6 нас было сорок пять пациенток, а в ванной, куда нас направили, всего два жалких полотенца. Я видела, как сумасшедшие женщины с лицами, сплошь покрытыми страшной сыпью, вытираются полотенцем, а вслед за ними им пользуются женщины с чистой кожей. Я подошла к ванне и умылась проточной водой из-под крана, вытершись нижней юбкой.
Не успела я завершить омовение, как в ванную принесли скамью. Вошли мисс Груп и мисс Маккартен с расческами в руках. Нам было велено сесть на скамью, после чего волосы сорока пяти женщин были расчесаны шестью гребенками силами одной пациентки и двух санитарок. Видя, как чешут некоторые бедные головы, я подумала, что к этой процедуре я тоже не была готова. У мисс Тилли Майард была собственная гребенка, но мисс Грэди ее отобрала. Что это была за трепка! Я никогда прежде не понимала, что значит выражение «Я тебе задам трепку!», но теперь узнала. Мои волосы, спутанные и сырые еще с ночи, дергали и рвали, и после тщетных уговоров мне осталось только терпеть боль, сжав зубы. Мне отказались вернуть шпильки, заплели волосы в косу и перевязали ее красным хлопчатым лоскутом. Только мою вьющуюся челку пригладить не удалось – все, что наконец осталось мне от былой славы.
После этого мы пошли в гостиную, где я стала искать своих спутниц. Сперва я тщетно вглядывалась, не в состоянии отличить их от других пациенток, но немного погодя узнала мисс Майард по стриженым волосам.
– Как вам спалось после холодной ванны?
– Я почти окоченела, а шум не давал мне уснуть. Это было ужасно! Мои нервы были расстроены еще до прибытия сюда, и я боюсь, что не выдержу такого напряжения.
Я постаралась приободрить ее, как могла. Я попросила, чтобы нам дали недостающую одежду – по крайней мере, ту, которую предписывает женщине обычай, но мне сказали, чтобы я замолчала и что нам уже выдали все, что положено.
Нас подняли с постелей в 5:30, а в 7:15 велели собраться в коридоре, где повторилась та же церемония ожидания, что и накануне вечером. Когда мы наконец вошли в столовую, мы нашли там по чашке холодного чая, по ломтю хлеба с маслом и по блюдцу овсяной каши с патокой. Я была голодна, но кусок не лез мне в горло. Я попросила хлеба без масла и получила его – невозможно передать, какого он был грязного черного цвета. Хлеб был жестким, а местами представлял собой просто комки сухого теста. В своем ломте я нашла паука, поэтому есть не стала. Я попробовала овсянку с патокой, но она никуда не годилась, так что я без особого успеха попыталась проглотить чай.
Когда мы вернулись в гостиную, нескольким женщинам было велено заправить постели, а некоторым пациенткам поручили скрести полы, прочие получили другие поручения, составлявшие всю работу в отделении. Не надзирательницы поддерживали заведение в такой чистоте ради бедных пациенток, как я думала прежде, а сами пациентки, выполнявшие всю работу, даже убиравшие комнаты санитарок и стиравшие их одежду.
Около 9:30 новых пациенток, в числе которых была и я, вызвали к доктору. Там игривый молодой доктор – первый встреченный нами по прибытии – обследовал мои легкие и сердце. Отчет составлял, если я не ошибаюсь, помощник смотрителя лечебницы, Ингрэм. Мне задали несколько вопросов и отпустили обратно в гостиную.
Войдя туда, я увидела мисс Грэди с моим блокнотом и длинным карандашом, купленным специально по такому случаю.
– Мне нужен мой блокнот и карандаш, – сказала я вполне правдиво. – Они помогают мне запоминать разные вещи.
Мне не терпелось получить блокнот, чтобы делать заметки, и я была разочарована, услышав в ответ:
– Вы их не получите, молчите.
Несколько дней спустя я спросила доктора Ингрэма, нельзя ли мне получить блокнот назад, и он обещал мне об этом подумать. Когда я вновь затронула этот вопрос, он сказал, что, по словам мисс Грэди, у меня был при себе только блокнот, но не было карандаша. Я сердито стала уверять его, что карандаш был, вслед за чем получила совет не давать воли болезненному воображению.
Поскольку погода стояла ясная, хотя и холодная, после того как вся работа по дому была окончена, нам велели отправляться в коридор и надеть шляпы и шали перед прогулкой. Бедные пациентки! Как страстно они желали вдохнуть свежий воздух, как жаждали хоть ненадолго выбраться из своей тюрьмы. Они не мешкая устремились в коридор, где разыгралось сражение за шляпы. Видели бы вы эти шляпы!
Глава XII. Прогулка с умалишенными
Я никогда не забуду своей первой прогулки. Когда все пациентки надели белые соломенные шляпы, вроде тех, что носят купальщицы на Кони-Айленде, я не могла не рассмеяться над их курьезным видом. Невозможно было отличить одну женщину от другой. Я потеряла мисс Невилл, и мне пришлось снять шляпу, чтобы отыскать ее. Встретившись, мы надели шляпы и засмеялись, глядя друг на друга. Выстроившись в цепочку по двое в ряд, мы в сопровождении надзирательницы вышли на улицу через заднюю дверь.
Не успели мы сделать нескольких шагов, как я увидела длинные вереницы женщин в сопровождении санитарок, движущиеся по всем дорожкам. Как много их было! Куда ни бросишь взгляд, я видела медленные процессии в уродливых платьях, курьезных соломенных шляпах и шалях. Я жадно вглядывалась в проходившие вереницы, и от этого зрелища меня охватил ужас. Пустые глаза и бессмысленные лица, языки, мелющие бессмысленный вздор. Нас миновала одна из групп, и мои глаза (как и мой нос) сказали мне, что женщины чудовищно грязны.
– Кто они? – спросила я пациентку рядом со мной.
– Они считаются самыми буйными на острове, – отвечала она. – Они из Сторожки, первого здания с высокой лестницей.
Некоторые из них вопили, другие бранились, третьи пели, молились или причитали, охваченные наваждением: я никогда не видела столь жалких представительниц рода человеческого. Когда шум от их процессии стих вдали, передо мной возникло другое зрелище, которое я не смогу забыть.
Пятьдесят две женщины тянули длинный канат, привязанный к широким кожаным поясам, охватывающим их талии. На конце каната была тяжелая металлическая тележка, а в ней две женщины: одна держалась за больную ногу, другая кричала какой-то санитарке: «Вы меня бьете, я вам этого не забуду! Вы хотите меня убить», – при этом она плакала навзрыд. Все женщины на веревке, как называли их пациентки, были погружены в собственные мании. Некоторые непрерывно кричали. Одна голубоглазая женщина заметила, что я смотрю на нее, повернулась так далеко, как
