В 1598 г. умер Федор Иоаннович. Потенциальными претендентами на престол являлись двоюродный брат царя Федор Романов, глава Боярской думы Федор Мстиславский, Василий Шуйский, Симеон Бекбулатович, Василий Голицын. Но единства среди знати не было. И попытка не допустить Бориса к власти выразилась в том, что народу предложили присягнуть на имя Боярской думы. На что народ возмутился — своевольство аристократии, как в Польше, никого не прельщало. Годунов предварительно постарался завоевать популярность у москвичей, да и патриарх Иов, его ставленник, приложил усилия. Столица выступила за Бориса. А по закону царя избирал или утверждал Земский собор из представителей разных сословий и «всей земли», где первый голос принадлежал тому же патриарху. Избран был Годунов.
В следующем году он созвал еще один Собор, утвердивший наследственность его династии. А потенциальных противников продолжал убирать. Прощенному было Вельскому за неосторожное слово выщипали бороду и опять сослали. Симеон Бекбулатович странным образом в одночасье ослеп. Было инспирировано дело против Романовых по обвинению в колдовстве. Пятерых братьев подвергли пыткам, старшего, Федора, бывшего щеголя и вояку, постригли в монахи под именем Филарета, всех разослали в отдаленные места — Александр, Михаил, Василий Романовы умерли в заключении, в живых остались лишь Филарет и больной, с парализованной рукой, Иван. Ксению Романову тоже постригли, сына Михаила разлучили с родителями и отправили с теткой на Белоозеро. Сослали и всех родных и близких к Романовым — Черкасских, Сицких, Шестовых, Репниных, Карповых, Шестуновых. Федора Мстиславского и братьев Шуйских Годунов не тронул, но запрещал им жениться, чтобы их роды пресеклись.
Однако Борис насолил не только знати. Он ухитрился нагадить в стране абсолютно всем! Будучи «западником», он стремился унифицировать свое государство — чтобы, как в Польше или Прибалтике, все сословия были разложены «по полочкам». Еще при Федоре, в 1593 г., он закрепостил крестьян, отменив Юрьев день. А в 1597 г. издал закон, установивший 5-летний сыск беглых. И мало того, по этому закону любой человек, прослуживший по найму полгода, становился вместе с семьей пожизненным и потомственным холопом хозяина, что ударило и по городской бедноте, подмастерьям, мелким ремесленникам и породило массу злоупотреблений — богатые и власть имущие обманом и силой стали захватывать людей в холопство.
Туго пришлось и другим сословиям. Опасаясь заговоров, Борис культивировал повальное доносительство — холоп, донесший на дворянина, получал его поместье и дворянство. Было учреждено тайное ведомство во главе с Семеном Годуновым, наводнившее города шпионами. Из той же боязни заговоров и покушений Борис, вопреки обычаям прошлых царей, перестал регулярно появляться на людях и принимать у них челобитные. Впрочем, жалобы ему пришлось бы выслушивать на самого себя. На места опальных бояр и дворян он назначал свою родню и клевретов, которые начали в судах и администрации хищничество и злоупотребления.
Играя на популярность, Борис при вступлении на царство освободил подданных на год от налогов. Но строительство, содержание иностранного корпуса и т. д. требовали больших денег. И, наверстывая потом упущенное, царь стал отдавать подати на откуп. В откупщики тоже попадали его приближенные и драли с людей три шкуры — в результате купцам приходилось отдавать до трети прибыли. У Строгановых вообще чуть не отобрали владения, лишь за огромные подарки лично Борису им удалось «отмазаться». Годунов поссорился и с казаками. Решил подмять под себя Дон и послал туда назначенного атамана Петра Хрущева. Казаки выгнали его вон. Тогда царь запретил им торговать в русских городах, при появлении донцов было велено хватать их и сажать в тюрьмы. Предпринималось несколько экспедиций на Дон для отлова казаков. А чтобы окончательно прижать их, на Северском Донце была построена крепость Царев-Борисов.
В 1601–1602 гг. во всей Европе выдались неблагоприятные погодные условия. А на Руси из-за двухлетних неурожаев грянул голод. Меры правительства — денежные раздачи, продажа дешевого хлеба — оказались неэффективными и вели лишь к новым злоупотреблениям и спекуляциям. В одной только Москве в общих могилах погребли 127 тыс. человек. Народ заговорил, что царство Годунова не угодно Богу. Хозяева распускали холопов, которых нечем было кормить. Крестьяне разбегались из деревень, вымирали и бродяжничали. А когда бедствие пошло на убыль, правительство и хозяева принялись сыскивать беглых… Появились многочисленные шайки «разбоев». В 1603 г., объединившись под руководством Хлопка Косолапого, они двинулись на Москву. Их удалось разбить, кого ловили — вешали.
