Все время по телевидению говорят о законе об альтернативной службе. Накануне очень упорно, с экивоками, вот как у них, на Западе, в Америке, выступал депутат еще первого демократического разлива Владимир Лысенко. Он автор самого, видимо, либерального закона, по которому московский мальчик может стать регистратором даже в московской же поликлинике. Существует еще три или четыре альтернативных законопроекта, и самый жесткий из них и самый, наверное, справедливый, видимо, закон армейский, представленный Квашниным. Я хотел было написать по этому поводу в "Труд", но наверняка наша Дума примет что-либо самое неудобное для всего общества, но зато самое доступное для небольшой части вроде того самого Левитина, которого мы в прошлом году приняли в институт и исключили за неуспеваемость. Теперь он готов восстановиться к нам даже на платной основе. Посмотрим, сейчас его припекло, а потом он уйдет на альтернативную службу. Припекло и Ванечку У-ва, который тоже готов на все, чтобы закончить институт и не идти в армию. Его скучная и расхристанная дипломная работа у меня дома. Ради этого внук знаменитого писателя и племянник целой писательской семьи четыре года учился!
Сегодня вся эта напряженка с альтернативной службой продолжается. Из предложений генерального штаба есть и такое: срочная служба — два года, а вот альтернативная — четыре. Мне это по душе. Квашнин требует, по словам Владимира Лысенко, чтобы "альтернативщик" принес какую-нибудь справку, что, дескать, душа не принимает держать в руках оружие. Если это будут врачи, то они уже надавали освобождений от армии и здесь напишут, все что надо, лишь бы оплата шла зеленью. Я понимаю, чем вызвано это требование Квашнина. Справку такую достать трудно. Но ведь из многих племен и конфессий лишь одно племя стойко не хочет служить в армии этой страны. Они всегда хотят заместителем парня из деревни или с городских окраин.
Лысенко долго распространялся о том, что, дескать, самые золотые годы молодой человек должен потратить на армию. Это вы, господа демократы, до такого состояния довели армию, завели ползучую войну в Чечне, что демонстрирует ваше неумение управлять, а этой подлой войны все, естественно, боятся. В наше время армия многое давала, она этих чеченцев-хлеборезов и других адыгов с гор учила чистить зубы и русскому языку, давала специальность, москвичей учила делать зарядку и прыгать через козла, армия — это была мужская судьба. Это рубеж юности, после которого начиналась мужская жизнь.
Днем поехал в институт, потому что надо было решить с месячной премией, с охраной и со многим другим. Надо не наказывать за плохую работу, потому что брань на вороту не виснет, а награждать за хорошую. Не организовать ли мне в гостинице ежемесячный конкурс: лучший работник месяца? За время моего отъезда Паша и Миша поменяли мне на моей "Ниве" крестовины — 1000 рублей. Другую тысячу рублей отдал Илье — он купил какие-то детали для модернизации моего домашнего компьютера. Вечером купил тумбочку под телевизор в комнату В.С. Прощай, отпускные! Это потому что рядом открылся магазин с притягательным для меня названием "Отечественная мебель".
31 января, четверг, 24-й день отпуска. Вчера вечером долго занимался приведением в порядок рукописей "Дневников" и проверкой дискеток. Для этого привез с работы две тяжеленных сумки с папками. Говорил с Г.С. Костровой и назначил с ней свидание. Вот такой предлагается заголовок: "На изломе веков". Это если мы будем печатать 1998, 1999, 2000 и 2001 годы. Вот тогда есть "изломы", а в остальных случаях, без 2001, только "кануны".
Днем в институте Александр Иванович и Миша Стояновский рассказывали о совещании по управлению высшим образованием. Для меня интересным оказалось следующее: в Карельском университете испытывают некоторую нужду в докторах, ученый совет постановляет: докторант, написавший диссертацию и защитившийся за два года, получает 20 тысяч рублей, а его руководитель 50, или наоборот? Не важно, связка почувствована очень точно. Я обязательно проверну подобное на ближайшем ученом совете. Это даст возможность простимулировать и работу И.Н. Шишковой, и работу С.П. Толкачева.
Встретились с Г.С. Она уже провела все необходимые подсчеты, мы решили ставить три года — 1999, 2000 и 2001. Для меня новостью стало желание издательства иметь еще в книжке и две-три тетради иллюстраций. Но здесь мне поможет наш институтский альбом с фотографиями — ничего зря в жизни не делается. Тут же я решил, что делать эти тетради буду по "сюжетам". "Гости института" "Е.А. Евтушенко, ему вручают диплом", "Приемные экзамены", "Почетные доктора и их заслуги", "Датский экспромт".
