Пусть будет оно словно светлое воспоминанье
О недолговечности лёгких следов на росе.
МГНОВЕНИЕ
С осенней ветки падающий лист,
Невольно с губ сорвавшееся слово…
Мгновенью не скажу: «Остановись!..»
Не попрошу, чтоб повторилось снова.
Мне не всегда бывать на высоте.
Я не боюсь, что жизнь промчится мимо.
А ведь мгновенье и прекрасно тем,
Что больше никогда неповторимо.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Литература
Пироги печёт сапожник
ЛИТПРОЗЕКТОР
Аглая ЗЛАТОВА
Книга, ради которой объединились поэты, объединить которых невозможно. – М.: РИПОЛ классик, 2010. – 272 с.
И получаются они сами понимаете – как подошва. Продукт неэстетичный и малосъедобный. Разве что в голодные годы.
На жизнерадостной обложке «Книги, ради которой объединились поэты, объединить которых невозможно» светит нарисованное солнышко и по кирпичикам-именам авторов сборника, как по ступенькам, поднимаются, держась за руки, неловкие, но счастливые с виду человечки. Книгу издал Благотворительный фонд помощи хосписам «Вера». Читаем в послесловии: «Фонд занимается «непопулярной» благотворительностью. Мы не имеем возможности привлечь благотворителей гарантией выздоровления – мы помогаем умирающим людям достойно, без боли и в комфортных условиях прожить столько, сколько им отпущено».
Цель, безусловно, достойная.
И вот – выпущена книга, средства от реализации которой «будут направлены на решение самых насущных задач, стоящих перед российскими хосписами».
Тоже хорошо.
Однако благотворительность – это одно, литература – совсем другое.
Давайте по порядку.
Во-первых, если это сборник, то должен быть указан составитель, но его имя по непонятным причинам отсутствует. Кто же составлял список авторов – консилиум врачей?.. Тогда совершенно неудивительно, что напрочь отсутствует принцип, по которому формировалась книга. Сборная солянка. Если бы так бессистемно делались операции, не выжил бы, наверное, ни один пациент.
Во-вторых, как могли с кем-то «объединиться» поэты, уже ушедшие? Арсений Тарковский, Давид Самойлов, Булат Окуджава, Юрий Левитанский, Илья Кормильцев? Они что, оставили соответствующее завещание? К сожалению, эти авторы лишены даже возможности выразить своё недовольство от компрометирующего соседства с живыми литераторами, из которых явно не все могут называться поэтами. А те, которые могут, представлены, увы, своими далеко не самыми лучшими стихами, а, как заявлено в предисловии, малоизвестными. Конечно, и у значительных поэтов бывают неудачи. Но зачем же объединять их в одной книге? Разве что таков и есть объединительный принцип – своеобразная панорама слабых мест.
В-третьих, почему из малоизвестных стихов выбраны именно те, которые выбраны? Скажем, у того же Левитанского есть много хороших стихов о войне, но в сборник попали – о «Пражской весне», да ещё в черновом варианте. Что, не нашли других его малоизвестных произведений, а только те, в которых поэт-фронтовик извиняется перед чехами за ввод советских войск?
…И всё-таки простите меня, чехи.
(«Постскриптум 1990 года»)
У Олеси Николаевой два стихотворения, которые вместе смотрятся весьма странно. Одно – на библейский сюжет «Иосиф», написанное в притчевой манере, другое – об армейском житье-бытье «Майор», задорно-ироничное.
Читатель, ценящий глубокую философскую лирику Олега Чухонцева, будет неприятно удивлён, прочтя одно стихотворение о комарике.
Вокруг него зелёный парадиз,
и хищный и цветущий,
но не кровососущих тварей из,
а иже сущий
наш карамор, он головою вниз
повис
над кущей.
А два других – о мышках:
Вздрогнешь, хвостиком ударишь
и пролезешь в Интернет,
и такого понашаришь,
что и по сусекам нет.
