"ЗАВТРА". У современного потребителя бытует мнение, что реставрация — это "никому не нужно", потому что никак явно не влияет на "мою" жизнь. А власти, особенно в условиях скудных местных бюджетов, зачастую относятся к сохранению памятников как к спущенной сверху "общественной нагрузке". В чём, на ваш взгляд, заключается прагматизм реставрации в наши дни?
Сергей КУЛИКОВ. Это сложный вопрос. У нас есть понятие "комфорт жизни" или "комфорт окружающей среды". В Риме есть старые кварталы — там старые домики, кривое мощение улиц, в тавернах столики древние, потёртые. Но люди в них собираются, общаются, музыканты для них поют — и так каждый день. На этом выстраивается цепочка жизни, жизни в исторической среде. Но для них это не абстрактная среда, а сама жизнь. Она сохраняется во времени. Сохраняется, в том числе, за счёт реставрации.
Понимаете, перед реставрацией не стоит узкой, одиночной цели — давайте восстановим тот или этот памятник. Это площадка, которая на привлечении внимания к своей деятельности позволяет осознать: что у нас было, что есть, и что, исходя из всего выше перечисленного, будет? Как у нас воспитывается эстетическое чувство? На что оно "оглядывается", к чему глаз привыкает? Всё-таки хорошо, когда он привыкает к чему-то традиционному, хорошему — тогда человек готов эту жизнь продлевать. И это не та жизнь, которая каждый день рождается на передовице газет и на каждом закате умирает — такая жизнь не чувствует, что живёт в среде, пропитанной смыслами, традициями, преемственностью. Это как в семье: чем больше в ней представлено поколений, тем она более полная и, соответственно, более уверенно смотрит в будущее.
"ЗАВТРА". Представляется, что сейчас больше люди озабочены не преемственностью, а тем, чтобы, к примеру, машину приобрести…
Сергей КУЛИКОВ. Приобрести машину, вкусно питаться и тому подобное — это некий функционал жизни. Но когда мы вспоминаем о шикарном ресторане, который посетили когда-то, чаще вспоминаем не то, что именно мы там ели год или три года назад. Мы вспоминаем среду, в которой тогда оказались, придя в ресторан.
Любой избыток приводит к потере ориентиров. А реставрация возвращает тебя к сохранению культурного наследия в целом — не только памятника, а и пространства вокруг него. И это не только охранная территория — это и природа вокруг, и страна, где этот памятник находится. В этом есть элемент некоего прозрения — такого, о котором на конгрессе молодых реставраторов в Москве говорил Александр Проханов: когда тебя будто обухом кто-то по голове огрел — и тебе открываются глубокие смыслы.
"ЗАВТРА". У вас лично такие прозрения были?
Сергей КУЛИКОВ. Да, в начале 80-х годов, когда приехал в Кирилло-Белозерский монастырь, что под Вологдой. Был солнечный, жаркий июньский день. Мы спустились в холодный подклет церкви, и я остро ощутил, как в него втекало с улицы всё разнотравие запахов. С ума сойти можно было от контраста: текущий момент с его ярким зноем — и холодный подклет, в стенах которого время будто сублимировалось!.. Это та память, что потом постоянно всплывает и даёт силы. Да, в реставрации порой присутствует много романтизма, но есть такие точки отсчёта — к ним возвращаешься и понимаешь, что увиденное и ожидаемое тобою исполняется.
"ЗАВТРА". Это было время, когда вы только пришли в реставрацию?
Сергей КУЛИКОВ. На тот момент я уже занимался памятниками деревянного зодчества. А в Кириллов монастырь поехала отдельная бригада реставраторов, в которую мне посчастливилось войти.
"ЗАВТРА". Сложно было в то время стать реставратором?
Сергей КУЛИКОВ. Скажем так — существенно сложнее, чем сегодня. Я активно занимался спортом, серьёзно увлекался историей и философией, но стимулом идти в реставрацию для меня послужило изучение истории собственного рода. Узнал, что история страны прокатилась через моих предков — они воевали и в Первую мировую, и в японскую войну, и в Великую Отечественную. Все они служили Отечеству, и это понимание служения собственной стране, собственной истории мне передалось. Сам я воспитывался во многом дедом, в глубине костромских лесов. У деда была хорошая библиотека — с дореволюционными журналами, книгами… Был и амбар у него, где лежали древние вещи — лампы семилинейные, чашки из кузнецовского фарфора и проч. Офицером я не стал, но служить стране стал — на фронте сохранения культурного наследия.
