Теряя русскую литературу, опуская ниже нуля значимость русского писателя, наши правители, не понимая этого, рвут и связи между всеми российскими народами. Останется в ходу только рыночный суржик: купи-продай.
Вот поэтому, может быть, городские власти Армавира, не самые богатые в России, вновь и вновь выделяют деньги на международные кожиновские чтения.
За восемь лет здесь выступали известные ученые из Южной Кореи и Японии, Европы и Америки. Сюда приезжали Виктор Лихоносов и Леонид Бородин, Владимир Личутин и Вера Галактионова, наши молодые таланты Захар Прилепин и Сергей Шаргунов. Всегда всех гостей встречала дружная команда Армавирского университета во главе с профессором, известным критиком Юрием Павловым.
О Вадиме Кожинове всегда интересно писать, ибо, размышляя о нём, неизбежно размышляешь о современной русской литературе в целом, о зигзагах русской истории, о положении нынешней России. Почему Кожинов ушел из критики и литературоведения? Потому, что стала гибнуть его национальная Россия. Он успел сказать важные слова о путях спасения и сохранения русского духа. И потому его книги по истории и политике России и в наше нечитабельное время пользуются широчайшим спросом.
Более того, я считаю, что нынешний спрос на политические книги Кожинова свидетельствует о тревожном состоянии нынешней России. Когда закончится кризис и наша страна начнет стабильно развиваться, уверен, вновь на первое место выйдут книги Вадима Кожинова о поэзии и прозе.
Увы, но и на нынешних восьмых чтениях мы, говоря о Кожинове, обращались к самым острым политическим вопросам, от поэзии Юрия Кузнецова и Николая Рубцова переходили к обсуждению национальных проблем Кавказа, к разговорам о терроризме и наркомании, о деле Бычкова и боголюбских монахинях.
Сегодня Вадим Кожинов выходит на первый план как координатор русского национального движения. От положения дел в России и зависит, какие труды и книги Кожинова будут предпочитать читатели. Помечтаем о том времени, когда на передних полках книжных магазинов России будут лежать книги Вадима Валерьяновича о Тютчеве и о происхождении романа. Значит, вновь настанет великая эпоха.
Владимир Бондаренко И ВНОВЬ — ЛОБАНОВСКАЯ ТВЕРДЬ
Такие, как Михаил Петрович Лобанов, и в жизни, и в литературе держатся всегда прямо, стойко и до конца. Таких сам Бог бережет! Вот и исполняется нашему давнему автору, живому классику, одному из лидеров русской национальной критики ХХ века Михаилу Лобанову добрых 85 лет. А я всё также встречаю его бодро гуляющим со своей женой по нашим внуковским лесам, где мы с ним, волею случая, оказались соседями по даче. И только что вышла книга его статей в издательстве у еще одного русского подвижника Олега Платонова. Пока есть такая лобановская твердь, держимся и мы, уже совсем иное послевоенное поколение, а за нами держатся и нынешние сорокалетние, та же южнорусская школа Юрия Павлова, и так до самых юных. Стоит еще Россия.
Лобановская твердь — это и лобановская твердыня, стойкость и верность России. Лобановская твердь — это и мужество фронтовика, уже в семнадцать лет взявшего в руки оружие, чтобы не дать фашистам захватить русскую землю, получившего тяжелейшее ранение, но лишь закалившее его характер. Лобановская твердь — это и библейская твердь, а значит —небо, прорывы в высочайшую духовность, отказ от любых меркантильных интересов, любых компромиссов с совестью. С тех давних фронтовых времен Михаил Петрович отметает любое соглашательство — твердь и есть твердь. Поразительно, что даже его лютые противники уважают Лобанова за эту твердь. Знают: этот не отступит, никогда не сдаст позиций.
В миру мягкий, улыбчивый, совестливый человек, после статей которого, бывало, сотни людей вздрагивали, тысячи людей ликовали и аплодировали, а десятки высоконачальствующих чиновников запирались в своих кремлевских кабинетах и решали, что с ним дальше делать, откуда выгонять, какие карательные меры принимать
Каждая статья Лобанова в журнале "Молодая гвардия" рассматривалась под микроскопом нашими партийными геббельсами: яковлевыми и беляевыми. Казалось бы, вот она — настоящая жертва цэкистской идеологии, не Окуджава или Аксёнов, не Евтушенко или Коротич — все как на подбор лауреаты и орденоносцы, любимцы партийных салонов на Николиной горе, а вечно в советское время критикуемый, ругаемый и изгоняемый литературный критик, русский патриот, автор биографий А.Н.Островского и С.Т.Аксакова...
Кто бы ни писал в будущем о литературной критике XX века, без имени Михаила Лобанова никак не обойдется. И мы, молодые критики, поражались его стойкости, мужеству и прямой откровенной позиции. Когда я прочитал в советские годы только что вышедший журнал "Волга" с новой статьей Михаила Лобанова "Освобождение", открыто противостоящей всей антинациональной позиции тогдашней партийной верхушки, меня не задело то, что в этой же статье Михаил Петрович критиковал мою концепцию "сорокалетних". С ним поспорить я всегда бы успел. Но величие замысла лобановской статьи и сейчас поражает. Поражает и отступничество нашего Союза писателей России, за редким исключением дружно осудившего автора.
