Так что же ещё? Читал письма “Сибирь, Сибирь…” Валентина Григорьевича и мысленно думалось: мне-то уже до таких зрелых высот вряд ли подняться. Возраст поджимает, а знаю так мало. Да и где здесь взять тех же источников о казачестве Сибири? Канску ныне 370 лет. Хочется что-то дать для читателя, но история — не моя тема. Я, как и все люди, думающие сердцем, никогда и ничего не запоминал. Память больно пылкая, шалава. Не люблю я свою память мозговую, она мне за это и мстит всю жизнь. Но искомая и истинная — в сердце, в крови. Вот и идёт борьба уже 22 года, с того дня, как впервые взялся за перо. Толку, правда, мало в творческом плане; в человеческом же:
Как же с честью дожить эту жизнь,
Не утратив былого начала…
Нынче этот вопрос, будто смерть, за дверью стоит, только открой её, эту дверь из квартиры на площадку. Я год назад ещё подумывал уйти в Енисейск в монастырь. Бросить всё и уйти. Но, благо, настоятель Свято-Троицкого о. Владимир без слов понял моё отчаяние, откровенно сказал: “Тебе — не надо. Поэту не место в монастыре. И там ведь человеческий фактор силён. И глупых, к сожалению, очень много”. Смирился, живу анахоретом, в городе вот уже 1,5 месяца не был. Мне ещё 3 года до пенсии, хотя 25 лет северного стажа, но годы не вышли. За квартирные долги не трясут, понимают, чем я живу и как. Мне грешно обижаться на людей и на Бога. Вера их, с кем по жизни иду, обязывает ко многому. И прежде всего: не бросать своего Дела. И не бросаю. Хотя, когда ещё сам себе смогу сказать: ну вот, брат, наконец-то ты испёкся, как добрый хлеб из доброй закваски. Пока же я ещё брожу в опарой и брожу не из-за малости дара Божьего, а из-за того, что холодно мне в этом космосе и мою “опару” не греет действительность и будущее страны. И только Вера — истинная — помогает жить и надеяться, что, как это и было уже в Истории России, Божией милости и Благодати ей не занимать. Есть она, эта Благодать, в русском человеке. Веками пили и не спились. Умалится числом народ, но не духом. И не стоит Вам, Станислав Юрьевич, горевать над вопросом: нужен ли русским писателям “Наш современник”? Нужен, хотя бы даже для одного Шелегова, пока он жив. В 1972 году я прилетел в Магадан из Томска. Первое лето читали в поле журналы. Полюбился “Наш современник” с тех лет. Им и воспитан. Его и на Севере выписывал постоянно.
Станислав Юрьевич, отправьте письмо Олегу Пащенко, в котором и Анатолия Быкова попросите выписать журналы для сельских библиотек. Он сейчас довольно успешно поднял земли и людей в брошенных районах.
Пишите, коль глянется. Здоровья Вам.
С уважением
Валерий Шелегов
Канск
1.02.2006 г.
Станислав, дорогой, добрый день!
Спасибо за подарок тебе, за книгу — и прости, что не ответил сразу, хотелось уже с результатом некоторым написать. Но тут весенний разброд пошёл, все в разъезды ударились, как раки на песке, не соберёшь; все в более или менее опрятной бедности, на нищету несколько смахивающей, здесь-то куда трудней заработать, чем в белокаменной, одному только удивляюсь — на что пьют?..
Собрали деньги на десятка полтора книг твоих и на днях найдём способ передать их тебе (или кому из редакции, если тебя не будет) и забрать сами книги. Пытались с библиотекарями говорить, с бибколлектором, но они бедны до неприличия уже, представь: в главной областной библиотеке 1 (один!) экземпляр "Философических писем" Чаадаева, и его даже студентам, читателям вообще, не выдают, элементарных учебников не хватает… Ну, ты лучше других это знаешь сам, как знаешь и типичное большинство нашей пишущей братии, готовой по пьянке рубаху на себе и других порвать за идею, ползарплаты просадить, а словаря Даля не имеющей. Жёнам подчиниться, какой-нибудь “престижный” пустяк купить — это пожалуйста, но не книгу хорошую.
В М-ве давненько был, по осени, в местах кучкованья нашего тебя не встретил тогда, а посему посылаю книжку свою, тогда вышедшую. Журнал получаем, спасибо, и это помогает крепко, держит провинциалов наших в курсе литновостей и идей. А книга твоя — очень нужная, она многое расставляет по своим заслуженным местам, в стихийной каше нынешнего интеллигентского сознания и толком не оформившихся интуиций и догадок, сами-то ленятся — всё ещё! — мыслить, выстраивать, доброго дядю всё ждут, “авось” компонуют с “небосем”.
Ещё раз спасибо, Станислав, обнимаю!