Галя очень интересно рассказывала о Шукшине, в частности о том, как он приехал чуть ли не поступать в Литинститут. Но у него с собой не было никаких рукописей, мальчик с Алтая в сапогах. По непроверенному апокрифу отослал его во ВГИК Е.А. Евтушенко. Среди рассказов Галины Степановны, а она дружит с Л.Н. Федосеевой-Шукшиной, т.е. с источником, есть и такой. Ночью Вас. Макарович где-то возле Москва-реки, на мосту встречается с уже немолодым мужчиной, который по говору признал в Шукшине своего, алтайского. Дело было уже позднее, и он позвал своего молодого знакомца домой. Дверь открыла "женщина, лицо которой было знакомо всему Советскому Союзу", — М.В. Ладынина. В дом она, естественно, лишнего никого не пустила.
Из института на своей "Ниве" поехал в театр к И.М. Сиренко. Здесь сегодня премьера "Вишнёвого сада". Все было очень трогательно, после спектакля был актерский фуршет для себя и всех зрителей, их всего-то было около ста, и большинство свои, знакомые, корреспонденты, начальство. Пирог с вишневой начинкой испекла Наташа Кулинкина, в моей пьесе она играла дочь, а ее мужа, повара — Коля Тырин. Здесь Коля играет Гаева, а Наташа — Шарлотту Ивановну. Оба играют хорошо, они здесь из лучших. Это шестой "Вишневый сад" в Москве и, возможно, один из самых удачных. По крайней мере здесь есть какая-то пронзительная ясность, как в сегодняшнем дне. Обычно сейчас на театре играют лучше женщины — здесь замечательно работают мужчины. Фирса, например, пожилому опытному актеру сыграть плохо нельзя, а здесь его играет опытнейший Борис Панин, но вот такого замечательного и непривычного Петю Трофимова я еще не видел. Для него эти казавшиеся всем романтические бредни очень серьезны. Это какой-то действительно новый русский человек. Гаев — это сегодняшний уставший демократ, что-то среднее между Собчаком и Немцовым. И очень хорош был Лопахин. Это новые русские старой формации, с социальной злостью и азартом, воровство для них еще не стало нормой, оно не из их среды. Они хотят разбогатеть по-настоящему и дальше жить богатыми, поэтому помнят о совести.
В театре встретился и впервые до начала спектакля довольно подробно поговорили с Еленой Григорьевной Драпеко, знаменитой нашей артисткой и депутатом Госдумы. Известность она приобрела после фильма Ростоцкого "А зори здесь тихие". Судя по всему, партийность — она коммунистка — здесь не по желанию быстрой выгоды, а по внутреннему убеждению. Элегантна, хорошо говорит, ориентируется в вопросах культуры: знает и мелочи и крупное. Разговорились с ней по поводу закона об альтернативной службе. У меня старая мысль, что заядлыми альтернативщиками станет лишь один сорт людей, а если не они, то наши дорогие мелкие интеллигенты. Зашел разговор о двойном гражданстве, о гражданстве вообще, закон о котором так и не был до сих пор принят. Тут же Е.Г. рассказала, что недавно с группой депутатов была в Палестине. Я догадался, что речь шла о моральной, внутренней поддержке Арафата. Е.Г. рассказала, что наши бывшие российские ребята там охотно служат в армии. Страна второго гражданства настаивает на службе в своей армии. Служат охотно потому, что настоящая, подлинная родина наконец-то выбрана. Да и служба в этих жарких, хорошо снабженных войсках безопаснее и комфортнее. Главный враг — палестинец для солдат в этой армии лицо почти беззащитное, приниженное, здесь легко и служить и легко возвыситься. "Любовь к отеческим гробам". Вот и новый роман Мелихова, о котором я писал выше, почти русский роман, заканчивался тем, что герой попадал в Иерусалим. Боже мой, как все одно за другое цепляется.
Потом Е.Г. заметила, что на всех блокпостах, которые непосредственно соприкасаются с восставшими палестинцами, обычно ставят выходцев из России с их русской речью. Здесь возникает внутренний конфликт с традиционно всегда относившимися к русским хорошо палестинцами. "Ну, как же, вы русские!" Да вот так же!
1 февраля, пятница, 25-й день отпуска. Изматывает дневник и тревога за будущее. Не раздуваю ли я его, подменяя бытописанием большую серьезную, как и положено писателю, работу. Вот и Драпеко, не читая, наверное, меня, вдруг воскликнула, когда нас еще раз знакомили, что, конечно, она знает этого знаменитого писателя Есина. В лучшем случае в свое время прочла модного "Имитатора". А ведь, наверное, так оно и есть, знаменитый писатель — это еще не обязательно читаемый писатель. Приятно, конечно, когда тебя называют знаменитым, но неуютно от внутренних колебаний и ощущений преувеличений. Я вот хочу быть Битовым или Маканиным, а может быть, кому-нибудь из них хочется стать Распутиным или Астафьевым. Не Есиным же! Тоже желание недосягаемое, потому что здесь необходима ясность и какая-то другая, нравственно возвышенная рефлексия. Но вот никто ни Шолоховым, ни Федором Абрамовым стать не хочет. Это ни при каких условиях невозможно. Для этого надо быть гением.
