В 1880-е годы журналисты употребляли термин "смута" по отношению к тем временам. Смута действительно длилась с 1861 до 1929-го года. Смута и демонархия - это полный разгул субъектности. Если мы посмотрим на русскую историю, то треть или половину русской истории составляют, в отличие от западной и восточной истории, как раз разгул так называемой метаистории. Сталин в этом смысле совершенно фантастическая фигура. Почему историкам так сложно объяснить Сталина? Он воплощает в себе смуту, но не так, как Ленин и Троцкий. Он человек смуты и в то же время это человек демонархии, хотя я бы не сказал, что сталинский режим - это монархическое правление. Поскольку Советский Союз - это не нация или государство, а более сложное соединение, и то, что сделал Сталин - это нечто более сложное, чем монархия. Я сейчас не буду тонуть в терминах, я это объясню образно. Сталин - это человек, на которого приходится две фазы русской истории - это завершающаяся смута и разгул демонархии. Сталин - это человек, который укрощал смуту демонархией. По степени субъектности и метаисторичности Сталину не то что в русской - ему в мировой истории нет аналогов. Сталин - это сгусток метаисторичности, который попадает на первую половину ХХ века. Но метаисторичность бывает и другой. Это, как я уже сказал, ослабление системности. Это может происходить в государстве не только за счет сверхсубъектности, но и из-за того, что система рушится. И вместо нее ничего не приходит. Я думаю, как раз, что это та самая ситуация, с которой мы сейчас имеем дело. Оборотная сторона метаисторичности, это то, что зафиксировано в романе как русское подполье, преисподняя. Это обратная сторона метаисторичности, когда в обществе нет ни субъектов, ни системы. Герои романа - это элементы системы, взбесившиеся атомы. Это тот же Горбачев, у которого место ЦК занял "вашингтонский обком". Рядом с метаисторичностью всегда есть сверхнегатив. С середины XIX века этот негатив питается не только русской почвой или русской кровью, но и мировой. В этом отношении положение нынешней российской верхушки очень интересно. У этого процесса две ноги. Одна нога местная, а другая глобальная. Не международная, а именно глобальная. И если переходить на категории добра и зла, то криминализация мировой верхушки подпитывает и наш, русский процесс. Еще есть очень интересная тема в "Виртуозе" - это неблагополучие дома Романовых. Династия Романовых неблагополучна даже по своему возникновению. Вся эта мутная история с Лжедмитриями была выгодна только Романовым. Кто возвращает Филарета? Первый Лжедмитрий. У второго он становится Патриархом. И, в конечном счете, избирают не Пожарского-Рюриковича, а Михаила Романова. То есть с самого начала в этой династии присутствовал некий дребезжащий звук.
Владимир КАРПЕЦ, историк.
На мой взгляд, нельзя говорить, что в народном бессознательном отсутствует идея православия и идея монархии. Другое дело, что не нужно отождествлять православие и попсовые формы церковности. Не следует отождествлять то, что Александр Нагорный назвал монархической моделью, с её историческими формами, которые имели место быть после Раскола. Поэтому, на самом деле, в народе присутствует идеи и православия и монархии, только они оказываются несколько сдвинутыми по отношению к тем формам, которые нам преподносятся. Я согласен с Владимиром Семеновичем Овчинским, что монархия как тип правления - я употребляю понятие "тип" сознательно, а не "форма" - не предполагает никоим образом того, что принято называть ультранационализмом. Ибо монархия стоит над классовой, и даже над этнической силой. Наднациональная природа монархии является несомненной силой этого института. Поэтому я категорически не согласен с тем, что монархическая идея сама по себе несет разрушение.
