Испаряются воля и страх,
но упрёк не спешит с языка...
Перед тем, как рассыпаться в прах,
я себя донесу... до ларька.
ПАРФЮМ
Я не против пудры и помады,
ядовитых, тягостных духов, —
вы употребляйте, если надо,
я же — отойду на пять шагов.
Красота — обманчивое дело,
юность — горяча и без огня...
Запах ненадушенного тела
во сто крат вкуснее для меня!
Нет, парфюм — не фетиш, не икона,
но и — не бессмысленное зло:
как-то раз стакан одеколона
стебанул — от сердца отлегло.
ПОВОРОТЫ
Вначале — пешкодралом — по прямой
с портфелем в школу и назад — домой.
Как вдруг — необычайный поворот:
Война Великая! И всё — наоборот.
Ты рос в семье, златоволосый сын,
но — поворот! И вот уж ты один.
Ты в рот не брал спиртного, пьянство — вздор,
но — поворот, и... пьяный до сих пор.
Свободен был, хотя блуждал во тьме...
Но — поворот, и ты уже в тюрьме.
Пришла любовь, и прошлое — на слом:
вновь поворот, а там блондинка за углом!
Была страна богата и сильна,
но — поворот, и нету ни хрена.
А там, глядишь, последний поворот:
монетки на глаза, и муха лезет в рот.
***
Сколько в мыслях шума,
суеты, проклятий...
Посиди, подумай,
не бухти, приятель.
Чем ты там сегодня
ни гордись, ни славься,
ты — из пьяной сотни...
Не ворчи, расслабься.
Доля просвистела,
как стрела из лука...
Вот какое дело,
вот какая штука.
НЕ ПО ПЛЕЧУ
Как тут не вспомнить всуе Бога,
религиозный ощутив бардак:
Господь — один, а вер — премного!
Да разве ж, братцы, можно так?
Отсюда все наши пороки...
Един Аллах, то бишь — един Творец,
все остальные — лишь пророки.
Создатель — сущему венец!
...Вот написал и стало жутко:
в какие, дядя, лезешь ворота?
Забейся в норку, мышь-малютка,
нишкни! И не гневи Христа.
***
Не по прямой — кругами
вокруг столба судьбы...
Перебирай ногами,
не соскользни с тропы.
Следи росы сиянье
и звёздный хоровод.
А слово "россияне" —
забудь! Спроси народ:
Ты кто? Ответ стоустый
из окон и дверей:
татарин, чукча, русский,
а Лёвушка — еврей.
СТЕКЛОТАРА
Деревья в парке — под наркозом,
в щетине инея — мороз!
Неповторимы лики, позы
раздетых клёнов и берёз.
И липа... Нет, не вековая —
девица в кружевном платке,
не существует — созревает
на новогоднем пикнике.
А вот и ёлочка!
Ухмылка
вдруг моего коснулась рта:
стоит под ёлочкой бутылка,
невзрачная, как сирота.
Прозрачная — раздумьям пища,
снегурочка из-под пивка...
Никто ее — ни принц, ни нищий —
не оприходовал пока...
ДОТЯНУТЬ ДО УТРА
Это было вчера:
в голове — заварушка...
Дотянуть до утра —
до свиданья, подушка!
Дотянуть до зари,
до проталинки в небе...
Ну, а с солнцем внутри —
хоть в голодные степи!
Дотянуть до звонка
желтогрудой синички,
до куста, где река
холодна по привычке.
Дотянуть до огня
в том крестьянском окошке.
Снова сесть на коня
и — по старой дорожке!
ТОРЖИЩЕ
По набережной в шляпе
и в пламенном плаще
солидный, как Шаляпин,
идет — на торжи-ще!
Там хищные поэты
в бородках и без них
бубнят свои сонеты
и прочий псевдостих.
Они отнюдь не братцы,
а так... полушпана.
Им надобно продаться,
хоть виршам — грош цена.
Готовые друг друга
обкушать до костей...
У них с мозгами туго,
а дух-душа — злодей!
...А добрый сочинитель
сидит в своём углу.
Он сам с собой воитель,
не приглашён к столу.
ОДУВАНЧИК
Внешность всякая обманчива, —
взять хотя бы облик мой:
стал я "божьим одуванчиком",
но в душе, как штык, — прямой!
— "Штык? В душе? Дедуля — шутите:
одуванчик вы, увы.
И стихи, как парашютики,
облетают с головы..."
Ну и ладно, себе думаю:
отслужил, но — не залёг.
И торчит мой — "божьей дудкою" —
из-под снега — стебелёк!
АУТОДАФЕ
Истлевает костёр на снегу,
провалился до самой землицы.
Я на нём свои вымыслы жгу:
брать в дорогу сей хлам — не годится.
Я сижу — подо мной чемодан.
Вьюга пепел бумажный уносит...
Мне на сборы Спасителем дан
срок — с весны по уютную осень.
Прогорело... Остался дымок.
Он витает над спёкшейся лункой.
...Не шутейную жизнь превозмог
в этом мире холодном, подлунном.
АНТИУТОПИЯ
Нет, в Гефсиманском не был я саду.
Ни в ад, ни в рай — наверняка не попаду,
В Создателя сей жизни на земле
я — верю... Но барахтаюсь во зле.
И хоть прослушал проповедь Добра, —
опять рычал в троллейбусе вчера.
Проснулся на земле...
Спросил её: "Ты — кто?"
— "Я — ваше кладбище по имени Ничто.
Я ваших вер и чаяний приют.
Здесь на деревьях птички Божии поют.
Здесь! Только здесь —
и смрад, и благодать.
А за чертой Земли
вам Бога — не видать."
ВАЛУН
На дне распадка, где ручей,
лежал валун. Он был ничей.
На нем порой сидела птица,
что из ручья могла напиться.
По вечерам туман ему —
как бы набрасывал чалму.
И что-то было в его лике
от слов: задумчивый, великий...
Вне времени, как Божий дар,
он был не молод и не стар.
Он спал. Что делать валуну? —
Возник и отошёл ко сну.
И не его, пардон, вина,
что — не любил, не пил вина,
