Собственно говоря, никакой аварии не было. Ее и не могло быть. Реактор стоял на ремонте, к тому же на наших установках даже при неосторожности попасть под облучение трудно. Автоматы – стражи верные и незаметные. Они поистине "невидимки", которые сами видят все хорошо и не пускают никого за пределы биологической защиты.
Описанная выше сценка – не что иное, как аварийная тренировка. Будучи на одном из реакторов, я попросил службу радиационной безопасности продемонстрировать свое мастерство. Они это сделали с удовольствием. Ведь самим-то приходится наблюдать подобную «экзотику» лишь во время "учений"…
У физиков есть термин "разгон реактора". Иными словами, это когда реакция вырывается из-под контроля.
Словно обезумевшее животное, она не слушается хозяина, становится неуправляемой. Мощность реактора нарастает. Как бурная река, размывшая плотину и водопадом устремившаяся вниз, бушует поток нейтронов в лктивной зоне. И не будь аварийных мер, реактор вышгл бы из строя.
Аварийные стержни подстраховывают регулирующие.
Если начнется разгон реактора или откажет какой-либо из узлов, в активную зону опускаются дополнительные стержни, усмиряющие водопад нейтронов. Реактор останавливается…
Да, бдительный оператор внимательно следпт за приборами. Обстановку ему постоянно докладывают автоматы. И как хорошо, когда стрелки в нужном положении, не мигают сигнальные табло – все нормально.
А чтобы так было, все узлы и аппаратура, прежде чем стать на предназначенную им вахту, подвергаются длительным и разнообразным испытаниям на стендах.
Здесь сдается экзамен на работоспособность. Экзаменаторы же придирчивы и внимательны. От них не ускользнет ни малейший дефект…
Непосвященному стенд кажется каким-то необычным сооружением звездных пришельцев. Улетают ввысь стены, человек совсем теряется на их фоне… Все здесь сделано ради одного: проверки «механизмов» реактора на термостойкость, живучесть, выносливость. Внутри стенда нет ни урана, ни плутония. Но хотя в его «топке» не горит ядерное горючее, однако имитация полная.
Как поведут себя материалы при высоких температурах и давлениях? Выдержат ли узлы? Приборы на пульте управления стендов показывают: выдержат!
Но экзаменаторы медлят с ответом долгие часы.
Слишком много вопросов задают инженеры, немалое число проверок надо провести.
Прежде всего это испытания на термическую усталость. Еслн возьмем металлический стержень, крепко зажмем концы и будем его попеременно нагревать и охлаждать, то он искривится или покоробится, да еще на нем появятся трещины – из-за так называемых термических напряжений. Под действием температуры стержень стремится расшириться (вспомните: между рельсами всегда есть зазор – зимой он больше, летом меньше), однако его концы накрепко схвачены. Молекулы внутри металла движутся быстрее, но они кэк бы спрессованы с обеих сторон. И им ничего не остается, как чуть-чуть изогнуть стержень. Если в этот момент он охлаждается, молекулы замедляют свое движение. И вновь нагрев, и снова охлаждение… Как ветер и вода превращают в песок самые твердые скалы, так и термические напряжения постепенно разрушают металл.
В реакторе, где к тому же возможен перепад температур, термическим напряжением «помогают» излучения.
Поток частиц, плотно наполняющий активную зону и смежные области, пронизывает материал: и «ослабляет» его. Не остается в стороне и коррозия. Стоит только гденибудь образоваться микроскопической трещине, она тут как тут. Вот почему инженеры и ученые не перестают бороться с термическими напряжениями… Вся тяжесть ложится на конструкторов, которые должны предусмотреть, чтобы металл реактора не "уставал". Именно поэтолму и скорость изменения температуры в действующей установке невелика.
В краткой энциклопедии "Атомная энергия" написано: "Сопротивление термической усталости сильно зависит от условий и методов испытания, стандартизация которых еще не проведена". Энциклопедия вышла в начале 60-х годов, сегодня вторая половина этой фразы устарела. Уже не только разработаны методы и аппаратура испытаний – стали привычными сами испытания.
"Отличники" прошли самое трудное – пережили даже такие условия, которые не встретятся в действительности. В частности, им довелось принять на себя так называемый тепловой удар. Он может произойти, если, например, разорвутся трубы первого контура. Температура резко взмывает вверх, и напряжения увеличиваются подчас в несколько десятков раз, Для металлических конструкций однократный тепловой удар не так уж опасен: он гасится пластическими деформациями. Хуже обстоит дело с хрупкими материалами. Керамика – та просто рассыпается.
