— Угу. Причем не просто молчат, но и врут без зазрения совести. Не адмиралы ли заявили президенту, что у них есть все необходимые средства для спасения «Курска»? И где они, эти средства? Бывший флагман спасательного флота России — «Карпаты» — ржавеет у причала в Кронштадте, я сам его видел там во время одной из поездок. А остальные проданы за рубеж, хотя в свое время были построены на наши народные деньги. Так что объясни, о каких это «лучших в мире спасательных средствах» они докладывали Путину.
— Они, наверное, имели в виду СПС — спасательные подводные снаряды «Бестер» и «Приз». Это, действительно, очень хорошие глубоководные аппараты. Хотя, надо признать, и отличаются от американских или английских примерно так же, как наш хороший автомобиль «Волга» отличается от их «мерседеса».
— Во-во. Потому и не поймешь, плакать или смеяться, когда 15 августа — то есть когда твой прототип, настоящий Колесников, еще писал в девятом отсеке свою вторую записку! — главком Куроедов сообщил, что спасательная операция прервана из-за того, что все спасательные суда сорвало с якорей. С каких якорей, Дима?! Во всем мире суда, работающие с глубоководной техникой, уже давно оснащены системой динамического позиционирования со спутниковой привязкой, позволяющей им удерживаться в точке ведения работ без всяких якорей!
— Что я могу тебе на это сказать? Я знаю, что «Курск» должен был быть укомплектован спасательным снаряжением подводника (ССП), включающим в себя изолирующие дыхательные аппараты ИДА-59М, гидрокомбинезоны СГП-К с емкостью всплытия и парашютную систему ПП-2, что позволяет осуществлять выход из затонувшей подлодки методом свободного всплытия с глубин более двухсот метров. Но было ли оно на лодке и почему им никто не воспользовался, этого я сказать не могу. Может быть, об этом как раз и рассказывает вторая записка Колесникова... Если, конечно, она и вправду была.
— Перед самым вылетом в Североморск я смотрел телепередачу, посвященную трагедии «Курска», и там было сказано, что председатель Комиссии по расследованию причин катастрофы Клебанов подтвердил: да, была и вторая записка капитан-лейтенанта Колесникова, объясняющая причины трагедии. Хотя вдова Дмитрия — Ольга — не получила в свои руки ни одной из них. А вице-адмирал Владимир Доброскоченко упоминал в одном из своих интервью еще и о записке, которая, предположительно, принадлежит капитан-лейтенанту Рашиду Аряпову. Хотя вполне возможно, что речь идет об одной и той же записке. То есть — Колесникова.
— Да-а, молодец Дмитрий Романович. Герой... И вообще, не чудо ли наша Россия? Смотри — какая бы подлая власть в ней ни воцарялась, а она все равно продолжает растить мужественных и чистых сердцем ребят. Вот о ком сегодня нужно писать книги! Такого героя, как Колесников, не выдумаешь...
— И как тебе с его именем? Легко ли, как когда-то пели, жить «за себя и за того парня»?
— Спрашиваешь! Мы ведь были знакомы с Димкой, он меня даже называл в шутку своим «брательником». Ну а кроме того, фамилия Колесников и без того непростая — сегодня она уже в третий раз заносится в мортиролог послевоенного подводного флота России! Так, насколько я помню, еще 8 апреля 1970 года в первой нашей катастрофе на атомной подводной лодке К-8 погиб старший матрос Колесников. Спустя тринадцать лет, 23 июня 1983 года, на атомном подводном крейсере К-429 погиб мичман Колесников. И вот теперь — капитан-лейтенант Колесников...
— Да, ты должен быть очень смелым человеком, чтобы продолжать называть себя этой фамилией... Впрочем, это касается и самой подлодки. Ведь моряки знают, что имена судов не бывают случайными. «Как назовешь корабль, так он и поплывет», — гласит старинная морская примета.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну... Ты ведь слышал о том, что имя предопределяет и судьбу его обладателя? Так вот — это распространяется не только на людей, но и на корабли, особенно на те, которые названы именами старых полководцев. Говорят, что, воспринимая такие корабли как часть самих себя, духи заслуженных адмиралов переселяются на них, чтобы помогать, упреждать и командовать ими так, как они бы это делали при жизни, в полном соответствии со своими прошлыми привычками и основываясь на немалом опыте.
— Ну, скажешь!.. Это ведь только гипотеза. Хотя и любопытная.
