В реальной жизни, конечно, эти законы толковались весьма расширительно. Так, в июне 1878 года генерал-губернатор Восточной Сибири барон П.А. Фредерикс направил начальникам губерний и областей предписание относительно наблюдения за перепиской «государственных преступников». Здесь указывалось, что такой контроль должен касаться «тех из них, особенное наблюдение за перепискою которых признается… необходимым» местным полицейским начальством[210]. Наконец, 12 марта 1882 года было высочайше утверждено «Положение о полицейском надзоре, учрежденном по распоряжению полицейских властей». Пункт 29‐й устанавливал право министра внутренних дел «в каждом отдельном случае воспрещать поднадзорному непосредственное получение <…> частной почтовой или телеграфной корреспонденции». Поднадзорный был обязан всю предполагаемую им к отправке корреспонденцию предоставлять на просмотр уездному исправнику или начальнику жандармского управления[211].
Согласно секретному разъяснению начальника Главного управления почт и телеграфов М.П. Севастьянова от 11 апреля 1905 года, министр внутренних дел В.К. Плеве в мае 1903 года предоставил начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений право самостоятельно производить осмотр и выемку телеграфной корреспонденции по особым открытым листам, выданным Главным управлением. Осмотр и выемка почтовой корреспонденции чинами Корпуса жандармов должны были производиться в порядке, установленном статьей 1035‐й Устава уголовного судопроизводства в новой редакции, т. е. по соглашению производящего дознание с прокурором, наблюдающим за таковым[212]. 7 июня 1904 года Государственный совет утвердил замену статьи 1035–7 Устава уголовного судопроизводства издания 1892 года статьей 1035–11, которая гласила: «В случае необходимости осмотра или выемки почтовой или телеграфной корреспонденции [при производстве следствия] таковые осмотры или выемки предпринимаются по соглашению производящего дознание с наблюдающим за оным лицом прокурорского надзора»[213]. На этом основании Севастьянов издал 28 июля 1904 года циркуляр о том, что «о случаях задержания, осмотра и выемки корреспонденции чинами Жандармского управления доносить Главному управлению почт и телеграфов не следует»[214].
2. Зарождение и развитие службы перлюстрации в России до конца XVIII века
Итак, появилась и развивалась регулярная почтовая связь. Но одновременно с ней возникла и секретная служба перлюстрации, т. е. тайного вскрытия корреспонденции. Первоначально перлюстрация рассматривалась как инструмент внешней политики. Особо доверенные почтовые чиновники вскрывали, стараясь не оставлять следов, переписку иностранных дипломатов и копировали ее. Целью этих действий было проникновение в планы иностранцев, определение их мнений и степени осведомленности по тем или иным вопросам. Постепенно «черными кабинетами» обзавелись все европейские державы. Так, Антиох Кантемир, российский поэт и дипломат, будучи послом в Лондоне (1732–1738), сообщал в 1733 году в Петербург: «Обыкновенно всех чужестранных министров письма распечатывают и имеют искусных людей разбирать цыфири [шифры] на всяком языке». Сам Кантемир, чтобы сохранить тайну своих донесений, посылал нарочного из Лондона в Голландию отправить письма в Россию. Впоследствии, став послом во Франции (1738–1744), он отправлял свою почту через Брюссель[215]. В XIX веке образцовой считалась перлюстрация, проводившаяся в австрийских «черных кабинетах».
По поводу методов перлюстрации существует немало красивых мифов. Есть рассказ о том, что однажды к Джону Терло, главе секретной службы при Оливере Кромвеле в 1653–1659 годах и руководителю перлюстрации, явился незнакомец. Пришедший сказал: «Сэр, вы теряете очень много времени в “черном кабинете”. Вскрыв письма, вы снимаете копии с них, и это обходится вам дорого в смысле расходов на служащих и затраты времени. Между тем, если вы оставите меня одного с письмом, через минуту я вручу вам его точную копию. Через несколько часов письменные знаки копии пропадут, но вы за это время сможете прочесть ее». Терло принял предложение незнакомца. В результате он избавил Кромвеля от необходимости вскрыть отравленное письмо из Франции. При Карле II (1660–1688) Д. Терло удалился на покой, и тайна такой перлюстрации осталась неразгаданной. Писатель Ж. Бертье, опубликовавший эту историю, приводит мнение неназванных английских специалистов, что «это была своего рода фотография без гипосульфитного фиксажа», почему «снимки не сохранялись». Сам Бертье выдвигал предположение, что незнакомец открыл вещество, которое «не было светочувствительным, оно, вероятно, изменяло окраску при соприкосновении с чернилами, причем на несколько часов. Неизвестный, видимо, пропитывал этим веществом листы бумаги, которыми пользовался»[216]. Мне же вся эта история представляется очередным мифом, не имеющим под собой реального содержания.
