- А ты нарисуй в барханах человека... Художник захохотал адово, пиано:
- Я рисовал человека в барханах, а утром барханы бесследно съедали, засыпали его.
Утонул человек в песках колодезных необъятных...
Тогда я сказал тихо:
- А ты нарисуй в барханах Иисуса Христа на осле!..
Утром онемевший бледноокий художник прибежал ко мне:
- Дервиш, я нарисовал в барханах Иисуса Христа на осле.
А утром я проснулся и взглянул на стену: там не стало барханов, а есть Спаситель на осле...
Одинокий Царь!
Победитель Барханов Забвенья...
МАЙСКИЙ ДОЖДЬ
Пока в мокрых святых сиренях поют рыдают мокрые соловьи
Пойдём мой друг в сирени мокрые пойдём мой друг к дождливым мокрым соловьям
Да выпьем из старинных хрусталей древнего дремучего златистого колосистого вина вина вина
Пойдём мой друг прижмёмся приютимся к сиреням мокрым да к прозрачным соловьям
Блаженно там там там...
ЧАЙХАНА В ГОРАХ
Моей родной бухарской сестре
Светлане Балховой
Чайхана моей жизни ещё не закрылась
В ней сидит ещё несколько ветхих и нищих моих позабытых друзей
И мы пьём родниковую горную воду вместо вина золотого крылатого
Из разбитых старинных бухарских пиал
Чайхана моей жизни ещё не закрылась
Вдруг младобровые мудрые отроки и девы талые вешние хищнобёдрые извилисто тесногрудые заполонили её
И мы пьём шахринаусское золотое вино из хрустальных бездонных бокалов
И орлы просветлённые опьянённые над горами заснеженными в наши души с улыбкой глядят
Чайхана моей жизни еще не закрылась
***
Мне снятся душанбинские лепёшки из горящего танура
И огоньки высокогорных высокоблаженных кишлаков
И козий бег кишлачной перезревшей девы по горе над бешеной рекой
О дева я бегу скачу святопахуч святоохоч святопадуч златотекуч по скалам горным козлом архаром нахчиром за тобой
Мне снятся хмельные игрища младых бычков средь маковых альпийских джайлоо лугов лугов
Где полвека назад я агнец учуял в стогу хмельной травы
К татарской девочке Алльфие дочеловечью бездонно первую святозвериную любовь
Мне снятся откровения прозрения кочующих близ Бога над снежными вершинами грифов и орлов
На утренней моей подушке возлежат то ль слёзы росы то ль жемчужины алмазы рохатинских родников
***
Ночью я брожу в своём крошечном саду
Где заблудший дымчатый ёжик кажется ночным майским ползучим трескучим жуком-исполином
И всю ночь тугие головки хмельных пьяных перезрелых качливых пурпурных отяжеленных маков маков
Бьются слепо о мои ладони
И ласкаются и просятся лижутся как лики ночных мурлыкающих сладостных пурпурных гулевых котов котов котов
И я вспоминаю моего древнего перса деда Ходжу Зульфикара
Которого я никогда не видел и не знал
А он любил лечить ласкать поднимать исцелять хворых людей настоем дымом пурпурного мака мака
И сам пил курил цедил блаженно бредовый мак-текун и возлетал заживо в небеса
Куда возлетают только после смерти
А он при жизни восходил возлетал
И вот я вспоминаю деда моего в ночи качливых пурпурных шепчущихся маков маков икшанских
Как он качающих блаженными целительными святыми головками головками
Аки головами наших святых дедов еще при жизни в райские селенья маковые возлетавших
Ах ночные мои маки деды пурпурные блаженные летающие райские
Ах ночные мои маки ласкающиеся...
Ах маки...
Ах святой мой дед Ходжа Зульфикар маковый
Ещё при жизни в рай-мак блаженно забредающий
Ещё при жизни хадж в рай свершающий
НОЧЬ В ХОДЖА ОБИ ГАРМЕ
песня
Посвящается моим молодым
прекрасным друзьям
Саломат-царице, Фирузе-принцессе,
Умеду-шаху
Дастархан моей жизни ещё не свернулся, Я у горной реки загулял средь друзей, Среди них были те, кто оттуда вернулся, Чтобы мы обнялись хоть на миг на земле, Среди них были те, кто вернулся оттуда, Чтобы мы обнялись на весенней земле...
Я с живыми и мёртвыми пью вино Шахринау,
И мы варим шурпу в казане, у реки,
Наш костёр догорает, но искры далёко летают
И становятся звёздами в необъятной ночи...
Ах, друзья мои сладкие! И живые, и павшие,
Вы становитесь вечными звёздами в необъятной ночи.
Дастархан моей жизни ещё не свернулся,
Я у горной реки загулял средь друзей,
Кто здесь павший? А кто здесь ещё не упавший?
Я уже не пойму - я на небе? Иль всё ещё на земле?
Кто здесь павший? А кто здесь ещё не упавший?
Я уже не пойму - я на небе иль на земле?..
Дастархан моей жизни ещё не свернулся,
Я с друзьями у горной реки загулял...
Среди них были те, кто оттуда вернулся,
А оттуда никто не приходит назад.
Среди них были те, кто вернулся оттуда,
И они обнимают, и целуют меня...
Дастархан моей жизни ещё не свернулся,
Дастархан моей жизни, как костёр, не угас...
Ночь в Ходжа Оби Гарме...
Ах, ночь в Ходжа Оби Гарме...
Ты, как вечная матерь, обнимаешь меня...
СОСТРАДАНЬЕ
- О чём ты грезишь, думаешь, мудрец одинокий, горе, близ родного кишлака Чептура?
Дервиш сказал трепетно, болезно, разрывчато, почти рыдая:
- Я думаю о зубной боли у старых лошадей и баранов...
Вот пьют они ледяную воду родников,и кинжально больно им, и плачут очи их безмолвные...
А не могут вымолвить жалобное слово они, как человеки...
И нет врачей у них...
- Ах, дервиш, и как ты дожил до седых волос, не разорвавшись от такого состраданья, соучастия?..
Ах, несчастный! Как же тебе тяжко, если ты рыдаешь даже от зубной боли у немых лошадей и баранов...
А что же скажешь ты о нищих ползучих кибитках Азии Родимой и согбенных избах брошенных Родной Руси?..
РОЖДЕНЬЕ
Дервиш сказал:
- Подобно тому, как река мается, пенится, бушует радостно у входа в безбрежное море иль океан - так вся мировая литература и культура замерла сладострастно, сладостно у святого впаденья, входа зебба, фаллоса в устья, в эль-фардж блаженных морских океанских дев и жён...
Вошёл?! Впал?! Растворился?! Соистёк?! Сотворился? Породил завязь? О! О!..
О!..О, дитя святое изшло, взошло!..
О! Из двух мёртвых глин, семян - живое, живорождённое дитя взошло!..
О!..
Елена Тюрина МАРГАРИТА ПРАВИТ МАСТЕРА
Текст повести М.А.Булгакова "Собачье сердце", как и большинство других произведений автора, включая роман "Мастер и Маргарита", содержит правку третьей жены писателя Е.С.Булгаковой. В текст "Собачьего сердца" вдова писателя после смерти М.А.Булгакова черной шариковой ручкой внесла около 40 исправлений, пять из которых являются стилистической и смысловой правкой. С этими исправлениями текст "Собачьего сердца" был опубликован и переведен на все основные мировые языки в конце 1960-х годов сперва заграницей, а потом в 1987 году издан в журнале "Знамя", а затем в перестроечное время перепечатан многочисленными изданиями массовым тиражом.
