Самоуправление простиралось и много дальше. Известен случай, когда целый класс ушел в ближайший лес и оставался там несколько суток, до тех пор, пока директор не отменил несправедливое решение об увольнении одного кадета. В мемуарах зафиксирован и другой пример. В младших классах завелась азартная игра, причем играли сначала на пирожки, которые подавали к ужину, а потом и на котлеты. У многих ребят росли долги на месяцы вперед. При довольно скудной кормежке должники начали буквально голодать. Вмешались старшекурсники. Демонстративно играя втроем против одного, они погасили все долги. После этого кадетский парламент вынес постановление навсегда прекратить азартные игры.
Незабываемым событием кадетской жизни был ночной парад на корпусном плацу, на котором выпускники передавали старшинство следующему за ними курсу. Выбирался новый Генерал и другие преемники кадетской власти. Преподавателей к участию в этой церемонии категорически не допускали.
Учеба в корпусе заканчивалась экзаменами на «матуру» - аттестат зрелости, позволявший поступать в югославские и французские вузы. Большинство выпускников поступали в Белградский университет, другие уезжали на учебу в Бельгию или Чехословакию, где к концу 30-х образовались крупные кадетские сообщества, оказывавшие всяческую помощь вновь прибывающим.
Самой драматической страницей истории русского зарубежного кадетства стала Вторая мировая. Тогда впервые было поставлено под сомнение до тех пор незыблемое кадетское братство. Серьезные разногласия в рядах кадетов начались после нападения Гитлера на СССР. Все восприняли это событие по-разному. Одни сочли сотрудничество с немцами предательским и для себя невозможным, другие придерживались прямо противоположной точки зрения. Последние полагали, что вступить в ряды вермахта значит участвовать в освобождении России от большевиков. На волне таких настроений возник кадетский Союз нового поколения, призывавший всю русскую молодежь к активной борьбе с большевиками, даже ценой сотрудничества с оккупантами. Тогда же в Югославии был сформирован Русский охранный корпус под командованием генерала Михаила Скородумова, в который вступили много кадетов. На русском фронте корпус, правда, не был, но в Югославии старательно боролся с партизанами. При приближении советской армии «охранители» стали с боями прорываться сквозь боевые порядки армии Тито на запад, выжить удалось единицам.
По другую сторону оказались кадеты, вступившие по окончании корпуса в югославскую армию. Они первыми приняли бой с Германией, когда она напала на Югославию. Большинство их погибли, другие оказались в немецких лагерях военнопленных.
Одна из ярких судеб - Павлик Гайдовский-Потапович. Он родился в 1905 году недалеко от гоголевской Диканьки. В 1920 году вместе с Крымским кадетским корпусом эмигрировал в Югославию. После окончания Белградского университета получил место инженера на угольной шахте бельгийского Лимбурга. В 1942-43 годах оккупировавшие Бельгию немцы прислали на работу в шахту советских военнопленных и так называемых остовцев. Гайдовскому как единственному из инженеров, знавшему русский язык, поручили обучение новой рабсилы ремеслу.
У него, однако, были насчет соотечественников другие планы. Через своего друга-кадета Петра Крылова Павлик связался с бельгийским движением Сопротивления - так называемой Секретной Армией. Был организован побег пленных, который вошел в историю как самый дерзкий и массовый. После войны бельгийское правительство наградило Гайдановского медалью Сопротивления - высшей военной наградой для штатских лиц.
В послевоенной Югославии жизнь русских белоэмигрантов стала очень тревожной. После прихода советских войск начались аресты и депортации, многие кадеты бесследно исчезли в ГУЛАГе. Впрочем, единицам удалось уцелеть. Кадет Никита Дурново незадолго до конца войны вернулся в Югославию, где его арестовали. Отсидев десять лет в концлагере, он был выпущен из Советского Союза как иностранный подданный.
Вернулся Дурново полным инвалидом. Но в одном из писем другу писал: «Я не жалею о годах, проведенных в лагерях, и не беру это с трагической стороны. Наоборот, я теперь больше привязался к нашим. Да, конечно, годы под советчиной многих испортили, но нельзя ведь по ним всех ровнять».
Те кадеты, кому повезло больше, получили после войны возможность покинуть пределы Югославии. Некоторых из них судьба занесла в самые непредставимые места планеты. По мнению автора журнала «Кадетская перекличка», на земле нет такого угла, где не жил бы хоть один выпускник корпуса.