В России следы перлюстрации обнаруживаются с XVI века. Прежде всего она относилась к дипломатической переписке. Одной из важнейших задач дипломатов во все времена являлся и является сбор информации о стране пребывания, оценка политики властей, при которых они аккредитованы. По сути, это разведывательная деятельность. Таким образом, перлюстрация, в свою очередь, была средством контрразведки. Немецкий путешественник Сигизмунд Герберштейн, прибывший в Москву в 1526 году в качестве посла Священной Римской империи, автор знаменитых записок, так рассказывал о слухах вокруг опалы князя Василия Шемячича: «Говорят, что причина его пленения была следующая: он написал письмо польскому королю, что хочет передаться ему, и послал это письмо киевскому наместнику. Тот распечатал его и, узнав оттуда об его злом умысле против своего государя, немедленно переслал письмо государю московскому»[217].
Резидент Швеции в Москве в 1647–1650 годах Карл Поммеренинг, активно занимавшийся разведывательной деятельностью, в свою очередь жаловался 23 мая 1648 года на то, что его письма в Стокгольм были перехвачены и вскрыты в Новгороде князем Ф.А. Хилковым и дьяком Савином Завесиным. Служебное расследование показало, что дипломат вручил почту московскому ямщику Ивану Осипову. Тот передал ее своему двоюродному брату, ямщику Кузьме Дмитриеву, и велел отвезти к новгородскому переводчику Михаилу Сахарникову. Последний передал почту своему начальству. В результате новгородскому воеводе велено было впредь не допускать подобного самоуправства и пропускать почту шведского резидента «безо всякого задержанья»[218].
Официальное извинение перед шведским дипломатом и выговор новгородскому воеводе означали скорее не реальное запрещение перлюстрации, а требование проводить подобные операции, не оставляя видимых следов. То, что перлюстрация переписки иностранцев в это время на Московской Руси была уже делом достаточно обычным, подтверждается содержанием газеты «Вести-куранты». Это была рукописная газета, составлявшаяся в Посольском приказе на протяжении XVII века, доступная государю и узкому кругу его приближенных. Например, в 1643–1645 годах в Москве шли переговоры о женитьбе датского королевича Вальдемара на царевне Ирине Михайловне. В номерах газеты за 1644 год имеются переводы писем от 29 августа 1644 года датским послам в Москве О. Пасбергу и С. Биллу от их людей из Королевца (Кенигсберга), писем датскому королевичу Вальдемару и послу О. Пасбергу от 14 октября того же года из Вильно[219].
В 1644 году были также опубликованы переводы писем из Москвы в Гамбург и Гданьск от неких П. де Ладала, Г. Ракса и Д. Рютца. В них говорилось о торговых делах и о последних событиях в Москве. При этом де Ладал, в частности, писал: «…грамотки под Давыдов [ой] обверткою Рютца посылаю». Такая фраза, на мой взгляд, безусловно доказывает вскрытие почтового пакета и перлюстрацию его содержимого[220].
Подобная практика сохранялась и в последующие годы. В 1645–1646 годах в газете были помещены переводы-пересказы писем разных лиц с вестями о событиях в Европе, Бразилии, Московском государстве и других местах. Например, был перевод письма рижанина Ефима Бека к немцу Ягану фон Стадену в Псков. В 1652 году можно было прочесть переводы писем из Лондона и городов Германии (Гамбурга, Мюнхена, Регенсбурга), Франции (Монмеди). В 1659 году письмо из Лондона рассказывало о событиях в Англии, Ирландии, Шотландии[221]. Заметим, что соседи России действовали подобными же методами. Письма русского резидента в Варшаве В.М. Тяпкина в 1674–1676 годах читались властями. Король Ян Собеский в одну из встреч бросил ему упрек, что он писал письма «сорные и затейные [написанные тайнописью]»[222].
