Рис. 3.5. Лев Толстой
Экскурсовод устанавливает один из драгоценных валиков на фонограф, и посетители Музея слышат живой голос писателя:
— Нет, это невозможно! Нельзя так жить! Нельзя так жить! Нельзя и нельзя…
Это прозвучала фонограмма знаменитого памфлета «Не могу молчать», записанная утром 11 мая 1908 года. Качество записи — неважное, зато слова «матерого человечища» производят на экскурсантов неизгладимое впечатление.
В ноябре 1940 года на фабрике звукозаписи Всесоюзного радиокомитета голос великого писателя был восстановлен. Эдисоновский подарок, ставший музейным экспонатом, был извлечен из-под стеклянного колпака. Переписанный оптическим способом, освобожденный от посторонних шумов голос Льва Толстого был перенесен с валика на ленту и подготовлен к трансляции по радио.
Впервые записывать звук на более удобные носители информации — диски, предложил немецкий инженер Эмиль Берлинер. На свое изобретение, названное граммофоном, он получил патент в 1887 году. С тех пор граммофон и его верные спутницы — шипящие грампластинки, сделанные из особой смолы — шеллака, стали символом звукозаписи.
Благодаря грампластинкам голоса многих великих певцов прошлых лет дошли до нашего времени (рис. 3.6). Но некоторые из них испытывали настороженное отношение к «музыкальным аппаратам».
Экскурсовод нажимает кнопку своего незаменимого помощника — аудиоплеера.
— Послушайте, какие чувства охватывали известного тенора Мариинской оперы А. Александровича (Покровского) при записи голоса «на граммофон»:
Рис. 3.6. Ф. И. Шаляпин у рупора звукозаписывающего аппарата, 1913 год
«Я не могу сказать, что процесс напевания пластинок был приятен. И без того ты нервничаешь перед рупором, а тут еще всячески мешают: делают знаки, одергивают, поправляют, двигают твой корпус рукою то ближе к рупору, то дальше от него. При таких условиях пропадает всякое настроение, а иногда и желание петь. Ты все время должен кому-то подчиняться и все у тебя выходит не так, как было бы, если бы ты пел один: свободно и без помех… Да и не всякий голос хорошо ложится в граммофон».
Для усиления звука граммофон Берлинера был оснащен жестяным рупором, который придавал ему навсегда запоминающийся облик. По внешнему виду металлический раструб напоминал большой духовой музыкальный инструмент, который называется тубой. Для художников граммофонный рупор всегда являлся излюбленным объектом украшения. Богатый орнамент и самая причудливая форма для него были не редкостью. В итоге он разросся до огромных размеров и стал напоминать цветок, который по латыни называется campanula, а по-русски просто колокольчик.
Вот здесь-то стало понятно, почему сегодня Экскурсовод появился с букетиком колокольчиков в петличке.
Достоверно известно, что генерал Куропаткин — командующий войсками в Манчжурии во время русско-японской войны 1905 года, уезжая на фронт, взял с собой «салонный» граммофон с набором пластинок. Этот аппарат был увенчан длинным тяжелым раструбом из чистого серебра.
По конструкции граммофон Берлинера не сильно отличался от фонографа, да и внешне походил на него. Первый граммофон, как и его Эдисоновский предшественник, представлял собой устройство, в котором все составные части были открыты «невооруженному взгляду». Корпуса у граммофона Берлинера не было, и до 1896 года пластинки приходилось вращать вручную. Таким образом, владелец аппарата не только слушал фонограмму, но, как шарманщик, самым непосредственным образом участвовал в процессе извлечения звука.
— Подобное явление, — обобщает экскурсовод, — скорее всего, является правилом для каждого нового технического устройства. Любое изобретение, недавно покинувшее стены лаборатории, всегда требует человеческого участия в работе.
Граммофон, который с легкой руки любителей музыки стали называть королем звуковоспроизводящих устройств, недолго оставался голым. Он быстро обрел красивый, обычно деревянный корпус, благо его можно было позаимствовать у музыкальной шкатулки или шарманки. Не многие хозяева литературных гостиных и модных в то время музыкальных салонов смогли устоять перед искушением украсить их интерьер рукотворным цветком граммофона (рис. 3.7). Стоили «поющие машины» недешево, от 14 до 650 рублей и даже больше. Самые дорогие из них изготавливали из редких пород дерева и украшали всевозможными способами. Уже знакомый нам граммофон генерала Куропаткина представлял собой тумбу сделанную целиком из красного дерева.