А Михаил Лобанов и в доброте своей широк. Всех обидчиков своих, всех отступников давно простил, если это не принципиальные идейные недруги. Это и есть подлинное христианство: прощай врагов своих и не прощай врагов Божьих.
Лишен в свои 85 лет и званий всяких, и высоких наград, и премий государственных. Впрочем, чего они стоят — все эти звания? Быть Михаилом Лобановым — это звание повыше, чем быть Героем России. Таким и должен быть русский критик!
Вышел из печати, поступает к подписчикам и в продажу ноябрьский выпуск газеты "ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ" (№11, 2010). В номере: передовая Владимира КРУПИНА, материалы к 85-летию Михаила ЛОБАНОВА, VIII Кожиновские чтения глазами Владимира БОНДАРЕНКО, проза Юрия ЛОПУСОВА и Дмитрия РОГОЗИНА, стихи Александра ВЕПРЕВА и Новеллы МАТВЕЕВОЙ, эссе Михаила ЧВАНОВА. Лев АННИНСКИЙ пишет об уходе Льва ТОЛСТОГО, Николай КОКУХИН — о загадках повести "Нос" Николая ГОГОЛЯ, Вячеслав ШУЛЬЖЕНКО — о новом романе Александра ПРОХАНОВА "Стеклодув". Как всегда, читатели могут познакомиться с хроникой писательской жизни.
"ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ", ведущую литературную газету России, можно выписать во всех отделениях связи по объединённому каталогу "Газеты и Журналы России", индекс 26260. В Москве газету можно приобрести в редакции газет "День литературы" и "Завтра", а также в книжных лавках СП России (Комсомольский пр., 13), Литинститута (Тверской бульвар, 25), ЦДЛ (Б.Никитская, 53) и в редакции "Нашего современника" (Цветной бульвар, 32).
Наш телефон: (499) 246-00-54; e-mail: [email protected]; электронная версия: http://zavtra.ru/.
Главный редактор — Владимир БОНДАРЕНКО.
Опыт жизни великого человека живёт в веках. Оттого жизнь его длится вне времени. Многим в Ясной Поляне кажется, что хозяин только что вышел из дома, хотя нет его уже столетие. Будто вчера напечатали "Определение… о гр. Льве Толстом", а сегодня в Армянском переулке пели Вечную память на тайной панихиде...
10 ноября (н. ст.) 1910 года оказался днем начала конца. Кто-то называет эту десятидневную эпопею бегством, кто-то — уходом. И в том слове, и в другом есть своя правда. Отречение Толстого от мира было обдуманно и твердо. Оно состоялось в полной мере внутри него. Внешне же оно проявилось паникой и бегством от преследования. Нигде нельзя было укрыться, и никто не мог укрыть. Лишь один Бог смилостивился и укрыл своей дланью метущуюся и страдающую душу…
Вот краткая хроника 10 последних дней Льва Николаевича Толстого. Рано утром, около 5 часов утра, Толстой выехал в древний мужской монастырь Оптина пустынь. По пути в вагоне и у ямщика расспрашивал об оптинских старцах, говорил, что едет к ним. Приехав поздним вечером, отправился к монастырской гостинице. Постучал: "Можно мне войти?". Гостинник ответил: "Пожалуйте", — "Ведь я Толстой, может, вы меня не примете?" — "Мы всех принимаем, всякого, кто желание имеет". В гостинице написал длинное письмо и телеграмму Александре Львовне. В письме, в частности, говорилось: "Я ничего не решил и не хочу решать. Стараюсь делать только то, чего не могу не делать, и не делать того, чего мог бы не делать…". Утром следующего дня пошел к настоятелю. Перед крыльцом долго стоял на холоде и сырости с шапкой в руках, так и не решившись войти. Также не решился войти к знаменитому оптинскому старцу о. Варсонофию. Сам рассказывал своему спутнику доктору Д. П. Маковицкому: "Хотел зайти к старцу, постоял, но не решился. Не решился, ведь я отлучен". "А ещё пойдете?" — спросил Маковицкий. "Если пригласят", — был ответ. Не побывав ни у старца, ни у настоятеля, Толстой поехал к родной сестре — монахине Марии, в близлежащее Шамордино. В книге посетителей Оптиной осталась запись: "Лев Толстой благодарит за прием". В Шамординской обители он встретился с сестрой. Обняв матушку Марию, несколько минут рыдал на ее плече. Потом они долго говорили. "Я был в Оптиной, как там хорошо! С какой радостью я надел бы теперь подрясник и исполнял самые низкие послушания и трудные дела, но поставил бы условием не принуждать меня молиться, этого я не могу". "Хорошо, — отвечала сестра, — но и с тебя бы взяли условие — ничего не проповедовать, не учить". "Чему учить? Там надо учиться. В каждом встречном насельнике я видел только учителя. Да, сестра, тяжело мне теперь… А у вас что, как не Эдем! Я бы здесь затворился в своей хижине и готовился к смерти: ведь восемьдесят лет, и умирать надо… Да что, сестра, — оборвал свою речь Лев Николаевич, — я и не горюю, завтра же еду в скит, к отцам, только я надеюсь, как ты говоришь, что они меня примут"…
