В английском обществе предпринимается попытка объединить людей на основе “дружеских связей” и вдохновляющих программ развития и преобразования.
Чем могут привлечь ныне наши правители людей разума и труда?
Где их вдохновляющие программы?
Может, как побольше дать заработать олигархам? Или тем, что разогнать Газпром, приватизировать железные дороги? Или тем, что занять денег у Запада в долг? Или как побыстрее отделаться от Чечни, от Курильских островов, не услышав голоса 25 миллионов соотечественников, оказавшихся за пределами России? Какие тут дружеские связи. Ненависть и вражда, инертность, безразличие, отчуждение людей.
Яснее ясного - России нужен вдохновенный, умный, национально-сориентированный руководитель с выдающейся всеобщей программой. Он может быть таким, как Блейер, или как Пиночет? А может, как Фидель Кастро? И где-то в тумане маячит Сталин. Кому из них история откроет путь? А, может, опять Горбачеву-Лжедмитрию или Явлинскому-Милюкову? А сейчас хорошо бы Ивану Калите. А он ведь есть в державе. Он собирает национальную копилку. “Где же ты, Иван Калита?” - поет в своей песне Михаил Ножкин. Где? А может быть, пришло время Дмитрия Донского? Скажи свое слово, отче Сергий!
Андрей Филиппов ЗВЕЗДНЫЙ ВОИН
Сдвиги в русской жизни сегодня охотно сравнивают с тектоническими. Невозможно не заметить процесса горообразования, происходящего в литературе. На подобные мысли наталкивает творчество Андрея Филиппова. Все внешнее, осязаемое, внезапное и новое в нем ощущается следствием мощной энергии этих столкновений. Он - один из тех редких творцов в искусстве, кто с первых же шагов говорит: “Я пришел”.
Ирина ШЕВЕЛЕВА
СКИФСКАЯ ЗЕМЛЯ
Потомкам ариев посвящается
Скиф, скиф, скиф…
Зашуршали скифские травы,
С-скиф, с-скиф, с-скиф…
Засвистели скифские стрелы,
СкИф-сКиф-сКиф…
Покатились скифские лавы,
Ски-иф! Ски-иф! Ски-иф!!!
Завизжали ханские девы.
Живет ли во мне память предков
или чудится,
что вспоминаю я далекие времена.
И смутно, как через водяную линзу,
сделанную из бычьего пузыря,
видится широкая скифская степь,
чую могучего коня под собой,
острый меч в узорчатых ножнах
постукивает по ноге,
тугой лук на плече,
поет тетивой -
ски-и-и-ф, ски-и-и-ф, ски-и-и-ф…
Что еще надо
вольному скифу для счастья?
Конечно же,
любимую подругу - жену,
и ясно вижу я ее -
ладную, верную,
насквозь пропахшую
сочными скифскими травами,
всю в серебряных ожерельях,
браслетах и кольцах,
тонко позвякивающих на ней -
ски-ски-ски…
Хорошо с нею ночью
сидеть у костра,
слушать, как постреливают
и трещат сучья в огне,
как рядом в темноте
похрапывают и переминаются
с ноги на ногу кони,
а в траве и кустах
шуршит мелкая живность,
и заполошно перекликаются
ночные скифские птицы -
Скиф-ф-ф…
Скиф-ф-ф…
Скиф-ф-ф…
Если же ускакать далеко,
то покажется,
что над черной грудиной
скифской Земли,
над всем миром горит один костер
и сидит перед ним
одна женщина -
его жена и золотым махаонами
садятся на плечи ее
мохнатые скифские звезды -
ски-и-ф-ф, ски-и-ф-ф, ски-и-ф-ф…
Чудо, как хорошо
думать об этом скифу,
и неспешно благоденствует он,
и жена его, и конь его,
и вся скифская земля,
убаюканные песней
подсохшего ковыля -
скиф-скиф-скиф…
Вдруг налетит ветер,
собьет зрение -
и отвернет гордое лицо свое
родная Скифия моя,
и пойдет прочь…
“Постой-ой-ой!
Возьми меня с собой-ой-ой!”
Кричу я ей вслед…
И кажется,
приостановится она на миг,
обернется,
обожжет взглядом своим
и уйдет за курган,
пританцовывая на ходу -
сКи-Ф-ф. СКи-и-Ф, с-СкиФ…
БОГАТУР
Одной шестнадцатой
своей крови посвящаю.
Богатур
на кривых ногах,
опершись на копье, стоял,
снег алел
на крутых берегах,
стылый воздух небо держал,
а в раскосых черных глазах -
вечный вопрос мерцал:
кто я на земле предков?
Где затерялся мой род?
Лишь времени вечные метки
помнят круговорот…
ГОЛОС ПО ТЕЛЕФОНУ
Что за странная истома?!
Откуда?! Зачем?!
Голос твой!
По телефону!
Содрал с меня кожу!
Воистину голый!
Открыл как “Раб Божий!”
Запертые врата в ЭДЕМ!
