Критики "Мельмота Скитальца" не раз обращали внимание на значение и роль в романе инфернальной музыки. Некоторые из них высказывали предположение, что самая идея такой музыки заимствована Метьюрином из "Потерянного рая" Мильтона, описавшего, как весь подземный "Пандемониум" встает и слышны звуки
...симфоний сладостных и нежных голосов.
(I, 710-711)
Высказано было и другое, очень правдоподобное предположение, что Метьюрин воспользовался здесь готическим романом миссис Бирн (Byrne) "Зофлойя, или Мавр. История XV века" ("Zofloya, or the Moor", 1806; франц. перев. - 1812), где, может быть под воздействием того же Мильтона, рассказывается о подобной музыке, которая слышится обреченным перед появлением героя - дьявола, воплощенного в образе смуглого мавра {См.: Milner Max. Le Diable dans la litterature francaise..., t. 1, p. 292.}. Этот роман несомненно является подражанием "Монаху" Льюиса и представляет собою нагромождение всевозможных ужасов и преступлений, которые совершает живущая в Венеции Виктория де Лореданн, дочь маркиза, постепенно становящаяся отравительницей и закоренелой убийцей по наущению мавра, вовлекающего ее в свои сети и становящегося ее любовником. Этот роман, изданный под псевдонимом Роза Матильда, пользовался успехом в начале XIX в.; его хорошо знали Байрон и Шелли {Под именем "обаятельной Розы" миссис Бирн упомянута в сатирической поэме Байрона "Английские барды и шотландские обозреватели" (ст. 519-522); "Зофлойя" был одним из источников юношеских повестей П. Б. Шелли "Застроцци" и "Сент-эрвин" (см.: Hugues A. M. D. Shelley's "Zastrozzi" and "St. Irvyne". - Modern Language Review, vol. VII (1912), p. 54-63).}, и это еще более убеждает в том, что "Зофлойя" не только был читан Метьюрином, но и внушил ему ряд эффектных подробностей для "Мельмота Скитальца".
"Вставные повести" в тексте "Мельмота Скитальца" так тесно переплелись с основным сюжетом романа, что сам их автор забывал, кто их рассказывает или чью воображаемую рукопись он цитирует, и это иногда могло сбивать с толку невнимательных читателей. Вместе с тем каждая из этих повестей, рассматриваемая отдельно, отличается от других как в жанровом отношении, так и по своему стилю, как бы составляя замкнутое в себе целое. Некоторые из них (например, "Рассказ испанца") представляют собою типичные готические новеллы со всеми присущими им качествами и стилистическими особенностями. Их сменяет экзотическая сентиментально-романтическая повесть, действие которой сосредоточено в Бенгальском заливе Индийского океана и начинается идиллией, напоминающей творения Руссо или Бернарден де Сен-Пьера ("Повесть об индийских островитянах"). Одна из "вставных повестей" имеет автобиографическую основу ("Повесть о семье Гусмана") и, рассказывая о семье, впавшей в нищету, со всеми устрашающими реалистическими подробностями, предвосхищает манеру Ч. Диккенса; последняя из повестей ("Повесть о двух влюбленных") представляет собою образцовую историческую новеллу, близкую по своему жанру и стилю к повествованиям Вальтера Скотта.
Самой большой "вставной повестью" в "Мельмоте Скитальце", помещенной в начале романа, является "Рассказ испанца"; она всегда особенно захватывала читателя, производила на него сильное впечатление и неизменно вызывала яростные нападки на Метьюрина реакционной критики и церковных кругов. "Рассказ испанца" начинается с середины V главы первой книги "Мельмота Скитальца" и с небольшими перерывами продолжается до XIV главы третьей книги, когда его, несмотря на то что он еще не кончен, внезапно сменяет "Повесть об индийских островитянах".
Действие здесь происходит в Испании и ведется от имени Алонсо, незаконного сына герцога Монсады, семья которого, по тогдашним обычаям, хочет посвятить мальчика богу и заточает в монастырь в Мадриде. Как ни просят его непреклонные в своем решении герцог и герцогиня принять постриг, Алонсо ведет борьбу и с ними и с церковью не на жизнь, а на смерть. Описание всех страшных перипетий борьбы, ведущейся с ним монастырским начальством и вообще католической церковью в Испании со все возрастающей степенью жестокости и силой принуждения, принадлежит, несомненно, к лучшим страницам романа. Протест автора, вложенный в уста одинокого, беззащитного юноши, напрягающего все свои физические и нравственные силы, чтобы сохранить свободу и добиться отмены заточения, достигает редкой силы и пафоса и звучит как гневное обличение всех церковных установлений в Испании. Алонсо обвиняют во всех смертных грехах, и в том числе самом наказуемом - в кощунстве, его подвергают истязаниям в монастыре, откуда для него нет выхода. После неудачной попытки бежать оттуда его заточают в тюрьму Инквизиции, где издевательства над ним становятся еще изощреннее. За всеми этапами этой страшной борьбы, которая приводит бедного юношу к ожиданию сожжения живьем на костре только за то, что он хочет остаться в миру и не дает сгноить себя в обители в качестве бесправного и безгласного монаха, читатель следит с тревогой и с постепенно возрастающим сожалением; чувство горечи и негодования при чтении этих страниц возникает невольно и по поводу могущества католической церкви в Испании, и относительно жестоких методов подавления личности, здесь узаконенных; осуждению подлежит также процветающий в монастырях садизм, беззаконные преступления судилищ святейшей Инквизиции. "Мельмот Скиталец" в силу этих своих качеств, в особенности же из-за "Рассказа испанца", никогда не издавался в Испании в переводе на испанский язык, как еретическая книга, оскорбляющая достоинство церкви и вошедшая в индекс запрещенных для католиков книг.