Твой
Иван Евсеенко
16 мая 2001 г.
Дорогой Станислав Юрьевич!
Лёне Гержидовичу семьдесят лет стукнуло. В конце января звал в новый дом, что в Юго-Александровке. Звал на рябчиков, сигов да холодец из медвежьих лап.
Семидесятилетие Лёни Гержидовича в Березовском отмечали пышно в ДК шахтостроителей. Хоть по Первому каналу телевидения показывай. В глубине сцены — звёздное небо с созвездием Орион. Всё вспыхивает, мигает, превращается в ослепительно-белое сияющее ядро. Зрителям объясняют, что это звезда Гержидовича. Зовут на сцену Лёню. Он в джинсах, мягком свитере и седой, как леший. Потом выскочили с обеих сторон сцены девчонки в белом, стремительные, красивые. Произвели вокруг Лёни балет. Затем на огромном экране показывали фильм Светлакова. Лёня на фоне кедровой тайги вещал с экрана, будто Моисей израильтянам, типа “То ли заяц, то ли белка, то ли ёжик, то ли лось…”.
После фильма был танец медведей. Зайцы и белочки дарили подарки, как герои Лёниных стихов. После этого завыла пурга, полетели кучи конфетти, и на сцену вышли, стуча лыжами, туристы, идущие в тайгу к Лёне. Зажгли костёр на листе асбеста, поставили треногу с котелком и стали читать Лёнины стихи по новеньким книжкам. Метель стихла, и на сцене появилась декорация нового Лёниного дома, почему-то с шатровой церковью и указателем — Юго-Александровка. Оказалось, что лыжники принесли в рюкзаках весь тираж новой Лёниной книги. А в завершение вышел хор ветеранов, совсем старухи и старики, с пихтовыми ветками. Пели песню на стихи Гержидовича и музыку Сергеева “Банька”. Спели, затем каждый похлопал Лёню веником и свалили все веники во внушительную кучу.
После представления пили холодное белое вино и шампанское под сувенирный шоколад. Замёрзли как цуцики.
Я договорился весной устроить читку своих стихов в содружестве с Камерным симфоническим оркестром Кузбасса, чтобы побольше Гершвина и Миллера было. Вот не знаю, какую музыку подобрать к “Маше-сиротке”.
Ваш
Виталий Крёков
8 февраля 2005 г.
Дорогой Станислав Юрьевич, Стасик!
Двухтомник твой прилетел ко мне неожиданно. Спасибо. Многие главы я читал в “НС” и называл тебя отважным. В первый же день перечитал главы об Америке и заново — о В. Шутаеве, Б. Слуцком.
Фотографии твоих предков заставляют еще раз поплакать о старой России. Ее чудо, величие, красоту лиц, породу русскую надо бы почаще славить в “Нашем современнике”, а?
Я думаю, Стасик, в будущем нам следует написать хоть немножко о младых летах… Под музыку нежной благодарности сожаления о разрушенном царстве, в котором мы росли.
Виктор Лихоносов
Дорогой Станислав Юрьевич!
Продолжаю наш разговор о судьбе писателя в провинции. Мне кажется, что тема эта весьма спекулятивная. Я не считаю, что любой поэт или прозаик, живущий не в столице, чувствует себя плохо. Надо признать, многие наши собратья по перу весьма лукаво тянут в общем хоре: “Ах я бедный, живу вдали, все другим, а мне — ничего”. Между тем большинство уважаемых коллег успешно реализуют свои дарования там, где родились, — в том числе и в провинции.
Дело в том, что творчество большинства писателей, даже весьма талантливых, нуждается в контексте. И часто этот контекст — их малая родина. Описания родной местности, узнаваемые персонажи, личное знакомство писателя со своими читателями в таком случае только помогают успеху произведений. Если бы то же самое написал литератор “со стороны” — на его творения, может быть, и не обратили бы такого внимания. Но когда “свой” пишет о “своих” и его можно встретить на улице и в магазине — это повод для всенародной любви в пределах своей местности. Это не плохо, не хорошо, это особенность дарования. Переселись такой писатель в столицу — и к нему уже не будет подобного интереса ни в столице, ни на родине.
Многие об этом даже не догадываются, а иные и лукавят: “Жил бы я в Москве — знал бы обо мне весь мир!”.
Куда как вреднее жить в провинции литераторам, в творчестве которых есть широкие обобщения. Они мало кому интересны на родине и вдобавок ощущают свое одиночество в отрыве от плодотворной для них среды, а она по известным причинам как раз именно в столице и находится.
Мой земляк Николай Заболоцкий догадался уехать в столичные города еще в юности, это благотворно сказалось на развитии его таланта. Но на родной для него вятской земле мало кто знает его имя, хотя Заболоцкого изучают в школе. Зато страшно вымолвить, кого иной раз ценят как поэта.