А начинал на стройке, уже с неё пришёл в реставрацию. И попасть в профессию реставратора было очень сложно – мест не было, штат мастерских менялся редко. Года четыре ходил, прежде чем меня приняли – не с «улицы», а только по знакомству. Один из друзей оказался племянником директора мастерской, и я получил через него шанс быть выслушанным. Меня выслушали и взяли в мастерскую. Сейчас же ребятам проще попасть в профессию.
"ЗАВТРА". Вы, как только что сказали, стали воевать за культурное наследие — в чём заключается сегодня эта война?
Сергей КУЛИКОВ. Достучаться до людей, которые принимают решения. Общество слабо заинтересовано в сохранении памятников, но иногда удаётся через общественные советы доказывать людям, что мир, в котором они живут, больше и лучше, чем они могут представить. Когда в Выборге, во Владимире, в Кириллове мы рассказывали людям об истории местных памятников, это удавалось.
А с чиновниками очень сложно, постоянно приходится доказывать, что реставрация нужна. В советское время если были деньги, которые выделены в рамках бюджета на реставрацию, то они приходили в организации. Это помогало формировать методологию, философские основы профессии, её фундамент. А сегодня даже если средства выделены, то не факт, что ты их получишь. При этом нельзя сказать, что современные чиновники — враги памятников. Нет, большинство из них просто инертно в своём отношении к делу сохранения наследия. Они не помогают — они наблюдают.
"ЗАВТРА". Вы уже упоминали о конгрессе молодых реставраторов в Москве, который прошёл в Доме архитектора 30-31 января. Что вас на нём более всего удивило?
Сергей КУЛИКОВ. Когда ты давно в профессии, удивить чем-то сложно (улыбается), но это удалось сделать некоторым молодым реставраторам, которые съехались в Москву из разных регионов. Очень порадовала глубокая профессиональная заинтересованность нового поколения и уровень профессиональной честности его представителей. Наиболее ярко это проявилось в ходе работы "круглых столов". Вопросы, которые задавались, были не просто о чертежах, "картинках" или об умении какого-то мастера-краснодеревщика. Это были вопросы о технологических нюансах реставрации, касающихся консервации объекта, его превентивного сохранения. Честно говоря, это очень порадовало — если у реставратора есть такие вопросы, значит, у него есть внутренне понимание того, чем он занимается. Знаете, какое у меня было одно из самых мощных впечатлений от конгресса? Когда, встав на трибуну, поднял глаза в зал — а на меня из него были устремлены двести пар молодых, задорных, заинтересованных глаз!
Знаете, с возрастом начинаешь ворчать: время уже не то, время изменилось… Но когда сталкиваешься, разговариваешь с молодыми реставраторами понимаешь — а ничего подобного! Реставрация — профессия разноплановая, и она позволяет при желании реализоваться в любом качестве — будь то исторические исследования или сфера технологий. Мотивацией сегодняшних молодых ребят, идущих в реставрацию, я увидел ту "ауру" профессии, которая открывает не только тайны памятника, но порой тайны собственной души. Можно двадцать лет проектировать многоэтажные жилые дома — тайны в этом не будет, но будет явный социальный эффект. А авторов проектов будет утешать, что в их домах люди живут. Но откровений не наступит. А каждый памятник для реставратора — своего рода откровение.
"ЗАВТРА". Расшифруйте, в чём это откровение, когда речь идёт непосредственно о памятнике?
Сергей КУЛИКОВ. Это многоуровневое явление. Первый уровень — это составляющие памятника: его история, особенность конструкции, сводов, какие-то неожиданные находки, уникальные приёмы мастеров, которые они использовали много веков назад, а сегодня они уже забыты… Но когда глубже погружаешься в памятник, как это случилось у меня с Кирилловым монастырём, то начинаешь понимать весь исторический контекст — потихонечку ощущаешь, как этот памятник жил, как создавалась вокруг него среда. Дальше понимаешь, как он образовывался, как проходили периоды становления. И возникает некое чувство, как будто на эти процессы смотришь "сверху", начинаешь находиться немного "над временем".
"ЗАВТРА". Говорят, что сегодня стать реставратором проще, возможностей больше. Но раньше, в советское время реставраторам было легче работать. Почему?
