Я не дивлюсь проталиной — межой,
Которою зима с весной граничит,
Веселый март, болезненно чужой,
Весь в суете оттаявших привычек.
Сырая даль стеклянной наготой
Мутнеющую впитывает влагу,
Устал я видеть именно такой
Весеннюю певучую отвагу.
Беднеют, серебра лишаясь, нивы,
Шершавостью встречая пустоту,
И вольничают серые разливы,
И в свете всё, но только не в цвету.
А солнце бьет снега каленым жезлом —
Земли и неба грустная вражда,
Весна, конечно, вовремя воскресла,
Но нынче я ее совсем не ждал...
Максим Свириденков БЕЛЫЕ ПТИЦЫ
ОБНАЖЁННАЯ, СТОЯ возле огромного распахнутого окна, Медея ела апельсин. Озорные солнечные зайчики играли в догонялки, носясь друг за другом по ее смуглому телу
Медея смотрела на узкую поло
ску моря, видневшуюся сквозь щель в отвесных скалах, окружавших дворец. Искала глазами корабль, на котором должен был приплыть Язон. Она, чародейка, точно прочла в книге судеб, что через несколько часов он появится в её дворце, и впереди у них две ночи — таких же, как те две, которые уже были.
Небольшая жёлто-красная птица пролетела над её плечом и врезалась в огромное зеркало, стоявшее в спальне. Зазвенели осколки. Медея побелела, но не вскрикнула.
Разбитое зеркало могло означать только одно: боги предупреждают её. Но нет, Медея не откажется от Язона. Она, колхидская царевна, сама выбрала, чтобы всё было именно так.
Во дворце её постоянно преследовало чувство одиночества. Никто не мог быть на равных с дочкой грозного Ээта. При жизни его считали бессмертным богом. А когда умер, то Апсирт, старший брат Медеи, объявил народу, что царь Ээт отправился погостить на Олимп, но по-прежнему остаётся правителем Колхиды.
Власть перешла в руки Апсирта и Медеи. Чувство одиночества стало сильнее. Даже брат стал казаться чужим. Он становился всё больше похожим на отца: безразличным ко всему, кроме воли богов и военной славы.
Царевна решила быть жрицей Гекаты — чёрной богини подземного царства, встречаться с которой опасаются даже жители Олимпа. От неё Медея надеялась получить счастье. И, наконец, Геката предложила ей:
— Я могу изменить твою судьбу! Что выберешь — четыре ночи с самым красивым и смелым? Самые сладкие, самые горькие ночи, в которые ты навсегда забудешь об одиночестве. Или же выполнишь то, что предначертали тебе боги? Твоего брата через четыре года убьют в очередном походе. Враги двинутся к Колхиде многотысячными полчищами. Но ты! Ты сумеешь стать мудрой правительницей и победить. К концу твоего царствования люди Колхиды станут самыми счастливыми. Неужели ты будешь противиться такой воле богов?
Слова Гекаты застучали в висках Медеи. Но она вспомнила, как казнили обвинённых в заговоре против её отца военачальников. Поглазеть на казнь, словно на праздник, сошлось множество народа. А их, вчерашних героев, не убивали сразу. Но пытали огнём и расплавленным металлом.
И глядя на казнь, Медея вдруг заплакала. До этого она не плакала никогда — разве что в самом раннем детстве. И не заплачет никогда больше. Но тогда… Царь Ээт заметил слёзы дочери и приказал слугам отвести её во дворец. Грозный властитель Колхиды не мог стерпеть, что его дочь плачет, видя, как казнят тех, кто решился восстать против него.
Уже подойдя к дворцовым воротам, Медея вдруг услышала, как дрожал голос самого смелого из казнимых. Однажды этот человек спас царя Ээта, заслонив его собой от удара меча. Теперь смельчака пытали изощрённее других, но при этом старались, чтобы умер последним. И вот, он взмолился:
— Ээт, я спас тебе жизнь, дай мне смерть, — слова гордого героя войны болели и хрипели.
— Посягнувший на мой трон не может умереть легко! — громогласно провозгласил Ээт.
И стоны казнимых потонули в одобрительных возгласах народа…
Медея вдруг отчётливо поняла, что Геката права. Но неужели ей, царевне, всю жизнь задыхаться в стенах дворца? Пусть будут четыре дня счастья, а за них она заплатит любую цену.