Следует иметь в виду, что изобличение всех закулисных тайн католических монастырей, деятельности монашеских орденов и религиозных общин (в особенности иезуитов) было постоянной и даже излюбленной темой английских готических романов {См.: кн.: Tan Mary M. Catholicism in Gothic Fiction. A Study of the Nature and function of Catholic Materials in Gothic Fiction in England 1762-1820. Washington, 1946. проникнутая религиозной тенденциозностью и изданная католическим американским университетом (The Catholic University Press of America), эта работа полезна собранным ней материалом, отражающим популярность в Англии в указанную эпоху антикатолической тематики.}. Недаром поэтому Метьюрину, как мы уже упоминали выше, пришлось даже оправдываться в том, что он возрождает к жизни мрачные монастырские сюжеты повествований школы А. Радклиф, еще более сгущая их краски. Действительно, эпизод бегства Алонсо из монастыря по глухим коридорам подземелья, где его ведет монах-отцеубийца, оказывающийся в конце концов предателем, подкупленным монастырским начальством, весьма похож на сцену в романе Радклиф "Итальянец", в которой изображено, как Вивальди и Эллен покидают монастырь, ведомые Иеронимо. В "Мельмоте Скитальце" ощутимо также воздействие, которое оказал на этот роман "Монах" Льюиса: так, посещение Мельмотом кельи Алонсо Монсады повторяет сцену посещения Люцифером монастырской кельи Амброзио; ужасная смерть монаха-предателя, разорванного пришедшей в ярость толпой, описанная в "Мельмоте", вероятно, имеет своим источником страшные сцены самосуда и расправы толпы с настоятельницей монастыря Сент-Клер в "Монахе" Льюиса, и т. д.
И все же одним из наиболее важных источников Метьюрина для его "Рассказа испанца" явилась известная повесть французского писателя Дени Дидро "Монахиня", которой автор "Мельмота Скитальца" безусловно обязан как отдельными сюжетными мотивами, так и общей просветительской концепцией своего "Рассказа испанца", отличающей его от романов готической традиции, в которых нагромождение ужасов не подкреплено философской содержательностью и пафосом просветительского протеста.
Сходство между "Рассказом испанца" и "Монахиней" Дидро замечено было уже давно {Killen Alice M. Le roman terrifiant ou roman noir de Walpole a Radcliffe et son influence sur la litteraiure francaise jusqu'au 1840. Paris, 1924, p. 66.}, но лишь в 1930 г. итальянский англист профессор Римского университета Марио Прац опубликовал результаты своего тщательного сопоставления обоих произведений {Praz Mario. An English imitation of Diderot's La Religieuse (C. R. Maturin's Taie of the Spaniard). - Review of English Studies, 1930, vol. 6, N 24, p. 1-8.}. Итоги его исследования оказались весьма убедительными.
Повесть "Монахиня" написана была Дидро еще в 1760 г., но увидела свет лишь после смерти автора, в 1796 г. {May Georges. Diderot et la Religieuse. Paris, 1954, p. 21. Ранее, в 1780 г., Дидро, передавая рукопись "Монахини" швейцарскому журналисту Мейстеру, преемнику Гримма по изданию "Литературной корреспонденции" (где повесть была помещена в отрывках), писал об этой своей повести: "Не думаю, чтобы когда-нибудь была написана более ужасная сатира против монастырей" (Ibid., p. 35).} Полная обличительной силы, проникнутая пафосом протеста против насилия, чинимого католической церковью над монахами, обращенными в пожизненное рабство из религиозных побуждений, повесть Дидро могла появиться в печати только после революции во Франции 1789 г., когда она сыграла немалую роль в развернувшейся в те годы антиклерикальной пропаганде во французской литературе, в искусстве и даже в театре {Esteve E. Etudes de litterature preromantique. Paris, 1923, p. 90, 113-119. Один из очерков этого сборника посвящен характеристике французских пьес 90-х годов XVIII в., направленных против монастырей, среди них пьесе драматурга Монвеля "Жертвы, заточенные в монастыре" ("Victimes cloitrees", 1792). Именно к этой пьесе французская революционная пресса (журнал "Mercure de France", 1799, pluviose) возводила как к источнику упомянутый выше эпизод "Монаха" М. Г. Льюиса.}. Газета французских просветителей "Философская декада" 1797 г. так отзывалась о "Монахине": "Это своеобразное и увлекательное произведение остается памятником того, чем были некогда монастыри, возникшие из невежества и безумного фанатизма, - этот бич, против которого философы так долго и так тщетно протестовали и от которого французская революция освободила бы Европу, если бы Европа не упорствовала в желании совершить попятные шаги к варварству и животному отупению". В революционные годы "Монахиня" пользовалась во Франции популярностью, но впоследствии, во время Реставрации и позже, неоднократно подвергалась запрету цензуры (в частности, в 1824 и 1826 гг.).
