Нелояльность чеченцев и ингушей к государству наглядно проявилась в их дезертирстве и уклонении от мобилизации. В августе 1941 г. из 8000, подлежащих призыву, дезертировало 719 человек. В октябре 1941 г. из 4733 уклонилось от призыва 362. В январе 1942 г. при комплектовании национальной дивизии удалось призвать лишь 50 процентов личного состава. В марте 1942 г. из 14 576 дезертировало и уклонилось от службы уже 13 560 человек, которые перешли на нелегальное положение, ушли в горы и присоединились к бандам, то есть оно доходило до 93 %.
В тылу Красной Армии образовалась группировка, имеющая на вооружении не только стрелковое оружие, но также артиллерию и минометы. В 1942 году был создан объединенный военный штаб повстанческого правительства. Весной 1942 года армейская авиация уже вынуждена была бомбить территорию Чечни. Чеченские банды до 40 тыс. человек активно участвовали в диверсионных и боевых действиях в тылу Красной Армии, принимали и обслуживали немецкие десанты. Оккупация Чечни германскими войсками с осени 1942 до января 1943 года показала, что чеченцы охотно и в массовом порядке сотрудничали с немцами. Из перешедших на сторону врага чеченцев и местного населения был сформирован Северо-Кавказский легион, чечено-ингушский пехотный полк и карательные отряды.
Накануне войны в республике проживало примерно 460 тысяч чеченцев и ингушей, что при мобилизации должно было бы дать 40–50 тысяч военнослужащих (из 200 тысяч крымских татар было мобилизовано в начале войны 20 тысяч). Но когда чеченцев и ингушей отзывали с фронта, возвратилось: офицеров 710, сержантов 1696, рядового состава — 6488. При операции по выселению было изъято 20 072 единицы огнестрельного оружия, в том числе винтовок 4868, пулеметов и автоматов — 479.
Следовательно, говорить о том, что в годы войны органы власти СССР занимались переселениями нескольких этносов из одного лишь чувства ненависти, что не было никаких оснований для таких акций, не приходится. И основания были, и законы исполнялись.
Если не врать, не замалчивать того, что происходило в действительности, то и причин для переселения было более чем достаточно, и на новом месте жительства их сравнительно неплохо (по условиям того периода) обустраивали. Они работали и учились, плодились и размножались. Как ни странно, численность всех народов, которых переселяли, увеличилась многократно. Да и в личном плане судьба переселенцев складывалась неплохо. Чеченец Хасбулатов, к примеру, стал профессором и членом-корреспондентом Академии наук, был даже председателем парламента России. И все равно у клеветников руки чешутся. Наших сограждан — чеченцев, калмыков, балкарцев, немцев, потомков тех, кого переселяли, — пропаганда убеждает, что недопустимо прощать обиды (предположим, принятые тогда властями решения были чрезмерными) и надо — без срока давности — мстить России и русским „по законам гор“.
Один из аргументов такой пропаганды — смертность среди переселенцев при их переезде. Но мало кто знает, что когда из блокадного Ленинграда и других мест, которым угрожала оккупация, в 1941–1942 годах вывозили в тыл гражданское население, многие эвакуированные не выдерживали даже трех-четырех дней пути. Когда в 1944 году происходило выселение в восточные районы некоторых народов Кавказа, сотрудничавших с оккупантами, происходило то же самое. Понятно, что причиной смерти во время таких переездов была не преднамеренная жестокость, а стресс, психологическое переживание. Относительно утверждений о чрезмерной смертности переселяемых: за время транспортировки умерло 1272 чел., 50 человек были убиты при сопротивлении или попытках к бегству.
Однако тем же русским, белорусам, украинцам, другим народам, территории постоянного проживания которых были захвачены врагом, наоборот, та же пропаганда преподносит прямо противоположное — что эти народы должны предать забвению деяния немцев и их союзников во время войны, из-за чего погибло более 20 миллионов гражданских лиц, не считая военных потерь, а пострадало, наверное, не менее 50, которые оказались в зоне военных действий. Нас убеждают в том, что нам надо примириться. С кем? С агрессорами и убийцами женщин, детей и стариков?…
Если бы не знать исторический контекст, то можно было бы предположить, что объективное вменение эпохи Второй мировой войны в отношении целых этносов или этнических групп было чем-то исключительным, а меры, принятые государственной властью Советской России, являлись исключением из общепринятых правил поведения. Ничуть не бывало. Вот лишь два примера. 19 февраля 1942 года, спустя два месяца после начала войны на Тихом океане с Японией, президент США Рузвельт подписал указ о выселении из западных штатов всех без исключения лиц японской национальности и размещении их в лагерях в центральной части страны. Было интернировано около 120 тысяч человек, из которых две трети являлись гражданами США, а остальные проживали там легально. Одновременно с депортацией этнических японцев, из действующей армии США были уволены военнослужащие японского происхождения. Согласно решению четырех союзных держав, принятому в 1945 году, все немецкое население территорий, передаваемых под суверенитет Советской России, Польши и Чехословакии, а также немецкое население Трансильвании, передаваемой из-под юрисдикции Венгрии под суверенитет Румынии, подлежали выселению на территорию Германии. Когда Германия безоговорочно капитулировала, это решение было исполнено». Конец цитаты.