Глядя на мёртвый оранжевый комочек, Медея повторяла эту фразу, как заклинание. На миг ей почудилось, будто она видит двух больших белых птиц, летящих рядом, и осколки бледного неба.
НА БЕРЕГУ РОСЛИ КИПАРИСЫ. Ветер доносил их запах до гор. Осколки лучей падали на белоснежные вершины кавказских гор. А Язон вспоминал свою первую встречу с Медеей.
Тогда он, единственный законный наследник царя Иолка, вынужден был скрываться в окрестностях города. Сидя возле ночного костра, смотрел в небо, словно надеялся увидеть там судьбу. Взгляд застыл на созвездии Дракона. И на мгновение почудилось, будто это настоящий дракон зло смеётся, глядя в упор своими багровыми глазами. Язон сжал рукоять меча, но не отвёл взгляда. И не заметил, как землю стало обволакивать серебряно-красным туманом.
Костёр зашипел и потух, как будто на него плеснули водой. Вместо глаз дракона, Язон увидел большие чёрные глаза обнажённой девушки. Он был не в силах сдвинуться с места и заворожённо смотрел на неё.
Она стояла, слегка расставив ноги. Босиком на остывшей ночной земле. Но красавице, возникшей из ниоткуда, вовсе не было холодно.
Геката сделала так, что у героя и царевны пропали все мысли, пока их тела не оказались рядом...
Герой и царевна долго лежали, обнявшись, и тихо разговаривали.
— Расскажи, как ты стал изгнанником,— попросила Медея.
— Откуда ты знаешь, что я изгнанник?— возразил Язон. — Может быть, я простой бродяга?
— Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь.
— А я не знаю даже твоего имени.
— Моё имя — Медея. Расскажи, как ты оказался здесь? Твоего отца свергли?
— Да. И я сам до сих пор не понял, почему это произошло.
Слушая Язона, Медея словно сама увидела, как он, неожиданно разбуженный, идёт по дворцу. Со всех сторон странный шум, суета.
А в тронном зале на месте царя коварный дядя.
— Он же твой брат,— только и произнес Язон.
— Племянник, ты не ценишь, насколько я милостив с тобой и с твоим отцом. Вы оба будете жить. Его я оставлю в городе простым жителем. А ты можешь наследовать трон. Но для этого должен признать законность моего царствования и взять в жёны мою дочь. Оракул предсказал, что у меня не будет сыновей. Ты признаёшь мою власть?
— Нет. Ты самозванец!
— Тогда я убью тебя. Стража, взять его!
Из многочисленных входов, ведших в тронный зал, высыпали охранники. Язон схватил массивный подсвечник и ударил подбежавшего первым. Но их было слишком много. Язон понял, что отступать некуда, а силы не равны. Он продолжал сопротивляться, пока не ощутил, как его пронзает холодная сталь. Ещё секунда, и всё будет кончено.
И вдруг ослепительно яркий свет залил всё вокруг. Крики затихли. Воздух наполнился смолистым ароматом. Дворец поплыл и исчез. Рана Язона перестала болеть.
"Неужели так приходит смерть?" — подумал он и увидел стоящую над ним богиню Афину. Она улыбнулась и исчезла. Язон понял, что лежит на зелёной траве, а рядом шумит река...
Дослушав его рассказ, Медея поняла, что не случайно так много похожего в их судьбах. Она поцеловала Язона в шею и вдруг, высвободившись из объятий, сказала, что ей пора.
— Неужели я останусь один?
— Ты будешь ждать меня, — ответила Медея.
Чары Гекаты снова перенесли её в Колхиду. Язон разжигал потухший костёр, чтобы согреться от утреннего холода и с тоскою вдыхал запах травы. Зачем трава пахнет мёдом, если рядом нет Медеи? А звёзды уже начинали гаснуть. Край неба чуть дрожал, словно рассвет махал рукой.
Геката убеждала Медею отказаться от новой встречи с героем. Тогда в судьбе колхидской царевны ещё могло сбыться предначертанное богами. Но Медея уже не могла забыть Язона.
Только через месяц чёрная богиня сделала так, что они снова оказались вместе. Лето уже умирало. Трава стала жёстче. Но любящие не чувствовали этого... Весь мир для Язона стал вдруг смуглым, как кожа Медеи, и наполнился её запахом — запахом мёда…
