Смолой проползло.
Спустилось по древу
Сухменное зло.
Пустыня настала
На море-земле.
Молва отпылала.
И слово — в золе...
В селе безызвестном,
В дому без лица
У матери честной,
Честного отца
Случился ребенок
Ни ночью — ни днем,
Он спрыгнул с пеленок,
Как был, стариком:
"Пришел, мол, незваным
По воле огня,
Зовите Иваном
Купалой меня.
Ты — сын мой,— сказал он
Отцу своему,—
В великом и малом
Доверься всему.
Ты — дочь моя в свете,—
Нарек свою мать,—
Тебя будут дети
Из навей имать.
Как сгинут три ночи,
Как минут три дня,
В купальский веночек
Рядите меня.
Костер подымите
На белой заре.
Меня отнесите
В корзине к горе"...
Мать губы кусала,
Язык съел отец.
Сплели на Купала
Ивана венец.
Корзинка с-под хлеба
Сховала его.
И пламя до неба
Объяло его.
"Ой, кто не выйдет
На купальню,
Ой, тот будет
Пень-колода,
А кто пойдет
На Купальню,
А тот будет
Бел-береза!"
Мать плакала песню.
Отец хохотал.
К груди занебесной
Купавый припал...
Тут гром прокатился
Над морем-землей.
И день помутился,
Заветрился зной.
И дождь что есть мочи
Пустыню хлестал
Три дня и три ночи,
Пока не устал.
КОРАБЛЬ
И мачта гнется и скрыпит...
М.Ю.Лермонтов
И силы темны, и время шершаво.
Чужими умами живем.
И левые справа, и правые справа —
Глядь, Землю и перевернем.
Пока еще цело обросшее днище
Уставшего плыть корабля,
пока еще путь по созвездиям ищем —
Авось, не потонет Земля.
Донельзя истрепан единственный парус.
И шкоты в лохмотьях. И мачта скрыпит.
Лишь небо ночное — всевидящий Аргус —
Покамест пасет нас, не спит.
А в трюмах полночных похмелье навета
И атомный храп сатаны.
О Боже, позволь дотянуть до расвета,
До берега общей вины!
ИВАН СТОТЫСЯЧНЫЙ
Как меч сверкает — кладенец!
Иван, зовет тебя Отец!
Вставай народ, вставай велик! —
Полощет пламенный язык.
Но ест глаза наветный дым:
Мол, не туда идем, глядим.
Мол, не о том скрипят врата,—
Вопят хула и клевета.
А он встает, а он грядет —
Иван Стотысячный — народ.
У входа в мир, откуда свет,
Спит ящер-змий, взыскуя бед.
Хребет у ящера златой.
Не зри на золото, слепой!
Меж зубьев подлого хребта
Гляди! — горит звезда Христа.
МЕРТВАЯ ВОДА
Нас война с тобой не тронула —
Отнесла взрывной волной,
Проронила, проворонила,
Спрыснув мертвою водой.
Нас война с тобой оставила —
Не попомнила нам зла.
В полицаи не поставила.
В партизаны не взяла.
И на той кромешной паперти,
Где народ, что хлеб, полег,
Мы лежали, как на скатерти
Краденый лежит паек.
Нас война с тобой оставила,
Чтоб могли мы долюбить...
А за Родину, за Сталина
Нас еще должны убить.
1965
ОПАСНОСТЬ
Опасность — спутник воплощенья.
Она одна не знает сна,
Как вечное светил вращенье,
Как неизбывная вина.
И каждый день мой на планете,
И каждый шаг, что верен мне,
Свершаются в опасном свете,
В опасной исчезают тьме.
Сегодня и вздыхать опасно:
Угарный газ, тлетворный дым.
Но всё ж дышу я не напрасно
Опасным воздухом земным.
Пусть кажется, что нет спасенья
И от судьбы не отвернуть,
И тверди гибельной трясенье
Твердит мне: мол, опасен путь.
Не замечая хляби зыбкой,
Разоблаченный донага,
Я на себя иду с улыбкой,
Как на опасного врага.
Григорий Бондаренко ДРУГИЕ — НЕ ЛУЧШЕ
Тексты, размещенные на этой полосе, мало что объединяет. Возможно, единственной общей темой здесь можно было бы назвать монстров последних времен. Это монстры, порожденные временем или ткущие время из самих себя. Впрочем, отношение к ним может быть различным: от трепетного любования до презрительного сочувствия или активного неприятия. Вопрос о том, кто из нас чудовище, стоит остро как никогда. Не полагайтесь на подобострастное зеркало — вы солжете ему. Загляните в свои глаза. Никто не собирается вас пугать. Представьте, что вы, допустим в кинотеатре или, еще лучше, перед экраном телевизора. Отличия между зрителем и движущейся картинкой на экране окончательно стираются. Кто поднимает руки: вы или ваш противник за пленкой стекла? На кого надевают черный мешок: на униженного араба или на поверженного европейца?
Статью мэтра Бодрийяра вы могли читать в оригинале или в переводе на каком-нибудь сайте в сети или на зеркале какого-то сайта. Считайте, что вы заглянули в другое зеркало, кривизну которого задает подземная дрожь нашей страны. Мы еще не живем в мире тех образов, что так волнуют Запад. Это не так важно для нас. Или нам не так подают эти образы, как на Западе. В конце концов, зачем американской колонии знать о досадной неудаче своих господ в пропагандистской войне? Лучше поехать праздновать D-day в Нормандию, а в ночь на 22 июня устроить дискотеку с фейерверком в подмосковном бору. Первым начинает мутировать сознание, рога и копыта вылезают уже в самый последний момент. Этот момент невозможно зафиксировать, и, наверное, мы все проспали его, потому что оказались вдруг окружены злобными троллями, гоблинами и мамлеевскими старичками.
Нет никакой надежды? Но мы не можем так говорить. Сердце подсказывает, что даже на этой глубине кто-то еще сможет выплыть на свой незыблемый остров. Слепая интуиция не заглядывается на пугающие зеркала и прокладывает ей одной ведомый маршрут. Мимо чудовищ и их застывшего времени.
Григорий Бондаренко
Мария Мамыко ЭЙФОРИЯ НАД БЕЗДНОЙ
...У них кожа толще нашей — ровная, блестящая и зеленая, как яблоки... Можно подумать, они с какой-нибудь далекой планеты, так нет же: как вы и я, тоже граждане США. Одно слово — мутанты. Уроды, как говорили раньше. Но, конечно, теперь так говорить не принято…
Роберт Силверберг. "Сезон мутантов"
МУТАНТЫ НЕ ВЫДЕЛЯЮТСЯ НИЧЕМ ОСОБЕННЫМ, они среди нас. Любители современного искусства давно заметили, как ясно позиционирует себя тема мутации в новейших произведениях. Впрочем, обыватели не склонны замечать суровой подоплёки текста и, как правило, слёзно сострадают персонажам. Так, "Искусственный разум" Стивена Спилберга, вызвавший немалый резонанс в обществе киноманов, в первую очередь апеллирует к теме а ля Экзюпери: мы в ответе за тех, кого изобрели. Усовершенствованная игрушка "Искусственного разума" — мальчик, заменяющий семейной паре их сына, — лишь виртуальный прототип грядущих свершений науки. "У вас крадут сердце!" — заявляет один из третьестепенных персонажей, выставляя напоказ публике ребенка-робота. Но как мастерски режиссёр показывает чудовищность этого народного голоса: вот несчастных роботов убивают, они плачут, люди — звери, звук тонет во всеобщем рыдании.