Но это были еще «цветочки». Все недовольные скапливались на юге. Сюда ссылали на службу опальных дворян и стрельцов. Сюда устремлялись беглые. И многочисленная дворня репрессированных бояр — их запрещалось кому бы то ни было принимать на службу, но в приграничье всегда была нужда в воинах и крестьянах и на прошлое человека смотрели сквозь пальцы. На юге не было неурожая, и туда бежали голодающие. А потом, спасаясь от расправ, остатки «разбоев». В итоге порубежье стало настоящей пороховой бочкой. И не замедлила появиться «спичка».
Кем на самом деле был Лжедмитрий I, исследователи спорят по сей день. Бытуют версии и общепринятая, и подтасованные под сенсацию. Поэтому приведу лишь собственное мнение. Разумеется, «истинным царевичем» он не был. Но мне кажутся убедительными факты, приводимые Немоевским, Олеарием и Костомаровым, что не был он и расстригой Отрепьевым. В России сразу заметили, что он прикладывается к образам и творит крестное знамение не совсем так, как природный «московитянин», — в каких-то мелочах движения отличались. А ведь это вырабатывалось с детства, отвыкнуть за 3 года бывший монах никак не мог. Заметили, что после обеда он не ложился на часок вздремнуть (русские вставали очень рано, а часто и ложились поздно из-за церковных служб). Что любит телятину, считавшуюся в России запретным блюдом. Что не ходит регулярно в баню — а русские, в отличие от редко мывшихся западноевропейцев, в том числе и поляков, были весьма чистоплотными. Да и речи, произносимые самозванцем на разных приемах, по стилю и цитатам выдают следы польского воспитания.
Скорее всего, он был из русских, родившихся за рубежом, — там жило много эмигрантов, да и граница проходила на Смоленщине. Самозванство в это время было не ново. Три самозванца захватывали престол Молдавии, два самозванца действовали в Турции, о чем в Польше, конечно, знали. И Лжедмитрий являлся либо авантюристом-одиночкой, либо… «троянской лошадкой», специально подготовленной иезуитами. Разные «нестандартные ходы» были вполне в их стиле. Кстати, после его гибели подобная версия на Руси существовала. Папа Павел V в 1606 г., после крушения авантюры, сетовал, что «надежда приведения великого княжества Московского к святому престолу исчезла». А на польском сейме в 1611 г. было сказано: «Источник этого дела, из которого потекли последующие ручьи, по правде, заключается в тайных умышлениях, старательно скрываемых, и не следует делать известным того, что может на будущее время предостеречь неприятеля». Выходит, что-то знали.
Хотя кем бы ни был Лжедмитрий персонально, его моральный облик известен: человек храбрый, не злой, великодушный, но абсолютно беспринципный. Чтобы обрести покровителей, он тайно принял католичество, наобещав папе и иезуитам распространить его на Руси. Сигизмунду III дал расписку уступить Смоленск и Северщину, ударить на шведов. И король даже счел предлог подходящим для войны с царем — но более умные сенаторы во главе с коронным гетманом Замойским тормознули его, прекрасно помня удары русских армий. Кстати, когда Замойский вскоре умер, иезуит Поссевино радовался: «Теперь исчезнут препятствия… к распространению римско-католической веры в Московии». А в причастности ордена к организации авантюры Лжедмитрия убеждает и мощнейшая «информационная поддержка», развернутая в католических странах. Тот же Поссевино быстро опубликовал на нескольких языках бестселлер «Повествование о замечательном, почти чудесном завоевании отцовской империи юношей Дмитрием», и даже великий драматург Лопе де Вега получил заказ на пьесу «Великий князь Московский».
Главную опору самозванец получил в лице воеводы Сандомирского Юрия Мнишека. Трогательный роман с Мариной, о котором рассюсюкался Костомаров, тут, конечно, ни при чем. Мнишеки были иной породы. Юрий возвысился, будучи приближенным старого короля Сигизмунда-Августа, которому поставлял ведуний для повышения потенции и красоток, не стесняясь похищать и монахинь. Получал за это имения и должности. А после смерти своего благодетеля обокрал его так, что короля не в чем было прилично похоронить. Все об этом знали, но по польским порядкам привлечь его к ответственности было дохлым номером, и он стал важным вельможей. Чтобы заручиться дружбой проходимца, Лжедмитрий дал обязательство жениться на его дочери, пообещав в придачу 100 тыс. злотых, Псков, Новгород и ряд городов на юге.