Глава 4
МИФ О ЛЕНИНГРАДСКОМ ДЕЛЕ
В событиях 1949–1950 гг. чаще всего видят противоборство неких кланов в ЦК ВКП(б). Причем, ведущие партийные и советские деятели оказываются у разных авторов то по одну, то по другую сторону «баррикад».
Впервые поднял вопрос о «Ленинградском деле» на июньском Пленуме ЦК КПСС 1953 года Хрущев. Официальной эта версия стала в мае 1954 года: сначала в Постановлении Президиума ЦК КПСС от 3 мая 1954 года, а затем в выступлениях Н. С. Хрущева и генпрокурора Р. А. Руденко на закрытом заседании ленинградского партактива 6–7 мая 1954 года. Было объявлено, что «Ленинградское дело» «сфальсифицировано бывшим министром госбезопасности B. C. Абакумовым и его подручными по указанию врага народа Л. П. Берии». Затем эта версия была подтверждена 25 февраля 1956 года в печально известном Докладе Хрущева на XX съезде КПСС «О культе личности и его последствиях». Своими «откровениями» делились такие деятели, как Волкогонов, Антонов-Авсеенко, Волков, Радзинский, даже Собчак, сравнивший с Вознесенским… себя[212].
Вот как описывает ленинградское дело известный своими инсинуациями против Сталина Радзинский[213]. «Берия и Маленков тотчас уловили настроение Хозяина. Берия жаждет броситься на Кузнецова, курирующего его ведомства. „Собаки рвутся с поводка“… Наступил конец Вознесенского. Вчерашний „выдающийся экономист“ был обвинен в том, что „сознательно занижал цифры плана“, что его работники „хитрят с правительством“… В последние дни сентября 1950 года в Ленинграде состоялся процесс по делу Вознесенского, Кузнецова и ленинградских партийцев. Они сознались во всех невероятных преступлениях и были приговорены к смерти. Фантастичен был финал судебного заседания: после оглашения приговора охранники набросили на осужденных белые саваны, взвалили на плечи и понесли к выходу через весь зал. В тот же день все были расстреляны».
Даже патриот Жухрай[214] рисует Сталина загнанным в угол одиночкой, которого окружают враждебные силы. А все остальное советское руководство у него опять-таки поделено на кланы.
Описание осужденных по ленинградскому делу часто несет черты апологетики, которая навеяна в основном мемуарами Никиты Хрущева, Николая Байбакова, Анастаса Микояна и воспоминаниями ленинградцев, работавших под началом Вознесенского и Кузнецова. Хрущев оценивал Вознесенского как человека «умного, резкого, прямого и смелого», Байбаков, долгое время проработавший министром нефтяной промышленности и председателем Госплана СССР, считал Вознесенского «талантливым организатором, тонким психологом экономики».
А вот как описано ленинградское дело в одном из множества нынешних учебников истории[215]: «Лидирующее положение группы Вознесенского — Кузнецова сохранялось вплоть до 1948 г., когда Маленков был „прощен“ и вновь избран секретарем ЦК. „Второе пришествие“ Маленкова совпадает по времени с отказом от частичной либерализации экономики и возвратом к идеологии форсированных темпов и приоритетов, строительству промышленных гигантов. Для окончательного устранения конкурентов по инициативе Маленкова начинает раскручиваться „ленинградское дело“. Усердие, с которым собирался „компромат“ на сподвижников Жданова, подогревалось фактором личной мести — Маленков (и не без основания) считал Кузнецова, раскрутившего „дело авиаторов“, виновником своей опалы. „Ленинградское дело“ пошло по стандартной, хорошо отработанной схеме: выдвигались обвинения и проводились аресты второстепенных фигур, из которых выбивались показания, а уже потом „брали“ главных действующих лиц».