Рис. 3.7. Граммофон — король звуковоспроизводящих устройств
Кроме декоративной функции, корпус выполнял другую, не менее важную задачу. Он прятал от любопытных взоров шкивы, механическую передачу и пружинный механизм, который вращал пластинку. Удивительно, что пружина поначалу не использовалась в изобретениях Эдисона и Берлинера, хотя в течение нескольких столетий приводила в действие часовые механизмы. После того как эта упругая стальная лента заняла постоянное место внутри граммофона, любители музыки перед прослушиванием пластинки стали совершать своеобразный ритуальный обряд. Он заключался в том, что пружину торжественно заводили специальной ручкой, которая превратилась в ее неотъемлемую принадлежность.
Граммофоны заслуженно являлись объектом гордости своих владельцев и относились к предметом роскоши. Самыми известными в России моделями были «Монарх № 13» и «Амур 4», выпускавшиеся в 1906–1908 годах немецким акционерным обществом «Граммофонъ». Послушать граммофон и полюбоваться на заморскую диковинку всегда находилось много желающих (рис. 3.8).
Рис. 3.8. У старого граммофона
Хотя граммофон с огромным рупором и великолепно украшенным корпусом был чертовски красив, он довольно быстро уступил место другому, более удобному в обращении, устройству. В 1908 году французская фирма «Пате» выпустила звуковоспроизводящие аппараты, которые впоследствии стали называть патефонами. Конструкцию этих устройств предложил Гильон Кеммлер. У патефонов рупор был спрятан внутри корпуса, поэтому они приобрели вид, совсем непохожий на своих франтоватых предшественников.
Своим изобретением Кеммлер дал старт своеобразному соревнованию по улучшению технических и эксплуатационных качеств патефонов. В нем приняли участие конструкторы, художники и даже мебельщики.
Первый патефон выглядел как вполне обыденное устройство, к которому не нужно было долго привыкать. Его облик напоминал давно обосновавшиеся в домах вещи, например шкатулки или ларцы для украшений.
— Приподнимем бархатный занавес, предохраняющий уникальный экспонат от музейной пыли, — торжественно произносит Экскурсовод, — и насладимся внешним видом одного из первых в мире патефонов (рис. 3.9).
Это — «патриарх» всех патефонов, который скоро отпразднует столетний юбилей. Он родился в Германии и прекрасно сохранился до сего времени. Наш музыкальный старец унаследовал внешние черты своей прабабушки — музыкальной шкатулки со створками, которые застенчиво скрывали от любопытных взоров не столь красивый, как у граммофона, рупор. Рядом можно видеть фотографию знаменитого русского баса Федора Шаляпина (рис. 3.10). Он удобно расположился перед гигантским патефоном, которому мастера-мебельщики придали облик затейливо украшенной тумбочки.
Рис. 3.9. «Патриарх» всех патефонов. Германия, начало 1900 годов
Появившиеся впоследствии переносные патефоны в закрытом состоянии производили полное впечатление небольших дорожных чемоданчиков. Конструкторы убрали за ненадобностью «патриаршьи» створки в темный чулан, а сам патефон уменьшили в размерах. Однако в нем все же оставили свободное местечко, дабы положить туда парочку любимых пластинок и ручку для заводной пружины. Корпус недорогих патефонов отделывали широко распространенными в то время материалами — дерматином и коленкором «немарких» цветов. Раньше их использовали для оклеивания книжных переплетов. Чтобы верхняя крышка патефона случайно не закрылась во время работы, приспособили пружинные фиксаторы. В углу корпуса разместили небольшую поворачивающуюся коробочку для патефонных иголок. Рядом с вращающимся диском пристроили удобную фигурную металлическую стрелку, с помощью которой в небольших пределах регулировали скорость вращения диска. Чтобы его остановить, нажимали на маленький рычажок тормоза. Для удобства переноски патефон снабдили ручкой и блестящими замками, которые еще больше усиливали сходство с чемоданом. И все же главной особенностью этого своеобразного механического чемодана было то, что он предназначался не для хранения вещей, а чтобы в наших домах звучала музыка.