры и другие элементы — на основе этого материала вместо привычного кремния, то они будут отличаться очень высокой надежностью и смогут стабильно работать при очень высоких температурах и в условиях повышенного радиационного фона. Причем эти приборы можно делать значительно компактнее кремниевых аналогов, в том числе потому, что карбид кремния не теряет своих свойств даже при значительном повышении температуры и приборам, изготовленным на его основе, не нужны специальные рассеиватели тепла. Оставалось разработать саму технологию выращивания крупных кристаллов карбида кремния, а вот как раз это американским разработчикам и не удавалось. В середине 1970-х такую технологию с группой коллег в своей лаборатории сумел освоить Юрий Таиров (подробнее о судьбе таировской технологии, получившей в итоге коммерческое применение в США, мы писали в статье «Америка доказала, что мы можем», «Эксперт» № 45 за 2012 год). Одним из участников, а по его собственным словам, «подмастерьем» в процессе освоения роста кристаллов этого материала и был Виктор Лучинин. Как вспоминают его коллеги, они сразу поняли, что новичок — «незаурядный человек с нестандартным, образным мышлением, титаническим трудолюбием и жесткой самодисциплиной».
Лучинин рассказывает, что о междисциплинарности особенно много говорят в последнее десятилетие, но для него самого и его коллег еще в 1970-е было очевидно, насколько важно взаимопроникновение различных научных дисциплин для создания прорывных технологий. Будучи еще студентом, он начал работать над так называемой проблемой политипизма, или полиморфизма, карбида кремния — как раз над этим так долго бились американцы, безуспешно пытаясь решить проблему роста крупных и бездефектных кристаллов. Дело в том, что при росте кристалла этого материала в рамках одной химической формулы образуется целое многообразие веществ с различными свойствами: электрофизическими — ширина запрещенной зоны, подвижность носителей заряда; оптическими — коэффициенты поглощения и преломления; химическими — скорость окисления, скорость диффузии примесей. При этом в рамках классической термодинамики нельзя просчитать, как и почему именно такие свойства приобретает полученный кристалл в ходе роста. В то же время нужно было научиться закреплять необходимые для практического применения свойства этого многообещающего материала.
Виктор Лучинин рассказывает, что благодаря родителям-медикам был увлечен биологией и медициной и потому знал, что углерод и кремний — основополагающие элементы для возникновения различных биологических объектов. В ходе обсуждения с коллегами вопросов политипизма ему пришло в голову, что принцип матричного копирования, то есть генетическая передача структурной информации, универсальный для живой природы, можно перенести и в материаловедение. «Нашей группе удалось, — вспоминает ученый, — сформировать технологическую концепцию, основанную на биологическом принципе матричной репликации и представлениях о кинетическом ростовом фазовом переходе. Матрикс — от латинского mater: “основа”, “мать”, то есть важна структура “материнской” подложки, на которой происходит рост материала. Это очень похоже на эффект самокопирования биотканей. Эволюция подразумевает изменение, динамику. Я увидел, что в зависимости от скорости осаждения вещества на поверхность твердой фазы мы также можем варьировать структуры модификаций материала и закреплять его свойства. В результате были получены эпитаксиальные слои карбида кремния с “островками” иного политипа в заданной конфигурации». Так сформировалась принципиально новая для тех лет технологическая концепция — эволюционно-генетическая, причем перспективы ее развития и использования распространились далеко за пределы собственно карбидокремниевой технологии.