Я не знаю, кто Ты!
Я не знаю, зачем?
Но комком в горле
застревает икота -
неужели точно
голос этот
только что
покинул Эдем!
Я кричу в эту трубку
и не могу:
Послушайте! Стойте!
Откуда Вы?
Но вокруг, как на стройке -
бетонные плиты
и глубокие,
длинные рвы…
Я тянул свои руки
сквозь звуки эфира!
Я магнитной волной
наполнял провода,
чтоб увидеть те губы,
что о чем-то спросили,
и забыться в испуге,
крича в никуда!
Телефонная трубка
прилипла к ладони,
а по шее текли -
то ли кровь, то ли пот…
Знаете что?!
Вы, наверное, с иконы?!
Или меня искушает
сам черт?!
Все оборвалось
в космической дали.
Где-то сверхновый
свершился полет…
Имя твое? Натали? Или Валя?!
Имя мое - Идиот! Идиот!
СПИСАННЫЕ ПОЕЗДА
Скажи?! Скажи?! Скажи, когда
в тупик уходят поезда?
И пьяный мастер в телогрейке
с набором гаечных ключей
им вскроет череп, вспорет брюхо,
отрежет зеркало, как ухо,
и, как мясник, не побожась,
спокойно вырвет фары глаз.
Лишенный пара, точно духа,
затихнет старый паровоз,
как пень трухлявый средь берез…
ТЫ ВЕРНУЛАСЬ…
Ты вернулась…
Глаза твои встретил
Я в огне медно-красной листвы.
Ты вернулась…
Поэтому светел
дали взгляд, и ожили цветы.
Ты вернулась…
Подсохшие листья
слабым хрустом
мне шепчут в саду.
Ты вернулась…
Промерзшие кисти
у рябины стучат на ветру.
- Ты вернулась! -
Мне выкрикнул ветер,
вороша за рекою кусты…
Ты вернулась…
И прошлого пепел
в бездну вечности поднял мосты.
Ты вернулась! -
Теперь знаю точно -
в птичьем посвисте
голос твой есть,
самой срочной
природною почтой
о тебе получаю я весть.
Ты вернулась!!!
ЖЕЛТАЯ СИМФОНИЯ
Какая желтая нынче осень,
какие желтые у тебя глаза,
какие желтые были цветы,
и желтая хвоя сосен
нас колет, как иглы ежа.
Зачем этот желтый свет
от этого желтого солнца
и желтая эта вода -
послышалось слово: “Нет…”
А листья шептали: “Да…”
Как удивительно грустна
и как удивительно очаровательна
эта мягкая тишина,
роса, скользнувшая с куста,
тревожит гладь твоего сна.
Когда солнце поднимется в зенит
и ветер зашелестит листвой,
я буду уже далеко.
Проснувшись,
следи за полетом птиц -
как машут крылом
и ведут головой.
Прощай! Я уже не вернусь,
ухожу, сбивая росу ногами,
как хочется бежать босиком -
пусть листья впитают грусть,
а ветер обдаст лепестками.
Прости меня, если был виноват,
прости, если даже не был,
уходя, люблю тебя еще сильней -
ищи меня по моим следам,
что расстелются по Земле.
ВЛЮБЛЕННЫЕ ЗМЕИ
Как влюбленные змеи,
грациозные выгнув шеи,
сплетаясь в клубок,
мы ласкаем друг друга кожей,
мы ласкаем друг друга телом,
как умеем,
от головы до ног,
инстинктом из древней эры,
впав в гипнотический шок.
Я прошу тебя - Боже!
Змеиный Боже!
Сделай так,
чтоб и я так мог!
Кто-то скажет - статистика -
весенние времена -
бисерных глазок мистика,
раздвоенных языков - пламена…
Как пигмея два или тайца
в ритуальном танце -
в каждом движении - поколения,
в каждом движении -
древняя суть,
пенной крови яростное кипение,
ярых мускулов
бешеное волнение -
вспомнил я
этот радостный путь!
Ритуальный ты танец гона!
Вечной жизни брачное лоно,
смертной жизни живое древо -
не любовь - родовое дело.
БЕЗУМНЫЙ ВАН-ГОГ
“Сукно в бильярдной было такое зеленое, что его хотелось жевать…”
Из письма Ван-Гога…
Кто там в бильярдной,
у двери парадной,
стоит как солдат?
Фонарь апельсином,
горит керосином -
сукно как салат…
Вот с кием, как с ложкой,
склонился игрок…
“Какое Вам дело!
Не нужно мешать!” -
Вскричал заполошно
безумный ВАН-ГОГ.
Но вдруг разогнувшись
и выскочив вон,
он видит, как солнце
пошло на поклон…
И спелый подсолнух
склонивши главу,
катился по пашне
навстречу ему…
Кровавое ухо упало на ветер,
маэстро
в экстазе его не заметил…
Он кровью рисует осенние листья,
и в небе полощет
бездомные мысли…
Бог с неба спустился -
он понял что надо