Я не согласен и с тем, что народ или народное бессознательное отсутствует в романе "Виртуоз". Это неверно. Оно присутствует в двух замечательных образах. Причем один из них является экзистенциально рискованным для самого автора, но это уже дело самого автора. Это образы Юрия Гагарина и Юрия Кузнецова, которые записывают формулы народного рая и народной правды. Причем эти картины несут в себе удивительное древнее исконное православие, соприкасаясь с таким неоцененном замечательным памятником, как "Голубиная книга", которая, на самом деле, пронизывает все древнейшее русское сознание. Эти строки безусловно связаны с традицией русских духовных стихов, с плачами калик перехожих, с поэзией "Голубиной книги", и всего глубинного народного пласта, который на самом деле такой же народный, как и аристократический, что очень важно. Заключенные в тюрьме, при упоминании о праведнике, находящемся среди них, прячут глаза и не отвечают на вопросы. Вот это и называется - народ безмолвствует. Больные, сумасшедшие тоже не отвечают на этот вопрос и прячут глаза. Народ прячет глаза, когда звучит "Голубиная книга" . На мой взгляд, это замечательный художественный образ, который отражает то, что произошло с русским народом на протяжении не только ХХ века, но и на протяжении многих и многих столетий. Это очень серьезно. И святость последнего государя недооцененная, непонятая не только с точки зрения политологической, но и с точки зрения церковной традиции, формировавшейся на протяжении последних двух-трех веков. Святость и искупительная жертва уходят в очень-очень давние века, не будем даже уточнять. В романе есть четыре ключевых фигуры, формирующих народное сознания. Это Николай Второй, Иосиф Сталин, Юрий Гагарин и Юрий Кузнецов. Виртуоз, Марина, и два местоблюстителя власти оттеняются этими четырьмя метаисторическими фигурами, которые очень четко очерчены.
Александр ПРОХАНОВ.
Я думаю, что феноменология святости, также как и феноменология русского чуда - это внеисторические категории. Этими категориями не оперирует историк. Однако они есть в романе. Рассказ об этой святости, специфически изложенный и вплетенный в роман, является внутренним продолжением этой книги. И по существу является её первым, вторым, двенадцатым томом. Крах этой святости, в лице Алексея, только подтверждает, что государство без святости невозможно. История не является одной политтехнологией, история не является только конспирологией, или легитимным подтверждением власти. В истории существует загадочный таинственный элемент святости, в данном случае русской святости. Эта русская святость каждый раз вытаскивает Россию за волосы из кромешной дыры, из безвыходной ситуации. Я думаю, что тот последний абзац в романе, где после победы одного властителя над другим, а также победы политтехнологии над историей, над святостью, является ключевым.
В романе говорится, что из-за горизонта поднимается огромная, тёмная, кромешная волна, в которой крошатся небоскребы, переворачиваются подводные лодки, летят тысячи уничтожаемых людей. Это и есть возмездие за уничтожение праведника. В таком виде, в такой форме русская святость будет возвращена в русскую историю в виде кромешной, страшной волны, после которой, возможно, и наступит светоносное Второе Пришествие Иисуса Христа.
Владимир Винников В КИТАЙСКОМ ЗЕРКАЛЕ
"Говорящий не знает, знающий не говорит", - древняя китайская мудрость лишний раз подчеркивает глубочайшее различие между нашими цивилизациями. Да, китайский мудрец говорит мало или не говорит вообще - он, даже отвечая на почтительные вопросы учеников, расставляет облака на небе, создает жизненные ситуации, в крайнем случае - рисует некий иероглиф, который, помимо своего прямого, "словесного", "понятийного" значения будет нести, как минимум, еще один дополнительный смысл. Дающий - но лишь тому, кто внутренне уже достоин ответа, - тонкий намек на ответ. Скорее - зеркало, чем эхо другого иероглифа. Впрочем, таких "зеркал", отражающих исходные смыслы, может быть и десяток, и более того - на то есть искусство и наука каллиграфии. Разницы между "мертвой буквой" и "живым словом" в китайской традиции просто не существует - хотя бы по причине полного отсутствия самих букв и смыслового пребывания иероглифики исключительно в понятийной и графической, а не в звуковой сфере.
У нас - всё не так. Евангелие от Иоанна: "В начале бh Слово, и Слово бh у Бога, и Слово бh Бог". Слово как "логос" должно быть прежде всего сказанным, произнесенным - "лектос". На Западе, израненном католическим "filioque", это стало "диалогом", "диалектикой" и двоичной системой исчисления, заложенной в компьютеры Apple и IBM… Но и молчание православных исихастов суть внешнее проявление их непрерывной внутренней молитвы к Богу-Троице. Этот колокол звонит всегда - просто мы не все и не всегда способны его услышать. Господь и Спаситель наш Иисус Христос - это Бог именно звучащего Слова. Более того - Он и есть Слово, Бог-Слово, Бог Слова Живаго. Да, он совершает чудеса, животворит и изгоняет бесов. Но главное для Него - в другом. Он поучает народ, Он проповедует, Он говорит притчами. Евангелие от Матфея: "Аз есмь альфа и омега". Альфа и омега - это буквы греческого алфавита, первая и последняя… Но любые буквы, в отличие от иероглифов, передают на письме именно звучащее слово, и передают его почти "позвуково", - они суть отлитые в графику звуки, они вторичны по отношению к речи: "Аз буки веди. Глаголь добро есть…"