— Может быть, конечно, и гипотеза, но сохранился целый ряд свидетельств, подтверждающих, что пренебрегать ею не стоит. Так, в одной из своих статей историк российского флота Владимир Шигин пишет, что, по воспоминаниям участников Русско-японской войны, служивших на броненосце «Адмирал Ушаков», дух экипажа этого корабля был, в отличие от настроя большинства иных кораблей эскадры, на редкость боевым.
Они говорили, что в кают-компании броненосца висел большой портрет адмирала и на корабле существовала весьма необычная традиция: при принятии всех ответственных решений брать «добро» у портрета. При этом было замечено, что лицо Ушакова время от времени как бы меняло свое выражение. По этому выражению и определялось отношение адмирала к испрашиваемому совету. Все были убеждены, что в портрет вселилась душа покойного адмирала, которая и помогает в управлении кораблем.
— Это вообще на фантастику похоже...
— Похоже. Но вот рассказ очевидцев о первом дне Цусимской битвы, которая произошла 14 мая и во время которой «Ушаков» получил серьезные повреждения, отстал от эскадры и вынужден был прорываться к Владивостоку уже в одиночку. Утром 15 мая он был перехвачен двумя японскими броненосными крейсерами, предложившими ему сдаться в плен. В ответ на это командир избитого корабля капитан первого ранга Владимир Миклухо-Маклай ответил отказом и принял неравный бой, исход которого, как ты понимаешь, был заранее предрешен. В течение полутора часов беззащитный корабль подвергался самому настоящему расстрелу, а когда все возможности для сопротивления были исчерпаны, командир отдал приказание открыть кингстоны, а команде спасаться вплавь. При этом одного из офицеров он послал в последний раз в кают-компанию, посмотреть, как оценивает поведение экипажа в бою Ушаков. Вбежавший в кают-компанию офицер увидел, что портрет адмирала улыбается, и понял, что дух Ушакова полностью одобряет поведение командира и экипажа. Не посрамив чести великого русского флотоводца и традиций русского флота, броненосец погиб, так и не спустив перед врагом Андреевского флага.
— Красивая легенда, ничего не скажешь.
— Да, красивая. А вот два других броненосца, носившие имена «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин», без всякого сопротивления сдались в тот же день японцам.
— Я что-то и адмиралов таких не помню, хотя и учил когда-то историю российского флота.
— Вот-вот, и все потому, что они ничего из себя в военном смысле не представляли. Генерал-адмирал Апраксин был в свое время свояком Петра Первого и по его приказу руководил российским флотом. По словам современников, был он весьма боязливым, осторожным и в моряцком деле не сведущим. И, в полном соответствии с характером этого генерал-адмирала вел себя и корабль его имени. Еще до Цусимы, находясь на Балтике, он умудрился так крепко сесть на камни, что его в течение полугода вынуждены были спасать всем флотом. Ну а что касается адмирала Сенявина, то тут и говорить не о чем, так как общеизвестен факт, когда в 1807 году он, в силу сложившейся политической ситуации, передал в руки англичан всю свою эскадру. Так что сдача в плен японцам броненосца «Адмирал Сенявин» была вполне в стиле его духовного отца...
— Мистика какая-то!
— Не какая-то, а морская. Обычная морская мистика.
— И ты во все это веришь?
— А почему же не верить фактам? Я хоть и не историк нашего флота, но, как сказал когда-то поэт, «список кораблей прочел до середины» — последние месяцы я только тем и занимался, что рылся в морских архивах, выискивая всякие интересные сведения. Статистика, например, показывает, что почти всегда были несчастными корабли, носящие имена адмиралов Нахимова, Корнилова и Истомина, смертью храбрых павших на севастопольских бастионах в самом расцвете своего таланта. Они тонули, горели, сталкивались посреди моря, их, совсем еще новыми, пускали под автоген... А корабли, названные в честь великого русского полководца Суворова? Броненосец «Князь Суворов» героически сражался до последнего снаряда и погиб в Цусимской битве, так и не спустив своего флага. Затем, уже в пятидесятых-восьмидесятых годах двадцатого века, в состав Тихоокеанского флота входил крейсер «Александр Суворов». Когда его приговорили к списанию на металлолом и, продав одной из корейских фирм, погнали на буксире на позорную казнь, «Суворов» оторвался и затонул в океане. Дух великого полководца не покинул свой подопечный корабль, предпочтя смерть в морской пучине бесчестию на берегу!..