Да и самый прочный металл при неблагоприятных обстоятельствах может стать хрупким! И поэтому уже в процессе изготовления принимаются всяческие меры, чтобы увеличить стойкость материалов при больших тепловых нагрузках. Для этого вводят различные добавки, устраняются резкие переходы и надрезы в деталях, где концентрируются температурные напряжения… И хотя это делается заранее и как будто все предусмотрено, детали, предназначенные для активной зоны реактора, в своем "аттестате зрелости" должны иметь отметку и по испытанию на тепловой удар.
Чернобыль. Первые минуты и часы аварии
"Совпадение многих самых неблагоприятных факторов привело к аварии, считает академик Е. Велихов. – Можно ли было ее смоделировать? Как ни парадоксально эго звучит, по физики даже не могли и предположить, что такое случится… И дело не в теоретических расчетах, во время процесса остановки реактора на ремонт были допущены обслуживающим персоналом столь элементарные ошибки, что даже поверить в них трудно…"
Как часто ошибка одного или нескольких человек приводит к трагедии?! И масштабы ее увеличиваются, если имеешь дело с современной техникой. Причем до таких размеров, что и предположить трудно…
Мы долго не можем начать разговор. Несколько минут назад пришло сообщение, что умер Лелеченко. Ожоги и облучение сделали свое дело. Лелеченко был их другом…
Владимир Лыскин и Николай Олещук мастера электроцеха Чернобыльской АЭС. В день аварии они, находясь у самого реактора, который сквозь щели излучал смертельные дозы радиации, вместе с товарищами восстанавливали повреждения на силовом оборудовании.
– Он был беспартийным, наш Саша Лелеченко, – наконец начинает Владимир, – но мечтал стать коммунистом. Он вел себя в эти трудные часы как настоящий герой.
– Мы не думали о том, что это опасно, – говорит Олещук, – надо было подать энергию, без которой масштабы аварии могли бы сразу расшириться…
У коммуниста Лыскина на АЭС работает сын Евгений, здесь же на насосной станции трудится супруга.
– Как это началось?
Николай Олещук и Владимир Лыскин долго молчат, и мы понимаем их трудно вспоминать ту ночь. Однако надо вспомнить все – до мельчайших подробностей, чтобы люди знали, как вели себя те. кто начал сражение в Чернобыле. И они рассказывают не о себе, а обо всех – они были лишь частью большой группы людей, которые работали в ту ночь на станции или в первые часы после аварии прибыли сюда.
– Мне позвонили сразу же, – говорит Николай, – приказ был краток: "Подымай людей!" Из семнадцати человек дома оказалось семеро. Остальные отдыхали: все-таки суббота, а у нас места великолепные – рыбалка отменная… Вот они и уехали. Понял, что ситуация стожная, когда увидел машины "скорой помощи", которые шли на станцию… Ну а когда добрался на свой 4-й блок, стало ясно, насколько тяжела авария.
– Вывалился графит, лежит на полу – фон очень большой, – добавляет Виктор.
– Но забывали об опасности, потому что надо было проверить трансформаторы… Потом начало затапливать кабельные каналы…
– А Лелеченко и о безопасности людей думал. Обо всех, кроме себя. Надо было перекрыть задвижки подачи водорода. Никого не пустил, а сам пошел… Это подвиг… Он думал о своих ребятах. Александр Григорьевич очень любил работать с молодыми, брал их в дех, учил.
И все его очень любили – он был настоящим наставником. Так вот, Лелеченко внимательно следил, чтобы никто из его ребяг не получил опасной дозы. Он буквально выгонял их из цеха, а сам не уходил… А потом ужо еле держался на ногах, но, заметив наше состояние – по лицам, наверное. вдруг начал рассказывать анекдоты…
– Ощущение необычное – ничего не чувствуешь.
Тебе ни холодно, ни жарко… Но когда включили трансформатор, стало сразу же легче на душе – ведь удалось подать питание на аварийный блок.
– Те, кто был на станции, не уходили. Каждый понимал свою задачу. Кстати, люди, далекие от атомной энергетики, вели себя гораздо хуже, боялись.
– Припять – город молодой, жизнерадостный. На этой станции многие с первого блока. Я раньше работал на Курской АЭС, – говорит Олещук, прекрасный коллектив сложился, а тут беда. До сих пор не верится, что такое произошло…
