голову тут же закралась навязчивая мысль: а что с моими родителями? В панике я начал обыскивать глазами окружение, надеясь найти родных людей, но все, кто мне попадались – испуганные прохожие, что боязливо и дико глядели на меня и происходящее.
– Мама, – чуть ли не задыхаясь, произнёс я, – ты где? Мама, отзовись! – я кричал в полное горло, меня точно было слышно за квартал в такой тишине. Но меня не слышала мама, не видел я и родного отца.
Осознание событий, что происходили и должны произойти далее, заставило моё сердце колотиться, а мозг ломаться. Со всей силой я бросился бежать в дом, помогать моим родным, но люди, что называли себя прохожими, остановили меня. Заволновались, мол. Я пробовал вырваться. Мне это надо. Очень надо. Я не хотел даже допускать мысли о том, что голодное пламя пожирает мою семью. Хуже этого ничего не могло быть.
– Пустите меня, идиоты! – кричал я, вырываясь из крепких рук.
Люди не желали меня слушать. Они считали это откровенным бредом и говорили, что я умру, если побегу в дом. Но эти незнакомцы не понимали простую истину: я в любом случае умру, если не увижу живыми родителей. Вопрос лишь морально или физически. Без них не представлялось светлого будущего, да и будущего в целом. Что же я могу без мамы? Кем же буду без папы? Лишь мысли вызывали у меня дикий страх, а как должно быть, если это наяву произойдёт?
– Пустите меня, идиоты, пустите! – кричал я, начиная захлёбываться слезами. Боль сжимала грудь, горло – всё тело. Ноги дрожали до невозможного, становилось тяжело контролировать себя.
Всё так же упорно меня держали эти некто, что считали мою жизнь важной. Они глупые, и этого мнения мне не изменить! Да что эти люди могут знать о моих чувствах сейчас?
Силы иссякали, я всё менее агрессивно продолжал бороться. В конце концов, я ослаб. В изнеможении рухнул на асфальт и продолжил пялиться на родной дом. Люди что-то говорили, но слова мне стали более непонятны и неизвестны, будто это не моя страна и не мой язык.
Долго я смотрел на горящий дом. Он буквально убивал во мне всё живое. С каждой секундой надежды угасали, угасало и желание оставаться в живых. Пожарные приехали. Осмотрели место. Отогнали людей. Меня тоже. Стали активно тушить дом от языков пламени, который сожрал почти все стены. Приехали и журналисты. А я всё так же временами оглядывался по сторонам в поисках родителей, которых не видел.
Дом успешно потушили, пожарные вошли в него в поисках живых людей. Незнакомцы, как и я, смотрели с надеждой, что внутри есть живой человек, но уверенность падала с каждой секундой, что тянулась вечность. Вот я увидел первого выходящего пожарного. Не мог рассмотреть что-либо, от чего слепо закричал:
– Мама, папа живы, да!? – я кричал это почти уверенно. Считал даже правдой. Во мне жило нечто такое, что подталкивало на смелые мысли.
Я кричал так почти каждому пожарному, стоило мне заприметить их яркую форму, выдвигающуюся из огня. Но с каждым разом крик мой становился отчаяннее, а слёзы пеленой укрывали глаза. Я не вырывался более: знал, что бесполезно, но душа моя рвалась из этих человеческих оков. Но вот вышел последний пожарный. Надежда все ещё жила во мне. Здесь меня люди не сдержали, я сорвался, как с цепи, и подбежал к этому мужчине:
– Они живы, да? – я молил того человека, чтоб он подтвердил мои догадки, но мужчина сурово молчал.
Он снял каску, отдал её каким-то посторонним, обнял меня. Я не понимал этого жеста, хотя догадки были. Я отказывался верить в иной исход событий.
– Мне очень жаль, мальчик, – промолвил он.
Я задрожал, панически отпихивая от себя этого человека и шепча себе слова иного характера, что поддерживали мою собственную теорию. Мужчина пытался мне что-то объяснить, но слушать его голос желания не было.
– Нет, нет, нет, – кричал я, перебивая всех на улице.
– Мальчик, пожалуйста, послушай…
– Заткнись! Ты врёшь мне! Они не могли погибнуть, всё это обман!
Я в отчаянии схватил себя за голову, пытаясь внушить, что всё это сон. Закрыл глаза и твердил себе, что не произошло того, о чём этот мужчина мне говорит. Оно не могло случиться. Не мог я потерять их вот так!
Шли минуты, может и часы. Многие из прохожих разошлись по своим делам, благо у них такие остались. А что делать мне? Куда идти мне? О чём заботиться? Всё смешалось в один комок и я не думал, что смогу распутать хоть что в своей голове. Я сидел на холодном асфальте, он резал мои ноги, а я не чувствовал боли.
– Мама, папа, – шептал я себе, всё так же глядя по сторонам, – я здесь. Я жду вас. Придите и обнимите меня, – слёзы стекали ручьём, – мне страшно. Успокойте меня, пожалуйста!
Тут же я начал вспоминать все хорошие моменты, которые устраивали мне родители. Они очень любили меня, и это я чувствовал с малых лет. Я вспоминал своё последнее день рождение, что сделали они незабываемым, все мои успехи, достижения, которые неустанно радовали их. Всё это теперь было прекрасным прошлым, которое я не мог вернуть. Я видел их перед своими глазами радостными, счастливыми, живыми. Я буквально чувствовал их биение сердец, которые по логике вещей уже затихли.
Подъехала скорая. Люди торопливо вышли из машины. Первой мне попалась девушка, что на вид была довольно симпатичная. Она присела рядом со мной, положила тонкую руку на плечо и что-то сказала. Я не понимал ни единого слова, лишь удавалось слышать свои стоны и рыдания, что не могли прекратиться. Видимо, эта девушка говорила, что случившееся – не конец, что смысл жизни существует. Но для меня это не было возможным. Теперь я искренне ненавидел этот мир и всё, что говорило мне о сладости его. Я ненавидел и ненавижу эту девушку, пытающуюся мне рассказать о чём-то бессмысленном.
– Если хочешь быть полезной – убей меня, – неожиданно для всех сказал я. Иначе их помощь была очевидна, но не нужна. Точно не каждый из них понимает то, что только что удалось понять мне. И мне не нравится то, что я понял.
Девушка насильно подняла меня, я сопротивлялся. Она всё так же бессмысленно говорила. Когда она начала меня подводить к машине, я тут же понял для чего ей это нужно. Нет, с меня хватит её пустых слов!
– Пусти меня, дура, – крикнул на неё я, высвободив руку.
Хотел было