Ну что тут скажешь? Креативно.
А вот национальные откровения в миниатюрах Игоря Губермана.
А закуришь, вздохни беспечально
у заросшей могилы моей:
как нелепо он жил и случайно,
очень русским был этот еврей.
Не погнушались составители и стихами, щедро приправленными матерщиной Всеволода Емелина, и чувственными откровениями харизматичной Веры Полозковой, и вялотекущими верлибрами Дмитрия Кузьмина, и интеллектуальными прострациями Елены Фанайловой, и нудно-обстоятельными и вместе с тем чёртногусломительными виршами Дмитрия Воденникова, и тяжеловесной псевдозаумью Михаила Генделева, и банально-высокопарными опусами Натальи Лайдинен. Здесь же и брутально-протестующие стихи Эдуарда Лимонова, и традиционно аккуратные – Инны Лиснянской и Олега Хлебникова, и отстранённо-проникновенные – Александра Кушнера, и с ухмылкой над бытовым абсурдом – Тимура Кибирова, и аскетично-прохладные – Юрия Кублановского.
В-четвёртых, как оказались в этой компании музыканты и барды? Борис Гребенщиков, Диана Арбенина, Сергей Шнуров, Олег Митяев?
Вот, к примеру, поэтические конвульсии Шнурова:
Иду по улице с довольной рожей,
Навстречу менты – «Попался Серёжа».
«Ты чё, начальник, не серчай,
Какая трава – зелёный ЧАЙ».
Иду по улице с довольной рожей,
Мне удивляется каждый прохожий.
На ногах сандали, на улице лето.
Был ганджубас, а теперь нету.
То, что нет «ганджубаса», – это ещё полбеды, а вот то, что отсутствует поэзия, – это серьёзно. И «довольная рожа» неизбежно превращается в кислую.
В-пятых, среди авторов сборника есть и вовсе непонятные персонажи. Например, Александр Васильев. Это лидер рок-группы «Сплин»? Или историк моды? Или их тёзка – рядовой графоман из Интернета? Почему нет справок об авторах? Судя по качеству текстов, говорить об открытии новых имён здесь не приходится. Следовательно, они оказались в сборнике совершенно случайно. Но, может, только с точки зрения читателей – случайно? А у таинственных составителей был свой, никому, кроме них, неведомый мотив?
Вообще концепция этой книги непостижима. Остаётся только удивляться и недоумённо перечислять свои вопросы: во-первых, во-вторых, в-третьих…
Конечно, хорошие стихи встречаются тоже. Но смотрятся как диковинные жар-птицы посреди кладбищенского воронья. Одно из них – Андрея Вознесенского «Я тело мальчика нашла…» – цитируется в предисловии, другое – Александра Кушнера – процитируем здесь:
На улицу, заросшую травой,
Я вышел в летних сумерках. Горели
Огни на дачах. Августовский зной
Дышал ещё, но кротко, еле-еле.
Три девочки сидели на бревне,
Их спать ещё из дома не позвали,
И что-то, рассмеявшись, обо мне,
А может быть, не обо мне сказали.
Прохладное дыхание земли,
Кустарник, протянувшийся по краю,
Заросшие травою колеи…
Хотел бы я ещё раз жить? Не знаю.
Книга, конечно, если рассматривать её как целостный сборник, неудачна. Не лучше было бы значительные суммы, потраченные на внушительный по нынешним временам тираж – 10 тыс. экземпляров, – направить напрямую хосписам? Ведь, судя по качеству книги, продаваться она будет долго и вернутся вложенные, а тем более приумноженные деньги нескоро. Или, к примеру, закупить на них много хороших книг, чтобы у больных людей появилась возможность занять свой грустный досуг и в трудные, может быть, последние дни своей жизни читать подлинные произведения, а не ждать нереальных дивидендов от красиво изданного муляжа.
Прокомментировать>>>