Например, Александр Пущин уехал из Югославии в Заир. С большим юмором он рассказывал о том, как изучал без книг, словарей и преподавателей местные негритянские наречья кисуаили и линтала.
Кадет Ростислав Подрузский завербовался с группой бывших соучеников по корпусу в Марокко и остался на всю жизнь в маленьком поселке Дар-Улд-Зиду. Языки ему давались с трудом, зато он учил арабских детей с голоса запоминать стихи Пушкина и басни Крылова.
Николай Гуцаленко уехал в Перу с колонией кубанских казаков генерала Павличенко и на долгие годы исчез из поля зрения. Через много лет он подробно описал свою жизнь. Вот выдержки из его писем.
«Отговаривали меня друзья, но, упрямый хохол, я все же уехал, хоть и жалел потом и проклинал судьбу, трясясь от желтой лихорадки. Спасаясь от нее, убежал в конце концов на высокие горы (4000-5000 метров над уровнем моря), где женился, прижил пятерых детей, и есть у меня 13 внуков. Дети и жена - здешние граждане индейцы, меня зовут Белым Индейцем. Ведь я прожил более 50 лет и многому от них научился, особенно лечиться травами и корнями. В моем кабинете - русский уголок, где висят портреты Императора Александра III и последней Императорской Семьи, мои донские погоны, а на иконах вышитые полотенца - подарок мамы. Там же находится альбом фотоснимков из корпусов в Сараево».
Конечно, портрет Александра Миротворца в Богом забытой перуанской глуши только насмешит ловкого, пошлого умника, считающего, что уж он-то знает, как прожить жизнь и не потеряться. Над консервативной, «не смирившейся» частью эмиграции вообще принято подтрунивать еще со времен Ильфа и Петрова («Вы, я надеюсь, кирилловец?»). Считается, что кирилловцы, кадеты, монархисты и все их церемониалы - оперетка, недоразумение, чванство на пепелище и только. Иначе взглянуть на них помогают простодушные, чудесные мемуары великого князя Александра Михайловича - точнее, важнейшая их глава под названием «Невидимая Империя князя Кирилла». Только прочтя ее, понимаешь, как не прав был великий князь Николай Николаевич с его идеологией «непредрешенчества» и как правильно поступил Кирилл, создав внешне бестолковый, переживший свое время, карнавальный «императорский двор». Ибо он нужен был им, одиноким кадетам и офицерам, в жизни которых память была равнозначна смыслу, призванию и любви.
Невозможно без слез читать о том, как в начале 1930-х какой-нибудь поручик, затерянный на Юге США или в Северной Африке, работавший официантом и по выходным только достававший ветхий мундир, с обидой писал Государю Императору: все мои сослуживцы, дескать, уже переведены Вашим Величеством в следующий чин, и только я почему-то обойден Вашим приказом. И, конечно же, царствующий дом немедленно издавал торжественный рескрипт, жаловавший офицера званием. Как писал классик, знаете ли вы, что это такое, когда человеку некуда пойти? О каком непредрешенчестве, о какой смене вех или «мудрой аполитичности» можно было говорить, когда тысячам брошенных людей требовались утешение и поддержка. Конечно же, им нужна была Империя, - и что с того, что она была невидима?
Одиночество кадетов, разошедшихся по миру из своих закрытых училищ, этих Гриневых эпохи победившего Пугачева, заслуживает почтения вне зависимости от того, склонны ли мы разделять их идеалы, чужды или близки нам их наивные, но стойкие принципы, давно уже обороненные от современного циника могильным камнем. И дай-то Бог всем тем, кто станет смеяться над «русским уголком» в комнате бедного эмигранта, найти для себя хоть какой-то приют в тот неизбежный момент, когда наша хрупкая Россия в очередной раз забудет своих не вовремя выросших мальчиков.
* ДУМЫ *
Евгения Долгинова
Отвяжись, я тебя умоляю
Чем хуже россиянину, тем лучше эмигранту
Он родился в империи, в столице или на окраине без моря, в Москве, Бухаре или Львове, подростком был увезен в Израиль или США, получил образование, женился, разродился, купил дом в кредит, поездил по миру - живи не хочу.
